Глава 2Ужин в честь начала учебного года заканчивается, и старосты разводят своих студентов по факультетским гостиным. Я доедаю пудинг и тянусь к стакану с тыквенным соком.
С того момента, как я приступил к работе завхоза, Дамблдор посадил меня за стол преподавателей. И мое место – не с краю, как я предполагал, а между профессором Флитвиком и мадам Стебль.
Сначала я был удивлен, а потом меня это стало несказанно раздражать. Нельзя показывать людям, что в одном они на равных, а в другом стоят порядком ниже.
Поэтому я, по-возможности, стараюсь завтракать, обедать и ужинать у себя в кабинете. Забавный эльф с длинными ушами и доверчивыми глазами не выказывает удивления, когда я прошу принести мне еду. Кажется, его зовут Добби.
Эльфам ведь все равно, кого кормить. Они очень трудолюбивые и поразительно честные создания. В отличие от людей.
Я поднимаюсь из-за стола, торопливо отвечаю на вопросы директора и иду в свой кабинет. Студенты, регулярно убирающие его в качестве наказания, находят само помещение мрачным и неуютным. А мне оно нравится.
Это, своего рода, комната, где все расставлено так, как мне нравится. Слабый свет керосиновой лампы создает скорее ощущение комфорта, чем неудобства. Я люблю полумрак.
Два старинных шкафа со скрипящими дверцами, в которых хранятся записи о нарушителях. Это можно было бы назвать документами, если бы не сама абсурдность определения: «документы о провинившихся студентах». Поэтому я предпочитаю называть эти файлы простыми записями.
Такие карточки не учитывают ни при выпуске из школы, ни при приеме на работу. Только этот кабинет и пожелтевшие листы пергамента с выцветшими кое-где чернилами хранят память о тех людях, которые когда-то учились в Хогвартсе.
Записи лежат в алфавитном порядке в соответствующих ящиках. Все как обычно. Хотя, нет. Для Фреда и Джорджа Уизли еще в прошлом году пришлось выделить отдельное место – близнецы с первого года обучения любили всевозможные шуточки и разные пакости.
Так что, тяжёлый ящик с прибитой табличкой еще некоторое время будет напоминать о том, что эти двое сумели побить рекорд по отработкам за последние пятьдесят лет.
В углу кабинета висят цепи с кандалами. Помнится, мне всегда нравилось наблюдать за испуганными лицами первокурсников, уверенных в том, что подобную меру наказания давно отменили. Это, конечно же, так, но хотя бы несколько минут в год - минут триумфа над одиннадцатилетними детьми - стоили того, чтобы я начищал эти цепи до блеска.
Иногда я сам себя ненавижу за ту злость и жажду мнимой власти, которая иногда просыпается в моей душе. Ведь это низко – пользоваться неосведомленностью студентов в личных целях. Они же ничего не делают, кроме того, что периодически нарушают правила, но кто этим не пренебрегает?
Тем не менее, это шанс. Шанс предположить, что на миг я могу оказаться выше юных волшебников, прежде чем пройдет месяц, и они станут лишь смеяться над стариком Филчем. Презирать и смеяться. Потому что в свои одиннадцать лет они будут иметь то, что ставит их выше в глазах окружающих – умение творить волшебство.
И что им какой-то там Филч? До завхоза Хогвартса, который даже простейшего заклинания освещение не может произнести, поэтому вынужден ходить ночью со старым тяжелым фонарем, освещение которого в несколько раз слабее, чем от «Люмоса»?
Взгляд останавливается на пыльном коричневом кресле, местами побитом молью, с протертой обивкой. Это кресло простояло здесь пятьдесят лет. За это время заменили и шкаф, и рассохшийся письменный стол…
Осталось лишь это кресло, в которое я усаживаюсь и просто смотрю перед собой.
Здесь, свернувшись клубочком и положив полосатую мордочку на передние лапы, частенько любила дремать миссис Норрис. Только вот с начала года кошка куда-то пропала и до сих пор не объявлялась. Без нее и так маленькая комната кажется совершенно пустынной.
Очень быстро мне надоедает бесцельно созерцать пространство, и я подхожу к письменному столу.
Полгода. В начале весны я смогу отсюда уехать, если повезет – чуть раньше. Надо только дождаться.
***
Погода в этом году стремительно портится. Конец осени, а ветер такой холодный и пронизывающий, что кажется, уже давно наступила зима. Одинокие листья покачиваются на голых ветках деревьев, но скоро облетят и они. Гремучая ива недовольно шевелит своими ветками, а потом с силой ударяет ими о землю.
Даже природа недовольна испортившейся погодой, отсутствием солнечных дней и постоянными проливными дождями.
Потрескавшееся оконное стекло в кабинете дрожит от особенно сильных порывов, и я плотнее прикрываю створки. Рама совсем расшаталась, ее тоже пора менять. Но еще несколько месяцев она точно протянет.
Я решаю не сидеть на месте, а пройтись по школе. Время отбоя давно прошло, и, если повезет, то поймаю какого-нибудь студента, который поможет мне привести записи в порядок в качестве отработки. Я беру тяжелый старинный фонарь и закрываю кабинет. Ключи тихонько звенят при ходьбе, и я перекладываю их в другой карман.
Я медленно иду по коридорам Хогвартса. Часы бьют полночь, и этот гулкий звук кажется слишком громким в тишине пустынных пролетов. Я спускаюсь вниз по лестнице, чтобы не следовать обычной траектории обхода Хогвартса.
Студенты поначалу всегда жалуются, что лестницы любят менять направление. Со мной такого не происходило ни разу. Глупо, ведь лестница с крутыми ступенькам не обладает разумом, чтобы знать: волшебник я или нет. Наверное, это тоже особенность старинного замка. Все-таки иногда в своей никчемной жизни находишь некоторые плюсы. Плюсы в том, что ты сквиб.
Из библиотеки раздается шорох, который можно было бы и вовсе не услышать, не будь тишина такой идеальной, а затем негромкий стук. Я осторожно приотворяю старинную дубовую дверь, опасаясь, что она может скрипнуть и в любой момент выдать мое присутствие.
Я оглядываю пыльные книжные стеллажи в поисках нарушителя, но там пусто. Странно. Я отчетливо слышу чье-то дыхание.
Сворачиваю к последнему стеллажу и останавливаюсь. Дальше располагается Запретная секция, и, судя по всему, в нее не заходили. Дверь по-прежнему заперта.
Остается осмотреть только тот угол, где стоит длинный письменный стол для учеников, занимающихся днем в библиотеке, чтобы не таскать толстенные книжки с собой. Но ведь тут точно никого нет.
Я уже поворачиваю обратно, считая, что у меня просто начались галлюцинации, когда замечаю что-то необычное и подхожу ближе. Спустя секунду я понимаю, что привлекло мое внимание – голова девушки, лежащая на раскрытой странице толстенной энциклопедии. Контраст ее каштановых волос и блеклых стеллажей как раз и отметили уже подслеповатые глаза.
Студенка спит. Вернее, спит ее голова. Я лихорадочно пытаюсь понять, где же тело, пока в отсветах луны не замечаю серебристую ткань. Вот значит как. Подобный плащ я частенько отбирал у Джеймса Поттера, он лежал в ящике с конфискованными вещами, пока однажды, три года назад, директор не попросил его отдать. Ну, или приказал. Какая разница?
Важно другое: зачем? Неужели для того, чтобы передарить кому-то из нынешних студентов? Хотя, быть может, я ошибаюсь, и это просто похожая мантия-невидимка.
Я перевожу взгляд на пол, где валяется книга «Защита от Темных сил: нюансы и особенности». Видимо, этот том девушка смахнула рукой во сне, и он послужил причиной произведенного шума.
Как бы то ни было, ученица нарушила правила, и я просто обязан отвести ее к декану.
Я негромко прокашливаюсь, и девушка вздрагивает. Голова поднимается от самодельной подушки, она сонно разлепляет глаза, потягивается и пытается оглядеться.
- Библиотека вряд ли подходит для того, чтобы тут засыпать, - тихо, чтобы не напугать ее, замечаю я.
Студентка оборачивается, и тусклый свет фонаря высвечивает ее лицо. Я узнаю эту девушку. Подруга Поттера и Уизли, которых я частенько отлавливаю в коридоре после отбоя.
Гриффиндорка недоуменно спрашивает, пытаясь размять затекшие плечи:
- Как вы догадались?
Ей на вид лет тринадцать-четырнадцать, но в голосе девушки я, к своей досаде, не различаю ни страха, ни паники, ни обреченности. Скорее, там слышны нотки любопытства. Отвратительная черта характера, надо сказать.
- У вас капюшон мантии слетел,- неохотно поясняю я, - А студентов, от которых осталась одна голова, я пока еще не встречал.
Грейнджер пытается скрыть смех, еще раз удивляя меня. Она должна быть в ужасе оттого, что ее поймали.
И что же мне теперь с ней делать? Пока я пытаюсь принять решение, с языка невольно срывается вопрос:
- Почему вы, вместо того, чтобы спать, торчите в библиотеке?
Меня и в самом деле это занимает. Девушка ведь была в общем зале, а не в Запретной секции, куда стремятся все студенты с первого по седьмой курс.
Гриффиндорка переминается с ноги на ногу, очевидно, решаясь на что-то. Потом выдает на одной ноте:
- Мистер Филч, мне нужно закончить эссе про оборотней к завтрашнему утру. Профессор Снейп его задал... вы же знаете, он не простит халатность и пренебрежение к домашней работе. Особенно мне. Мне осталось еще всего лишь полсвитка работы…
В ее тоне сквозит плохо скрываемая вопросительная интонация, а карие глаза с мольбой смотрят на меня. Поверить не могу: студентка просит дать закончить домашнее задание!
Я прекрасно помню, как Поттер как-то сказал своему долговязому рыжему другу: «В Хогвартсе есть целых два Цербера - Филч и Снейп». Да, насколько я знаю угрюмого преподавателя Зельеварения, несделанного эссе он точно не одобрит. Тем не менее…
Я знаю, что должен отвести гриффиндорку к ее декану. Студенка не была в спальне после отбоя. Она прокралась в библиотеку, сняв защитную магию с дверей. Кроме того, этот плащ явно неразрешен на территории школы…
- Заканчивайте работу, я даю вам ровно полчаса, после чего, независимо ни от чего, отведу вас в гостиную Гриффиндора.
Я это сказал? Грейнджер удивленно распахивает глаза, но потом все же покорно склоняет голову и возвращается к недоделанному эссе. Я опускаюсь на стул невдалеке от девушки и слушаю, как перо тихо скрипит по пергаменту и неторопливо шуршат страницы древних томов.
***
- Мистер Филч, - окликает меня звонкий голос, но я просыпаюсь не сразу. Кто-то осторожно трясет меня за плечо, и я пытаюсь сфокусировать взгляд на человеке, который не дает мне отдохнуть.
Я недоуменно гляжу на гриффиндорку, уже собравшую пергаменты со стола, и на задворках сознания мелькает удивление: я задремал? Непростительная слабость. Очевидно, совсем потерял форму.
Прошло, если верить настенным часам, сорок минут. Какого черта она до сих пор не ушла? Прошлась бы себе по замку, когда еще представится такая возможность?
- Почему вы не ушли? – задаю я интересующий вопрос и осторожно поднимаюсь с неудобного стула. Спать в нем явно не следовало.
На лице Грейнджер проскальзывает легкое замешательство, потом она медленно роняет:
- Вы дали мне время и не доложили профессору Макгонагалл о том, что я не в спальне. Было бы нечестно по отношению к вам просто тихо уйти.
Вот теперь удивлен я. Попадись мне слизеринец, он бы, недолго думая, кинул в спину заклинание и убежал. Гриффиндорцы не настолько враждебны, но тоже бы не стали оставаться только лишь для того, чтобы разбудить меня. Но эта девушка…
- Я провожу вас до гостиной, - торопливо обрываю я поток своих мыслей.
Мы медленно идем по коридору, и я отчетливо вижу, что гриффиндорка порывается что-то спросить, но сдерживает себя, закусывая губу и сцепляя пальцы рук. Мне становится интересно, поэтому я бросаю через плечо:
- Мисс Грейнджер, спрашивайте уже.
Девушка вздрагивает, то ли оттого, что я назвал ее по фамилии, то ли потому, что угадал ход ее мыслей.
Я улыбаюсь, глядя на ее смущенное лицо, но в темной нише этого не видно. Наконец, гриффиндорка тихо осведомляется:
- Вы ведь не скажете профессору Макгонагалл?
Нет, не скажу. Хотя сам не знаю, почему. Я отрицательно качаю головой и прохожу несколько шагов, когда звучит еще один вопрос. Звучит настолько тихо, что я его скорее угадываю, чем слышу.
- А когда мне приходить отрабатывать взыскание?
Даже при слабом свете факелов я вижу, какой у Грейнджер невыспавшийся и усталый вид, вижу тёмные круги под глазами... Я мог бы заставить девушку переписывать записи о нарушителях, но почему-то не хочу этого делать.
Я недоверчиво фыркаю, найдя, наконец, причину своего более чем странного поведения. Поразительно: мне стало ее жалко. Я-то думал, это чувство в моей душе давно умерло.
- Идите спать, мисс Грейнджер. Вам завтра рано вставать, - выдаю я вместо ответа на заданный вопрос. - К тому же, мы пришли в башню Гриффиндора, - за произнесенной фразой я стараюсь скрыть замешательство.
Девушка секунду пораженно смотрит на меня, а потом подходит и неловко сжимает мою сухую ладонь.
- Спасибо, - ее глаза говорят больше слов. Затем гриффиндорка разворачивается, называет портретному стражу пароль и исчезает за захлопнувшейся картиной.
Я привык к ненависти, к пренебрежению, к злости, но не привык испытывать смущение оттого, что меня отблагодарили за хороший поступок. Может, потому, что таких поступков в своей жизни я совершал слишком мало?
