ПотребляйНазвание: Крокообразность.
Автор: rane.
Бета: --
Жант: Роман/Ангст
Размер: миди
Дисклеймер: Боже упаси мои загребущие ручонки
Предупреждение: снова то же самое: увидете ООС - скажите мне, я буду начинать долго думать
*
Невысокий мальчуган забрался с ногами на широкую качель и (сразу) доверчиво посмотрел на сидящего рядом паренька.
- Зачем ты куришь? – спросил он.
- Мне так хочется, - ответил парень безучастно и, резко поднявшись, выбросил окурок в мусорку неподалеку.
- А моя мама всегда ругается на папу, когда он достает сигареты. А меня Оливер зовут. И я, когда вырасту, хочу спасти мир. А ты хочешь спасти мир?
- Когда вырасту? - усмехнулся парень.
- А ты разве еще маленький? - мальчик удивился ужасно, привстал на колени, чтобы лучше разглядеть собеседника, и заключил довольно: - Не-ет, ты уже большой. Ты еще не спасал мир?
- Я каждый день этим занимаюсь, - отозвался парень. - Видишь, выбрасываю окурки в мусорку, слушаюсь маму и часто мою руки.
- Еще я хочу уметь летать, понимаешь? Мне кажется, это так здорово: раскинуть руки и лететь. И расстрелять всех-всех плохих дяденек! Недавно у меня был пистолет, а когда я попытался выстрелить, оказалось, что он - игрушечный и никого не убьет
- Какая нелепость, - вздохнул парень. - Все благие намерения - одним махом.
- Да, - радостно отозвался Оливер. – А еще корабли и самолеты!
- Что, летают и плавают?
- Ну да! И тоже стреляют! Так, знаешь, бах-бах-бах – и все, и никого нету. По-моему, здорово. И все плохие дяденьки умерли, и никто больше никого не обижает. Правда же, правда, здорово?
- Безумно просто, - согласился Скорпиус и достал еще одну сигарету. Оливер проследил недовольными глазами и заметил:
- А еще от курения умирают. Ты что, хочешь умереть? А сколько тебе лет? Как тебя зовут?..
К качелям быстро приблизился еще один парень.
- Можно я здесь останусь?
- Здравствуй. Да, конечно, - Скорпиус отодвинулся ближе к Оливеру.
- Это кто? – Кивок в сторону мальчика, уверенный щелчок зажигалки.
- Гениальный парень, - лениво ответил Скорпиус. – Действительно – гениальный. Говорит: я расстреляю всех плохих дяденек, никто не будет больше никого обижать, а потом я спасу мир. Скажешь, плохая мечта?
- Прекрасная просто, - одобрил новоприбывший парень.
- А еще, - даже подпрыгнул на сиденье Оливер, - еще на окраину моря выбрасывает иногда гранатометы…
- Мальчик, - ласково обратился к нему второй парень, - ты точно не потребляешь алкоголь вперемешку с никотином?
- Окраина моря, - тем временем замечал Скорпиус, - это как вообще – берег? Я не знаю, почему киты выбрасываются на берег, а какие-то мудаки продолжают убивать животных. Я считаю, Уильям, это несправедливо.
- Справедливость, Скорпиус? Успокойся, этот фрукт здесь не растет. – Уильям потушил сигарету о перекладину и выбросил. Скорпиус, едва заметно поморщившись, подобрал окурок и дошел с ним до мусорки.
- Здесь негде мыть руки, знаешь ли, - крикнул вслед Уильям. – Нег-де!
Скорпиус не обернулся.
**
Когда он пришел домой, было около четырех утра. Отец сидел перед камином – дешевая имитация былого благополучия – и пил. Скорпиус повторил монотонный ритуал действий: поздоровался, послушал что-то о неудавшейся и несложившейся жизни, прикурил, сказал: да, папа, я так хорошо тебя понимаю; сходил выбросить окурок, сделал вид, что не замечает, как его мама рыдает, свернувшись в кресле, сунул руки в карманы, поднялся в комнату, прислонился спиной к двери, сел на подоконник, закурил, взял в руки книгу.
В монотонности главное – не упустить момент, когда начинается следующее действие. Дешевая имитация осмысленности.
**
Гермиона была взвинчена до предела. Были летние каникулы, а у Гермионы как-то вдруг (и невовремя) образовался завал на работе. Да, и еще она почти не узнала свою дочь: невысокая, с густыми волосами, странно печальная и нервная, Рози пряталась за стопкой книг и вымученно улыбалась, неискренне приговаривая «да, мама, я тоже соскучилась» и «нет, мама, все нормально, ты можешь идти на работу». Было, конечно, предположение, что девочка повзросле-ела, но Гермионе было – некогда.
Через сутки она обнаружит, что Рози таинственным образом испарилась, отговорившись походом к друзьям.
**
У Гермионы был совершенно невозможный завал на работе. Гермиона засыпала над бумагами, как когда-то – на пятом курсе – над учебниками
(ах, в следующем году Рози окончит школу), Гермиона варила паршивый кофе, и не то чтобы ее это особенно радовало.
Когда к ней всунулся глава Отдела, ну, тот самый, как там его, не могла припомнить Гермиона, этих бюрократов было много и они были – на одно лицо, безликие (Гермиона, сказала она себе, а ведь вполне возможно, что и ты – такая же; не думать над этим и продолжать быть счастливой), который приглядывал за подростками и занимался тем, что разбирал какие-то дурацкие акты вандализма
(да, это современное поколение – они будто сверхрискованные, не проклятые, а поломанные) и анархизма.
- Миссис Уизли, как славно, что вы еще здесь, - заметил он, протиснувшись в ее кабинет. Гермиона не могла с ним согласиться, потому что хотелось спать, а не сидеть после полуночи в своем кабинете, каждые двадцать минут засыпая прямо на стопке документов.
- Мы очень вас уважаем, - сказал глава того-самого-отдела, - поэтому, ввиду безграничного доверия к вам… дело в том, что ваша дочь… Рози, кажется?.. Так вот. Ее, молодого мистера Поттера (сына Того Самого Мистера Поттера) и сына мистера Малфоя, - (тут глава позволил себе чуть брезгливое выражение), - и еще нескольких человек, полагаю, они все учащиеся Хогвартса… мы поймали их за, кхм… раскуриванием марихуаны и… В общем, вы можете сейчас забрать своих – к себе и провести с ними – хотя бы десятиминутную – беседу? Можете?
- Конечно, - ответила Гермиона. – Я все могу. Абсолютно.
Неловко поднявшись из-за стола, она прошла к нарушителям спокойствия; компания была живописна до неприличия, но Гермиона не помнила, чтобы Рози (да и Альбус Северус) с ними общались; впрочем, "общались" - сейчас звучало, по крайней мере, издевательством, ибо компании было хорошо и плевать на все.
- Какого дьявола, - возмутилась Гермиона. – Паршивость какая.
- Это ненадолго, - негромко сообщил кто-то. – Скоро уже совсем все, и вы сможете на них отыграться.
Парень был с ними, но выглядел адекватным. Гермиона устало отметила руки с резко выступающими венами – прямо от локтя, где кончался рукав рубашки, до худых запястий.
- Мечта наркомана, - усмехнулся парень, правильно истолковав ее взгляд.
- Ты – с ними? – Она угрожающе кивнула в сторону, он – снисходительно – подтвердил и принялся собирать светлые волосы в хвост. Гермионе казалось, что (случайно) она перестала быть, просто исчезла, и, сказала она себе, дьявол, это то самое время, когда можно приниматься выть.
- О, - насмешливо произнес парень, - миссис Уизли, к вам – сова.
Сова была с письмом от Гарри. Строчки летели вверх, и она перечитала записку четыре раза, прежде чем поняла, что Рон попал в клинику Св. Мунго с не самыми лучшими прогнозами.
- Держите, - кто-то поставил перед ней чашку с кофе.
- А у меня, - неслышно сказала она, - все плохо. Почти беда.
- Черт, не надо, - парень закурил, - теперь не могу слушать о чужих проблемах. Разве что это что-то смешное.
- Смешное? – Если бы она была еще в состоянии, она бы его ударила. Он сварил ей кофе, и она была не в состоянии. Попытки самооправдаться сильно печалили.
- Вы меня забавляете, - неожиданно сказал он, стряхивая пепел. – Такая замотанная тетка сорока лет, которая ночует на работе, не помнит друзей своей дочери в лицо и почти падает в обморок, когда ей говорят, что ее муж загремел в больницу. Знаете, миссис Уизли, я считаю: когда-то вы были живой. Видно же, что горячность была, и желание отстаивать свое мировоззрение, несмотря ни на что, а потом, - он хлопнул в ладоши, - ни-че-го. Ничего уже не случится, никто уже не придет, открываешь глаза – и видишь себя в дурацком пальто и замотанной в шарф – и не узнаешь.
- Ты учишься?
- Нет, - парню явно стало еще забавнее. Он курил не переставая, и у Гермионы что-то сместилось: она глупо продолжала расспрашивать его, будто это было ей – интересно. Ей это было – важно.
- Ты закончил уже школу?
- Нет.
- Бросил ее?
- Нет.
- Тебя выгнали?
- Нет.
- А что тогда?
- Меня просто там давно не было, так что я не знаю, числюсь еще среди студентов – или нет.
- Ты не учишься?
- Нет.
- Нигде?
- Нигде.
- А что же ты делаешь?
- Сегодня вот в кино сходил.
- О, - сказала Гермиона. И спросила почти сразу: - Как тебя зовут? Скорпиус?
-О, черт, вы меня рассекретили, - хмыкнул парень. - Да, Скорпиус.
Он не улыбался. Гермионе вообще казалось, что он редко делает хоть что-то, слабые позывы лицевой мимики.
- Ты, наверно, склонен думать о жизни и человечестве?
Он пожал плечами:
-
Мне кажется, что очень много людей совершенно искренне считают, что человек человеку – волк. Наверное, это для них одни мои знакомые разрисовывают электрички, и те выезжают из депо с огромной надписью ЗАЧЕМ на боку, или – клеят стикеры с текстом ПОТРЕБЛЯЙ-РАБОТАЙ-СДОХНИ. А другие думают, что человек человеку – брат. А некоторые, особо умные, считают, что человек человеку - призрак.*
- А что думаешь ты?
-
А я вам – оглядываясь на этих и этих, скажу: человек человеку – дверь,* - ответил парень; уверенным движением схватил со стола гитару и закончил: - Главное – не ныть. Вся жизнь – предисловие к двадцатому тому предсмертной записки. О`кей, миссис Уизли, передадите Рози от меня привет, как только она будет в состоянии воспринимать чужие имена собственные.
- Постой, - запоздало опомнилась Гермиона, поставила пустую чашку на пол, - постой, ты – куда? А… я должна была говорить вам назидательные слова и…
- Да к черту, - отмахнулся парень, - я знаю, знаю. Вы лучше подумайте: спонтанность спасет мир. Спасет, понимаете?
И, не дожидаясь ответа (вряд ли он обернулся бы, после – просто
после, чтобы проверить, убедиться, что она его поняла; он и не стал), быстро ушел, закуривая на ходу очередную сигарету.
Гермиона смотрела на Рози и ощущала только, что – действительно – что-то будто сместилось, треснуло.
А ты хочешь спасти мир, Гермиона, спросила она себя, неужели все еще хочешь?
***
* - Антон Очиров, стихотворение "Индейское лето". Если кому вдруг - я с радостью.
