Глава 1Каждый, кто хоть раз был в Хогвартсе, знает, как много здесь картин. Вероятно, даже сам Дамблдор не мог бы в точности сказать, сколько их: портретов, пейзажей и натюрмортов, принадлежащих перу именитых мастеров и никому не известных художников, чьи имена давным-давно затерялись в веках. У каждого портрета свой характер, свои привычки, унаследованные и от художника, и от изображенного человека, но нельзя сказать, что портретированное изображение героя, будто призрак, - это сам человек, - нет, это, скорее, слепок души в тот краткий миг, когда последние штрихи наносятся на полотно. Портреты могли бы поведать обитателям старого замка множество удивительных историй о событиях далекого прошлого. Но мало кто из учеников и преподавателей разговаривает с волшебными картинами, и еще реже понимает, что портреты могут хранить важные и даже опасные секреты.
А зря.
На втором этаже, всего в двух поворотах от башни Райвенкло, висит на стене картина, изображающая худенькую светловолосую девушку, в руках которой, если внимательно приглядеться, можно заметить небольшую книжку в темном кожаном переплете. Пытливый наблюдатель припомнил бы, что еще года три назад в руках девушки не было никакой книги. Но кто, скажите на милость, обращает внимание на такие мелочи?
Ученики, сумевшие осилить "Историю Хогвартса" (а таких было крайне мало), знали, что это портрет Теодоры Ленге, которая триста лет назад была деканом Райвенкло. Художник, правда, запечатлел ее еще юной семикурсницей, только что завершившей обучение и готовой вступить во взрослый мир. Потому в глазах девушки так явно читается та жажда знаний, присущая только юному уму с его неустанным стремлением познать окружающий мир и самого себя.
Теодоре слишком узки деревянные рамки портрета. В этом сером тесном мирке нет интересных книг и мудрых собеседников, а розовощекие дамы в пышных платьях - обитательницы соседних полотен - умеют только делиться свежими сплетнями и обсуждать наряды и украшения.
Мисс Ленге часто грустит и, чтобы разогнать эту душную тоску, идет гулять по зеленым луговым травам, желтому ковру осенних листьев или заснеженным дорожкам пейзажей, где свежий воздух и чудесная природа заставляют забыть обо всех горестях.
Дамблдор, старый хитрец, знал, кому из портретов можно доверить сохранность по-настоящему важного секрета. А уж как была горда Теодора, когда ей поручили такое ответственное задание. И вот уже три года она прячет в своей картине старинную книгу под названием
"De Immortalitis Adeptione"*. Мисс Ленге (еще в бытность свою студенткой) слышала о ней. Еще бы! Кто из волшебников не слышал о самой заменитой книге по некромантии! Описанные в "De Immortalitis Adeptione" ритуалы и заклинания были запрещены еще во времена раннего Средневековья, едва книга появилась. За одно только упоминание о ней можно было оказаться на костре. С тех пор прошли века, и пять копий "De Immortalitis Adeptione", сделанные магами в разные годы, были безвозвратно утеряны, и лишь шестая попала в руки одного из директоров Хогвартса. С тех пор книга никогда не покидала пределов замка, и каждый новый директор находил новые способы, чтобы держать ее подальше от любопытных глаз. За три года, что Теодора хранила "De Immortalitis Adeptione", Дамблдор еще никогда не брал у девушки книгу, а только интересовался, все ли в порядке с бесценной "De Immortalitis Adeptione". Но вчера...
Они пришли поздно вечером после отбоя.
- Северус, я настаиваю, чтобы ты ознакомился с этой книгой.
- Директор, вы уверены, что это правильное решение? - в голосе нынешнего декана Слизерина слышалось волнение. Теодора внимательно изучала его лицо. Сейчас, когда Снейп стоял так близко, она могла как следует рассмотреть "грозу учеников", о котором школьники частенько отзывались не самым лестным образом. Девушка не увидела в нем ничего такого, за что Снейпа можно было бы назвать "гадкой летучей мышью". Просто очень усталый человек. Теодора заметила, что в черных глазах зельевара отражается неуверенность, которую он хочет скрыть.
-
"De Immortalitis Adeptione" - это не игрушки, - после паузы продолжил начатую мысль декан Слизерина, убедившись, что Дамблдор молча разглядывает портреты на стене и не перебивает его. - Я не уверен, что в этом есть необходимость...
- Она есть, Северус, - резко ответил директор, заставив Теодору вздрогнуть. Волшебница не понимала, чего они ждут: пусть забирают поскорее книгу и уходят. Еще не хватало, чтобы ученики узнали о ней! - Мои дни сочтены, - девушка испуганно вскинулась, но маги не обратили на нее внимания, - и кому как не тебе знать об этом. Я не могу быть уверен, что Гарри в нужный момент получит помощь, поэтому я хочу, чтобы ты...
- Стать личем**, по-вашему, это пустяки? - с нотками отвращения в голосе зашипел декан Слизерина в ответ. - И все ради этого мальчишки!
- Да, мальчишки. А еще сына Лили, - невозмутимо проговорил Дамблдор. - Кроме того, Северус, признайся, неужели ты никогда не мечтал о вечной жизни? - на лице старого волшебника промелькнула лукавая усмешка.
Теодора навострила уши. Нет, за эти годы она, конечно, уже изучила "De Immortalitis Adeptione" вдоль и поперек. Юной выпуснице Райвенкло было интересно, что ответит на слова директора Снейп. Но Дамблдор тем временем прошептал заклинание, и книга, покоящаяся на коленях Теодоры, оказалась в руках у директора.
- Спасибо, тебе, дорогая, - обратился к девушке директор Хогвартса. - Обещаю, она скоро вернется к тебе.
- Я буду ждать, - склонила голову та.
- Боюсь, это не самое подходящее место для такого разговора, - сказал старый волшебник, обратившись к декану Слизерина и, подхватив "De Immortalitis Adeptione" под мышку, направился прочь. Снейп что-то пробурчал и пошел следом.
Теодора разочаровано вздохнула. Ей так и не удалось узнать, что же ответил директору мрачный зельевар.
* * *
Жуткий холод... Он проникал, казалось, и в душу, отнимая последние капли жизни. Озноб медленно охватывал все тело, забирал последние силы, и только кровь, вытекающая из ран, еще была теплой.
Снейп знал, что обязан выжить, ведь когда-то он дал Дамблдору опрометчивое обещание, что присмотрит за этим невыносимым пустоголовым Поттером. Но есть ли смысл выполнять обещание (пускай и подкрепленное магически), данное тому, кто уже давно мертв? Угасающее сознание Северуса подсказывало: "Это твой последний долг перед стариком. Исполнив его, ты станешь абсолютно свободным". Если бы зельевар мог, то усмехнулся бы потрескавшимися губами. Он и так с каждой минутой все ближе и ближе к свободе и покою. К тем вещам, о которых Северус так мечтал.
Снейп не боялся смерти, нет. Страх, который сумел вырвать из горла тот единственный крик, когда Нагини сделала стремительный бросок, был секундной слабостью. В эти растянувшиеся в бесконечность секунды инстинкт самосохранения заглушил рассудок в тщетной попытке отклониться, избежать смертельного удара...
Северусу незачем было жить. Это он понял с кристальной ясностью, когда над ним склонилось бледное лицо Поттера. Да, старому мерзкому профессору зельеварения до чертиков надоела эта мышиная возня с гордым названием "жизнь". Что будет после? Снейп предполагал, что ничего. Во всяком случае, для него. Это Дамблдор или Вольдеморт могут позволить себе баловство вроде вечного духа, скитающегося по иным тонким мирам, которые магглы именуют "раем" или "адом". Простого же волшебника после смерти не ждало ничего.
В Визжащей хижине было темно и тихо. За крошечным грязным окошком стремительно сгущались сумерки, и их фиолетово-синее спокойствие изредка разрезали зеленые и желтые вспышки, источник которых находился далеко. Говорят, что умереть в тишине - это благо. Впрочем, Снейп считал, что быстрая смерть в бою куда предпочтительнее медленному, по капле забирающему жизнь полузабытью.
"А все же зря ты назвал себя простым волшебником, - вдруг лениво заворочалась в уплывающем сознании мысль. - Неужто забыл об обряде из незабвенной "De Immortalitis Adeptione?"
Из горла Снейпа вырвался полустон-полухрип. Черт бы побрал Дамблдора с его гениальными идеями! Может быть именно из-за этого проклятого обряда, который он не довел до конца, теперь и умереть нормально не получится?
Северус застонал. И от внезапно накатившей боли, пробившейся сквозь спасительное полузабытье, и от всепоглощающего ощущения неизбежности. Он обещал... А профессор зельеварения ненавидел оставаться должным даже после смерти.
Он попытался поднять руку, и это удалось ему примерно с третьей попытки. Мышцы казались свинцовыми и отказывались подчиняться любым сигналам измученного мозга. Наконец, Северус все же сумел приподнять руку, до этого безвольно вытянутую на полу, и прижать ее к груди, чтобы ощутить слабые, но частые удары собственного сердца. Здесь, под ребрами, была начертана на коже руна, запускающая ритуал. На теле Северуса было еще шесть рун, необходимых для сложного обряда. Зельевар нанес их еще три месяца назад, но никак не решался использовать. По иронии судьбы он готовился стать личем в тот роковой вечер, когда в Хогвартс проник Поттер, и Северус просто не успел. А потом ему, директору школы, пришлось позорно бежать... О, как же Снейп ненавидел это унизительное бегство! Вернее, это со стороны казалось унизительным. На самом деле Северус просто сделал единственно возможное в той ситуации. Зельевар чувствовал: еще немного, и МакГонагалл не остановилась бы перед тем, чтобы оглушить его, а Снейпу обязательно нужно было попасть к Вольдеморту, чтобы узнать о его намерениях, и внезапно проснувшаяся в декане Гриффиндора активность никак не входила в планы зельевара.
Но это все в прошлом... Теперь мир раскололся на две части - до рокового движения клетки с Нагини и после...
Черт, пока он тут лежит и предается воспоминаниям и сожалениям, Поттер в это время может таких дел наворотить... Еще неизвестно, как он отреагировал на воспоминания...
Снейп с трудом разжал запекшиеся губы и чуть слышно прошептал витиеватые слова заклинания.
В первый момент не произошло ничего, но потом... Странное тепло, пронесшееся по телу, принесло с собой боль. Так обычно бывает, когда продрогшие от холода руки отогревают горячей водой. Только сейчас эта боль пронзала все тело, впиваясь в каждую клетку тысячами крошечных острых игл. На сердце словно положили огромную тяжесть, и оно из последних сил билось, все еще борясь за жизнь.
Серый туман, который до этого мутной дымкой плавал перед глазами, вдруг обратился в зеленые сполохи, как при смертельном проклятии. По сути, это и было смертельным проклятием, насильно забирающем душу из тела.
Снейпу казалось, что от его крика должны дрожать шаткие стены Визжащей хижины, но из горла зельевара вырывались лишь тихие булькающие звуки вперемешку с судорожными хрипами. Боль... Она была всюду. Казалось, ею пропитан, отравлен воздух, и боль разрывает хрупкую телесную оболочку, стремясь достать до самой сути - души.
"Все-таки это больно - умирать", - успел подумать Северус. И эта короткая мысль была последней перед тем, как изумрудные всполохи поглотили все: его тело, душу, разум...
Больше не было ничего.
* * *
Когда он очнулся, то первым звуком, разрезавшим бесконечную и от этого жуткую тишину, был шепот дождя. На улице тихо шелестели листья, потревоженные капельками небесной влаги, которые, подразнив деревья, принимались стучать по старой, местами прохудившейся крыше Визжащей хижины.
Кроме успокаивающего шепота дождя не было ничего, и он был рад этому неожиданному, но такому желанному покою. К черту слишком умного Дамблдора, к черту безголового и безрукого Поттера, к черту зарвавшегося Вольдеморта. Это так упоительно - лежать и просто слушать...
Одна очень нахальная капля пробралась-таки сквозь прорехи в крыше и со звоном упала на пол где-то совсем рядом. Потом еще одна, и еще. И вот дождь уже радостно барабанит по прогнившим доскам на полу.
"Странно. Почему же нет ощущения холода и сырости?"
"Стоп. Какие еще ощущения? Я умер!" - резко возразило сознание, отгоняя прочь мысли об услышанном шелесте дождя.
Снейп открыл глаза, но не увидел над собой серого потолка хижины. Перед его взором находился темный проход, ведущий из хижины в Хогвартс.
Эта смена перспективы подействовала на зельевара как ведро ледяной воды.
"Я стою?" - к горлу подкатила тошнота: вестибулярный аппарат не выдержал столь быстрой смены понятий о том, что такое "низ" и "верх". И только когда Северус, игнорируя собственные ощущения, опустил голову вниз, он понял, что случилось.
Нет, на самом деле маг ничего не понял. Вместо своего привычного
материального тела его глазам предстала неясная голубоватая дымка. Зельевар на миг испугался, что сейчас растает как утренний туман под лучами солнца. Было жутковато ощущать себя словно нарисованным несколькими мазками акварели, причем из всех возможных цветов неизвестный художник выбрал этот - серовато-голубой.
- Я стал призраком?! Но как?! Все должно было произойти по-другому! - воскликнул Снейп и вздрогнул. Его голос звучал практически нормально, только тихо, как будто это не он недавно хрипел и давился кашлем, катаясь по полу и закрывая руками раны на шее.
"Я должен был отделить душу от тела и стать личем, а уж никак не этой бестелесной сущностью!"
Несмотря на последние события, отнявшие так много сил, Снейп ощутил привычное глухое раздражение. Но сколько бы он ни злился, изменить что-либо было невозможно: он
стоял на полу хижины и смотрел на свое тело, лежащее рядом.
"Хреново выгляжу", - бесстрастно сказал себе зельевар, оценив и спутанные грязные волосы, и залитую кровью неопрятную одежду, которая к тому же была покрыта пылью, и пепельно-серый
мертвый цвет лица. Вот тебе и обряд. Даже умереть по-человечески не дали. Придется теперь вечно висеть на зыбкой грани между жизнью и смертью. От этой мысли Северусу стало дурно.
Он сжал кулаки, борясь с подступившей к горлу горечью. Никогда ему не везло, и этот раз не стал исключением. Маг перевел взгляд на собственное тело, осмотрел прозрачный воротник, порванный зубами Нагини, и светлые пятна, выделяющиеся на мантии, которые, по-видимому, означали кровь, потом повернул голову и застыл.
И как он сразу не заметил эту тончайшую серебристую нить, связывающую его теперешнее призрачное тело с окровавленным телом, лежащим на полу? Эта нить мерцала и дрожала, словно струна, и Снейпу на один короткий миг показалось даже, что он слышит едва различимый звон. Тонкая полоска света, судя по расположению, соединяла... сердца. Неужели?..
Взгляд Северуса вдруг метнулся в угол комнаты. Он не смог бы объяснить себе, откуда взялась эта уверенность, что он найдет там что-то, но действительно: на полу, закатившись за колченогий стул, лежал небольшой фиолетовый кристалл.
Теперь Снейп начал кое-что понимать.
Немногие волшебники решались на то, чтобы стать личами. Эта магия издревле считалась темной и очень опасной. За всю историю существования магического мира едва ли наберется пара сотен смельчаков, рискнувших провести черномагический обряд с тем, чтобы насильно вырвав душу из тела, поместить ее в специально подготовленный сосуд - кристалл. Человеку, ставшему личем, уже не страшны были проклятия вроде Авады Кедавры, которые выбивали душу из тела или воздействовали на нее каким либо другим образом. Стать личем, по сути, означало обрести бессмертие: ведь маг отныне не мог погибнуть до тех пор, пока не будет уничтожен магический кристалл - "сосуд души", или филактерий. А уничтожить филактерий было не так просто. Лич никогда не расставался с сосудом души, который, к тому же, был надежно защищен магией. Обряд превращения в лича отдаленно напоминал последнюю стадию создания хоркруксов и относился к тому же разделу черной магии - ритуалам, связанным с обретением бессмертия души. Со временем тело лича истлевало, но так как душа по-прежнему была связана с ним, лич не умирал, а существовал до тех пор, пока тело окончательно не рассыпалось в прах. Это было жуткое, пробирающее до костей зрелище: полусгнившая оболочка, в которой еще есть жизнь. Мало того, волшебник не терял ни капли магической силы, и потому личи считались очень опасными. Немногие хотели бы оказаться у них на пути.
Снейп не желал становиться личем, но Дамблдор... Все этот старый интриган... Он вновь поймал Северуса в ловушку, взяв с него клятву присмотреть за Поттером. И вот результат. Все пошло не так с самого начала. Едва зельевар закончил наносить на кристалл-сосуд последнюю руну, как сигнальные чары, установленные в гостиной Райвенкло, показали, что там что-то произошло. Снейп, чертыхаясь, сунул камень в карман и направился к факультетской башне. Еще не хватало, чтобы эти кровожадные маньяки Кэрроу причинили вред ученикам. То, что было потом... Это ненавистное позорное бегство...
Кристалл так и остался лежать в кармане. Он был там во время разговора с Вольдемортом. Северус помнил, как крепко сжимал камень в пальцах, царапая кожу его острыми гранями. А затем был стремительный бросок Нагини... Поттер... Воспоминания... Темнота.
Дождь начал стихать, но с крыши по-прежнему капало, и на полу образовались маленькие лужицы, готовые в любой момент превратиться в ручеек.
"Значит вот как все было, - догадался профессор. - Кристалл, видимо, выкатился из кармана, когда я упал".
Слава Мерлину, Вольдеморт был так поглощен Старшей палочкой, что не заметил этого. Но если камня не было рядом во время проведения ритуала, значит душа переместилась куда-то еще. Мало того, Снейп превратился в призрака, но не потерял связи с телом, о чем говорила эта загадочная серебристая нить... Как бы там ни было, он обязан все выяснить, а для этого надо как минимум не стоять столбом.
Зельевар пошевелил руками. Затем переступил с ноги на ногу. Никаких необычных ощущений он не испытал, если не считать необычным то, что подошвы его ботинок не касались пола, а опорой для ног служил воздух. Северус сделал шаг, потом еще и еще, чувствуя, что его движения стали необычайно плавными. Он скорее летел, остро воспринимая каждую молекулу воздуха, с которой соприкасался. Это было непривычно, но никаких неудобств не доставляло.
Осмотрев собственное тело, Снейп пришел к выводу, что тонкая серебристая нить действительно соединяет два сердца - из плоти и крови и эфемерное, напоминающее плотно сгустившийся туман.
Внезапная догадка осенила зельевара. Если он не потерял связи с телом, значит, возможно, у него получится вернуться в нормальный облик, доведя ритуал до конца. Но для этого Северусу было необходимо попасть в Хогвартс. Кто бы ни победил в последней битве, в школе профессору должны были оказать помощь. Во всяком случае, Северус надеялся на это.
Только как принести с собой тело?
* * *
Победа... Не было ничего желаннее этого слова. Его с надеждой шептали члены Ордена на затянувшихся собраниях, с пеной у рта кричал Моуди, подбадривая впавших в уныние соратников, а теперь неверяще и все еще немного запинаясь произносили в коридорах разгромленного, но выстоявшего Хогвартса те, кто называл себя победителями.
Война... Победа... Эти слова были навсегда выжжены в сердцах участников той последней битвы. Те, кого коснулась эта война, больше никогда не будут думать о ней, как о чем-то абстрактном: далеком и пугающем, вроде детской игры в солдатики или скупых сводок по радио. Но нужно ли было людям, судьбы которых покалечила война, это знание, эти раны, боль и скорбь об ушедших. Нет. Ведь эта истина была насквозь пропитана кровью друзей и врагов, она отравляла словно яд души и сердца. Кто-то смог пережить это и остаться человеком, а кто-то не выдержал... сломался...
Рон больше не плакал, только изредка вздрагивал и по-прежнему прятал лицо в ладонях. Гермиона сидела рядом, держала его за руку и думала.
Недолгая эйфория от победы сменилась ранящим в самое сердце
осознанием. Раньше как-то редко задумываешься о том, что за все надо платить. Девушка не хотела вспоминать о тех, кого они потеряли, она так желала уйти, спрятаться, забиться в темный угол и забыть... Но здесь был убитый горем Рон, в соседней комнате Флер и Билл утешали миссис Уизли. Джордж ушел куда-то, и его никто не видел вот уже несколько часов.
Фред... Тонкс... Люпин... Снейп... Великий Мерлин, Гермионе было жаль даже его. А еще девушка настойчиво гнала прочь мысль о своих родителях. О том, что заклятие памяти часто не так просто снять, что она накладывала такие сложные чары в первый раз и совершенно не уверена, что сможет вернуть все назад. Впрочем, назад уже ничего нельзя вернуть.
- Герм, извини, что я так... - это Рон отнял ладони от лица и смотрел на девушку сухими, но какими-то пустыми глазами.
- Все в порядке, - эта ложь далась Гермионе нелегко. Она понимала, как нелепо звучит эта фраза, но простые, банальные слова зачастую много лучше высоких, заранее приготовленных фраз. Девушка не знала, что с ней происходит. В эти минуты она не чувствовала к Рону ничего, кроме сострадания, словно все чувства и эмоции сгорели там, в адском пламени битвы. И тот поцелуй, теперь кажущийся нелепым и неуместным... Это все адреналин, щедро выплескивающийся в кровь во время боя. Эйфория... Теперь Гермиона знала, что адреналин - это тоже наркотик, который заглушает страх, вызывает прилив сил и заставляет мыслить с неимоверной скоростью.
- Я пойду, посмотрю, как там мама, - немного неуверенно проговорил Рон, смущенно глядя на Гермиону, а потом поспешно вытащил свою руку из ее теплой ладошки.
Девушка отстраненно кивнула. И вдруг громкий звук, донесшийся из коридора, заставил обоих подпрыгнуть от неожиданности. Создалось впечатление, что кто-то завалил тяжелые рыцарские доспехи, которые стояли в коридоре недалеко от дверей.
- Это не Пивз, - тихо сказала Гермиона, вскакивая с кровати и выхватывая палочку. - Он не посмел бы... - Рон уже держал свою палочку наготове. Его рука чуть заметно дрожала. Кровь ударила им в голову. Они снова были там, на поле боя. Организм быстро перестроился в уже привычный "боевой режим", и от усталости и апатии не осталось и следа.
Гриффиндорцы выскочили в коридор, готовые дать отпор любому врагу, и замерли на месте, так и не опустив палочек.
Рядом с поваленными доспехами, держась за стену, стоял профессор Снейп. А через миг он, не удержав равновесия, неуклюже завалился на бок.
Примечания:
* - Те, кто читал наш фик "Тени рождаются в полдень", знают, что там упоминалась книга "De Immortalitis Adeptione" ("О достижении бессмертия". Просим прощения, если латынь хромает). Мы решили, что здесь эта книга должна сыграть важную роль, так как в "Тенях" герои, к счастью для волшебного мира, не сумели ее использовать :) Мы допустили, что "De Immortalitis Adeptione" существует во вселенной Роулинг. А почему бы и нет? (прим. авт.)
** - Лич - (англ. lich) - маг, ставший нежитью посредством прикрепления своей души к так называемому "камню души" - филактерию в процессе обряда некромантии. Избежав таким образом смерти, маг сохраняет всю свою память и магические способности, что позволяет считать лича наиболее опасным и могущественным видом нежити. Примером лича (причем, старого лича :)) служит Кощей Бессмертный (прим. авт.).
