Глава первая. Гермиона****
- Миссис Уизли, вы просили напомнить вам о встрече, назначенной на семь.
- Мисс, - поправляю я и добавляю: - И я снова Грейнджер.
- Да, - неохотно соглашается моя секретарь и поджимает губы.
Я равнодушно отворачиваюсь от нее. Меня уже давно не трогает чужое мнение. Слишком много всего произошло. И я уже совсем другая. Не та девочка, которая искала одобрения взрослых и так старалась всем понравиться. Мне уже не нужны баллы, чтобы измерить чью-то любовь. Мне вообще уже мало что нужно. И мало кто. И когда все так изменилось? Никто, наверное, не скажет. Потому что это уже не важно.
- Вы можете идти, миссис Ханниган. Сегодня вы мне уже не понадобитесь.
Секретарь кивает и выходит из кабинета, тихо прикрывая за собой дверь.
Я рассеянно отбиваю дробь на столешнице стола. Никогда не отличалась хорошим слухом, поэтому выходит откровенно плохо. Взгляд перемещается на фотографию, которую я все никак не могу убрать. Подумать только, а ведь я была счастлива, действительно счастлива. И Рон, который так крепко обнимал меня тогда, когда Колин делал этот снимок, откровенно радовался тому, что мы вместе. Мы были молоды и беспечны настолько, насколько это вообще было возможно, учитывая то, что еще предстояло сделать очень многое, ведь столько всего было разрушено после войны…
Я подошла к камину, взяла горсть летучего порошка и бросила его в огонь.
- Больница Святого Мунго, кабинет главного колдоврача, - я сделала шаг вперед, и зеленый огонь поглотил меня.
****
- Ге-ми-о-на, - радостно лопочет Рон и тянет ко мне руки.
Я приклеиваю улыбку и подхожу к нему. Касаюсь его щеки, он доверчиво трется о мои пальцы. Сердце сжимается, но я не перестаю улыбаться.
- Его состояние улучшилось, - говорит мистер Робинсон. Ему бы в аврорате работать с такой комплекцией. Но он избрал своей профессией исцеление волшебников и уход за ними. Хороший человек, но уж больно оптимист.
- О чем вы? - мне самой неприятны стальные нотки в моем голосе, но я, кажется, разучилась разговаривать по-человечески.
- Изменения могут показаться незначительными, но поверьте, это большой прогресс, что он стал узнавать не только вас…
- Кого еще? - я перебиваю его.
- Меня, мисс Граунд…
- И все?
- Пока да, но, если учесть, что еще совсем недавно он…
- Мистер Робинсон, он здесь уже второй год, а вы утверждаете, что то, что он выучил ваше имя и имя ухаживающей за ним медиковедьмы – прогресс. Простите, но я вам не верю, - я ласково перебираю отросшие волосы Рона. Он хватает мои пальцы и нежно гладит их. Мне становится больно, будто он не гладит, я сдавливает их, и я одергиваю руку. Рон обиженно смотрит на меня, но это единственная его реакция. Наконец, он отворачивается, и я вспоминаю, что нужно дышать. Я поднимаюсь и иду к двери. Смотрю на Робинсона снизу вверх: - Дайте мне знать, когда ему действительно станет лучше.
Колдоврач отходит в сторону, и я выхожу. Уже у камина больницы я понимаю, что по моим щекам текут слезы. Я с недоумением провожу рукой по лицу и смотрю на свои влажные пальцы. Дежурная медиковедьма бросает на меня сочувственный взгляд, я сердито отворачиваюсь и спешу покинуть это место.
****
Я подписываю документы из последней пачки и устало откидываюсь о спинку кресла. Взгляд задерживается на часах – начало третьего. Как обычно, засиделась. Хоть и пришла домой сравнительно рано, в десять, все равно не смогла сразу уснуть. Поэтому пошла в кабинет, рассортировала документацию по степени важности и принялась за работу. Я просто не представляю себя попусту проводящей время.
Привычка, которая доводила Рона до кипения.
Я тогда просто посмеивалась и принималась убеждать в том, как важно то, над чем мы работали, как важно не опускать руки, а методично, по крупицам восстанавливать разрушенное. Вот только я так увлеклась всем этим, что не заметила, как мы с Роном стали отдаляться друг от друга. Как-то между прочим узнала, что у него появилась любовница. Помню, меня это тогда задело, но не было времени на истерики – я как раз работала над очень важным проектом. Предложила Рону обсудить это за ужином. Он так странно на меня тогда посмотрел… никогда не думала, что он так может. Так… по-взрослому, не обиженно, а осуждающе. Чего он тогда от меня ждал? Я не знаю. Только вот ужин, конечно же, не состоялся, как и сам разговор. У меня, как всегда, нашлись более важные дела. Рон предложил развестись, я пожала плечами, сил на то, чтобы воспротивиться этому, не было. Я просто не ходила в суд на слушание дела о разводе. Рон посчитал, что это потому, что я все еще любила его, и остановил процесс. Мы, а если быть совсем точной, он, попытался все начать сначала. И секс был, и тот самый ужин, и свечи… только вот я все никак не могла бросить свою работу. Меня пригласили в комитет по восстановлению больниц в стране, отказаться я, разумеется, не могла, и все вернулось на круги своя. И Рон смирился.
А потом произошел несчастный случай. Во время одной из операций Рон наступил на какой-то зачарованный артефакт в доме бывшего Упивающегося, что-то произошло с его разумом… мой муж… в общем, почти то же, что с родителями Невилла. Если раньше я жила работой, то теперь я стала жить на работе. А какой смысл возвращаться в пустой дом, где все напоминает о том, что было или могло быть? Через год после того, что случилось с Роном, я развелась с ним. Молли настояла. По закону я, как жена, была обязана присматривать за мужем, но у меня просто не было времени, а, точнее, моральных сил, делать это. А еще это мешало моей работе, ведь репутация в магическом мире до сих пор на многое могла повлиять. Я нашла время прийти в суд, подписала все необходимые бумаги. И Молли взяла на себя уход за сыном. Я тогда с каким-то постыдным облегчением вздохнула. А спустя полгода Молли не стало, и я была вновь вынуждена взять на себя опеку над, пусть бывшим, но мужем, ведь после войны у него совсем не осталось близких. Я пошла путем наименьшего сопротивления – оплатила палату и уход в Святого Мунго. Раз в месяц я навещала Рона, почти терпеливо выслушивала отчет главного колдомедика больницы, а потом вновь уходила в работу. Меня не интересовало происходящее в мире, на меня даже друзья махнули рукой. И правильно. Так даже легче. Нет необходимости выносить жалостливые взгляды.
От воспоминаний меня отвлекает стук в окно. Я впускаю сову в комнату, позволяю ей сесть на специальную жердочку, снимаю с лапки скрученный в свиток пергамент и протягиваю один кнат. Сова хватает монетку, легонько царапая ладонь, и улетает в окно прочь. Я разворачиваю пергамент и хмурюсь. Луна родила ребенка. Они с Невиллом приглашают меня к себе, надеются, что я не откажусь. Внезапно меня охватывает такое огромное чувство стыда, что я чуть не задыхаюсь. Я даю себе слово навестить друзей. И пусть будет жалость в их глазах. Я вынесу. Мне просто отчаянно необходимо почувствовать себя живой, хоть ненадолго.
****
Весь вечер я сдерживаюсь, чтобы не сбежать. Собралось почти пол курса Гриффиндора. Все так счастливы, все с детьми, и даже Гарри с сыном пришел. Очаровательный рыжий мальчишка с зелеными глазами не дает мне покоя ни минуты, постоянно требует к себе внимания. Гарри со смущением и плохо скрываемой отцовской гордостью объясняет, что я, верно, понравилась маленькому Джону. А мне так тяжело смотреть на этого малыша – он так похож на Джинни. А потом я случайно перехватываю взгляд Гарри, и мне становится стыдно – а как же он? Ему ведь во сто крат хуже. Джон – это единственное, что у него осталось от любимой жены. Такая трагедия. А если принять во внимание подробности…
- Ге-ми, - шепелявит мальчик и тянет ко мне маленькие ладошки, испачканные шоколадом.
Я беру салфетку и осторожно вытираю крохотные пальчики. Чувствую, как дрожат мои руки – ощущение детского тела приводит в трепет, сбивает с толку. Так вот, что все они чувствуют… невероятное тепло, ком в горле и безграничную ответственность – ведь дети – такие маленькие, такие хрупкие, за ними нужен глаз да глаз…
Я оборачиваюсь и встречаюсь глазами с Луной. Она понимающе улыбается и кивает. А я вдруг начинаю задыхаться. Комната становится меньше, голоса раздаются неясным гулом, тело вдруг перестает слушаться. Я хватаюсь за краешек стола, стараясь удержаться на ногах.
- Гермиона… - встревоженно произносит Гарри и подхватывает меня под локоть. - Ты в порядке? Воды? На свежий воздух?
Я киваю, чувствуя, как пересыхают губы.
- Мерлин, ты такая бледная, - он чуть ли не выносит меня из комнаты.
На балконе мне становится немного лучше. Я жадно вдыхаю воздух уходящей весны. Остатки свежести и ароматы отцветающих деревьев…
- Что с тобой? - нарушает тишину Гарри.
Я вздрагиваю, оказывается, он не ушел. Медленно оборачиваюсь и пристально смотрю на него. Прошло всего-ничего – семь лет со дня его победы над Волдемортом, а Гарри почти не изменился. Только глаза… я вглядываюсь в них, меня буквально затягивает эта темно-зеленая бездна… надо же, не только у меня там пусто…
- Ты скучаешь по ней? - я знаю, мой вопрос причиняет ему боль, но ведь мы так и не поговорили тогда.
Роды были слишком тяжелы для Джинни, и даже колдомедицина оказалась бессильна. Джона еле спасли – несколько дней мальчик находился между жизнью и смертью. Все случилось слишком неожиданно. Всю беременность Джинни перенесла хорошо, но вот в день, когда начались схватки… все пошло не так с самого начала… сначала чуть не сгорел дом в Годриковой Лощине, который Гарри восстановил после окончания войны – накануне вечером Джинни оставила свечи на кухне у окна, а утром легкий ветерок всколыхнул занавески, и те мгновенно вспыхнули от почти угасшего огня свечей. Гарри еле успел погасить пожар. Потом начались схватки, Джинни кричала, что все совсем не так, как ей рассказывали на курсах молодых матерей, что что-то не то с частотой сокращений. Гарри немедленно доставил ее в больницу Святого Мунго, там ее подхватили под руки медиковедьмы и повели в специальную палату. Главный колдомедик не пустил Гарри к жене, сказал, что тот будет только мешать. Гарри до сих пор не простил ему этого… спустя почти сутки, когда уже собрались почти все родственники и друзья, когда были прочтены молитвы всем богам, о которых только было известно, когда Гарри дважды пришлось удерживать от того, чтобы он не придушил вездесущих журналистов, которые откуда-то узнали, что жена спасителя магического мира рожает, когда Молли потеряла сознание от переживаний, вышел колдомедик, принимавший роды у Джинни. На его лице было написано такое сожаление, что все сразу все поняли. Я уже не помню, кто первый закричал неверящее «Нет!» – Гарри или Молли с Роном. А, может, все разом. Мы все были в шоке. Кажется, я тогда единственная поинтересовалась ребенком. А Гарри бросил на меня такой злой взгляд, что я отшатнулась…
Он не принимал Джона почти два месяца. Он не пил, не разрушал все в их с Джинни доме. Он просто отгородился ото всех. А потом Молли не выдержала и пришла к нему. Никто до сих пор не знает, что она ему тогда сказала, но Гарри забрал сына. Посвятил себя ему целиком. Мы виделись после. Не так часто, как раньше. Я уже упоминала, что все мое время было посвящено работе, да и Гарри не рвался встретиться со мной. Иногда мне становилось грустно – ведь когда-то нас связывала такая крепкая дружба, что казалось, ее ничто не сможет разрушить. Оказалось, сможет. Мы сами все поломали. Добровольно. Было слишком больно, а мы оказались слишком слабыми и нерешительными. Одно дело – бороться с Волдемортом, другое – с самими собой…
Я не думала, что Гарри ответит мне. Но он как-то неожиданно, будто уже давно хотел этого, сказал:
- Очень. Не было дня, чтобы я не вспомнил о ней.
Я закрыла глаза. Какая-то странная усталость накатила на меня. Последние несколько дней были особенно тяжелы для меня – сначала тот визит к Рону, потом небольшие неприятности на работе, теперь этот вечер…
Я подошла к Гарри и обняла его.
- У вас с ней замечательный малыш.
Руки Гарри сомкнулись вокруг моих плеч, он спрятал подбородок в моих волосах.
- Да, он лучший… а еще… ты ведь заметила, как они с Джинни похожи? У него только мои глаза и прическа…
- Гарри, мне так плохо, - я сама удивилась своим словам. Что я делаю? Взваливаю свои переживания на человека, которому и так несладко в этой жизни пришлось. Эгоистка. Жечь меня надо. Или просто изолировать от общества.
- Я заметил… - а потом хмыкнул: - Хороши же мы оба – парочка неудачников, которым все завидуют…
Я непонимающе посмотрела на него.
- Да ладно тебе, ты что, не видишь, что вокруг происходит? Как на нас смотрят? Что о нас пишут? Я – чертов Золотой Мальчик, самый желанный холостяк страны согласно какому-то там дурацкому опросу в журнале для ведьм. Не смейся, - предупредил он, почувствовав, как затряслись мои плечи. - Мне Холли сказала. Это девушка, которая помогает мне присматривать за Джоном и убирается в доме.
- Ну, хорошо, тебе завидуют, - согласилась я, все еще подавляя истерические смешки. - А меня ты почему к гильдии неудачников приписал?
- А ты – самый молодой сотрудник Отдела Реконструкции при Министерстве. Замечу, самый востребованный и талантливый. Да тобой все восхищаются! Я неоднократно читал заметки о деятельности твоей группы в «Пророке».
- Ты что, читаешь этот хлам?
- Джону нравится последняя страничка с комиксами, а я люблю что-то читать по утрам за завтраком, - пожал плечами Гарри. - Так что ты там говорила? Тебе плохо? - не дал он мне сменить тему разговора. - Гермиона, а давай к нам, в Хогвардс? Нам не помешает квалифицированный преподаватель. А у тебя докторская по Трансфигурации и Чарам…
- Может, и к вам, - вдруг согласилась я. Что за странный вечер? Я же знаю, что не смогу бросить свою работу. У нас еще столько проектов.
- Я серьезно, - Гарри потерся подбородком о мою макушку.
- Я подумаю, Гарри, - кивнула я и осторожно высвободилась из его объятий. - Пошли внутрь, нас уже, наверное, хватились. А я еще обещала Джону наколдовать мыльных пузырей…
****
Я отказалась от предложения Невилла провести меня домой. Аппарировать не хотелось, летучий порошок уже просто осточертел, ведь я пользовалась этим способом перемещения в пространстве по сто раз на дню. Еще я была немного пьяна, а вечер был слишком хорош, чтобы не насладиться его благословенной прохладой. Луна прошептала «спасибо» мне на ухо, когда я уходила. Признаюсь, меня смутила эта ее благодарность. Неужели я настолько отдалилась от своих друзей, что можно даже просто предположить, что я могу не прийти и не поздравить с рождением первенца? Стало гадко, и я поспешила уйти.
Небо сегодня такое ясное, такое зовущее… и воздух… как давно я не позволяла себе простой прогулки вместо работы или хотя бы после нее? Да и позволяла ли когда-нибудь? Разве что с Роном, в первые месяцы после нашей свадьбы.
Я бреду по мостовой, заснув руки в карманы и устремив немного пьяные глаза в небо. Благо, уже поздняя ночь, никакого транспорта, можно побыть беспечной. Слегка кружится голова. А еще хочется петь и танцевать. Я чувствую себя птицей, которая по какому-то странному стечению обстоятельств оказалась на земле. Что же я здесь делаю? За что? А?
- Идете, - отвечает мне спокойный голос.
Я резко перевожу взгляд на говорящего со мной мужчину. Я что, задавала все эти глупые вопросы вслух? Вот дурочка. Стыдоба. Представляю, что он обо мне думает – взрослая тетка напилась, как сапожник, а теперь еще и разговаривает сама с собой. Потом вспоминаю, что мне уже давно плевать на чужое мнение и гордо поднимаю подбородок.
- Эээ… - глубокомысленно комментирую я его ответ.
И тут замечаю кое-что. В глазах немного двоится, но вряд ли мое сознание настолько жестоко, чтобы шутить со мной таким образом.
- Малфой? Это ты?
- Он самый, - на лице мужчины изумление. - А мы разве знакомы?
