Глава 1 1981 год.
Давящая атмосфера Зала суда Министерства Магии не располагала к философским размышлениям. Она вообще ни к чему не располагала, вызывая безотчетную тревогу и ощущение дискомфорта, а яркое освещение и гул голосов накаляли и без того напряженную обстановку. Однако, человека, сидящего неестественно прямо в кресле обвинителя, окружающее волновало меньше всего. Он был подавлен, хотя ни за что не признался бы в этом.
Барти Крауч никогда не задумывался о том, что можно в один миг лишиться всего – имени, статуса, занимаемой должности. Того прочного жизненного фундамента, который закладывался долгие годы. И уж точно никогда не предполагал, что причиной подобной катастрофы может оказаться его собственный сын.
Мальчишка попался совершенно по-дурацки. Его поймали в компании Лестрейнджей, верных до фанатизма последователей Темного Лорда – магов, чьё участие в его преступлениях не вызывало никаких сомнений. Фрэнк и Алиса Лонгботтомы, доведенные пытками до безумия и не узнающие никого вокруг, стали последней каплей на чаше их вины.
Крауч тогда аппарировал к дому Лонгботтомов и наткнулся на стажера, который мотнул головой в сторону гостиной, не в силах выдавить из себя вразумительного объяснения. Но оно и не потребовалось.
На полу, испуганно тараща глаза на окружающих, сидели ранее подающие большие надежды авроры Министерства. Их тела все еще подергивались в конвульсиях, хотя заклятие было давно снято. Это была лишь остаточная реакция организма на многочасовую боль.
С этого момента для Крауча больше не существовало сына.
Его мальчик был неспособен на такое зверство, не мог равнодушно смотреть на пытки и, тем более, с безумной улыбкой применять
Crucio к людям,
не мог !
– Введите подсудимых, – мистер Крауч не узнал собственного голоса. Слова прозвучали жёстко и равнодушно.
***
Женщина в зале вздрогнула и подняла на Барти опухшие глаза. Он твёрдо встретил этот взгляд, полный горечи, страдания и… ненависти. Конечно, ведь это ее сын… ничего другого мать и не может чувствовать.
Да, в глубине этих утративших жизненный блеск глаз плескалась неприкрытая ненависть, ненависть к нему, к Бартемиусу Краучу! Ему захотелось зажмуриться. Этот немой укор напомнил ему о недавнем разговоре. Хотя вряд ли можно было назвать разговором одну единственную реплику.
Вчера его жена спустилась вниз, заметно пошатываясь и периодически натыкаясь на углы. Он бросился к ней, опасаясь, как бы Элен не расшиблась, но она демонстративно отвергла предложенную помощь и самостоятельно дошла до кресла. Тяжело опустившись в него, Элен какое-то время просто сидела молча, словно не замечая присутствия мужа. Он же нервно постукивал пальцами по подлокотнику кресла, также не стремясь начать разговор, не потому что не хотел, а потому что не знал как.
Элен за последний месяц сильно сдала. Нет, не за месяц. Она начала стремительно меняться с того проклятого дня, когда пришло известие о предварительном заключении сына в Азкабан.
Вчера, глядя на ее ссутулившуюся фигуру и ввалившиеся глаза, он отчетливо понял – Элен не в силах принять эту правду. Каждый день она проживает в состоянии близком к срыву, потому что разум противоречит чувствам, а бороться сам с собой человек не может. В конечном итоге он всегда проигрывает.
Ему в этом плане всё-таки проще, как бы чудовищно это ни звучало. Он видел своими глазам то, что стало с Фрэнком и Алисой. Это страшнее смерти. Намного страшнее.
А Элен постоянно твердит, что все ложь и клевета, что палочка, из которой были выпущены заклинания, вовсе не ее сына, что это ложная улика, подброшенная Пожирателями с целью подставить ее мальчика.
Еще пара таких месяцев, и Элен просто сойдет с ума, раз уже сейчас говорит столь абсурдные вещи.
«Не его палочка…» Крауч скомкал попавший под руку лист пергамента.
Он прекрасно помнит тот солнечный июльский день, помнит счастливую улыбку сына и палочку с сердцевиной из жилы дракона, купленную у Оливандера… Это было всего каких-то восемь лет назад!
***
Вчера Элен срывающимся голосом задала ему единственный вопрос: «Как ты можешь?»
Как он мог своими руками подписать приговор собственному сыну?! Вопрос, на который он так и не сумел ответить.
***
Боковая дверь отворилась, резко вырвав его из череды воспоминаний, и заключенных, сопровождаемых дементорами, усадили в кресла, стоящие в центре зала. Магические цепи моментально приковали преступников к подлокотникам, лишая их возможности двигаться. Физический дискомфорт – еще одна из немаловажных деталей, заставляющих человека сломаться.
По залу пробежал шепот. Конечно же, его сына сразу узнали. Сколько раз Барти рекомендовал его как юношу с выдающимися в области Защиты способностями…
Мальчишка дрожал. Присутствие дементоров все переносят по-разному. Это зависит не только от владения
Expecto Patronum , но еще и от способности отключаться от происходящего, объёма счастливых воспоминаний, умения сосредотачиваться на них…
Юноша поднял голову и попытался поймать взгляд отца. Тот быстро отвернулся.
Мистера Крауча жёг стыд и терзало разочарование, а ещё ему было больно. Усилием воли он заставил себя сосредоточиться на причинах, приведших его в этот зал. Пытаясь заглушить боль, Крауч воскрешал в памяти лица убитых авроров и старался вызвать нужные эмоции. Ненависть. Злость. Презрение…
Эти подонки, именующие себя Пожирателями Смерти, вообразили, что им дозволено все. Что ж, значит, и он имеет право не жалеть их. Не жалеть
его.
* * *
– Вас доставили сюда, чтобы суд присяжных Визенгамота мог вынести в отношении вас приговор. Вы обвиняетесь в похищении…
Крик сына прервал его монотонную отрепетированную речь:
– Отец! Отец, пожалуйста…
Крауч запнулся, но тут же продолжил, невольно повысив голос:
– … в похищении Фрэнка Лонгботтома и множественном применении к нему непростительного заклятья
Crucio , приведшего к полному разрушению психики работника Министерства Магии. Вы также пытались выяснить, где находится ваш исчезнувший хозяин, известный как
Тот-Кого-Нельзя-Называть…
– Отец, я в этом не участвовал! Клянусь!
«Конечно,– устало подумал Крауч, – не участвовал… Просто оказался не в то время не в том месте. Только вот проверка твоей палочки с помощью
Priori Incantatem , на которой я, не веря очевидному, специально настаивал, показала, что заклинание
Crucio было произнесено
двадцать три раза . И ты смеешь заявлять, что не участвовал в этом?!»
– Не отправляй меня обратно к дементорам… – а вот это уже была мольба. И паника. Отец рискнул посмотреть на мальчишку. Круги под глазами, осунувшееся лицо, мелко трясущиеся руки… Ты сам виноват в этом, сын.
Ты сам виноват!
– Не получив желаемой информации от Лонгботтома, – скучным монотонным голосом продолжал Крауч, – вы также подвергли
Crucio его жену. Вы намеривались вернуть власть своему хозяину и продолжить деятельность, противоречащую магическим и общечеловеческим законам: сеять зло, убивать, пытать…
– Мама! Останови его! Пожалуйста! Это не я, клянусь, это не я…
– Я прошу тех присяжных… – снова повысил голос Крауч… Мысли мешали: «Слабак. Просить помощи у Элен, которая еле на ногах держится из-за всего этого. Из-за твоего предательства, между прочим! Мерлин, кого я вырастил?
Вырастил? А много ты времени семье уделял, или для тебя работа всегда была важнее? Абстрактная деятельность стояла на первом месте, заслоняя конкретных людей…»
* * *
– Я прошу тех присяжных, – твердо повторил Крауч, сосредотачиваясь на звучании собственных слов и игнорируя полные отчаяния взгляды Элен, – кто,
как и я, считает заслуженным наказанием этих античеловеческих действий пожизненный срок в Азкабане, поднять руки! – Крауч оторвался от протоколов и осмотрел зал. Некоторые смотрели на него с осуждением, большинство – с мрачным торжеством, и лишь немногие – с состраданием. Руки подняли все.
– Единогласным решением суда присяжных, Беллатрикс Лестрейндж, урожденная Блэк, Рудольфус Лестрейндж, Рабастан Лестрейндж и Бартемиус Крауч-младший признаются виновными и приговариваются к пожизненному заключению в Азкабане. Приговор окончательный. Обжалованию не подлежит.
* * *
Барти мгновенно пронзила мысль, что именно теперь
он поставил жирный крест на жизни сына. Грюм неодобрительно покосился на него. Крауч нахмурился, принимая этот взгляд.
Завтра во всех газетах будет обсуждаться этот громкий процесс, его самого наверняка назовут фанатичным борцом за справедливость, не щадящим никого, даже своего мальчишку.
– Темный Лорд вернется, Крауч! – высокий женский голос оторвал Барти от мыслей, он взглянул на Лестрейнж. В её глазах светилось фанатичное торжество. – Он вернётся и освободит нас, он разрушит ваш Азкабан, – Белластрикс презрительно ухмыльнулась, – сотрет эту тюрьму с лица земли и осыплет нас милостями за то что мы остались верны ему. А пока мы будем ждать его, сколько нужно, сколько придётся…
– Уведите заключенных, – прервал он бессмысленную тираду и в последний раз взглянул на…
– Я твой сын… – одними губами прошептал юноша. Зачем Крауч посмотрел в эти глаза, он же заранее знал, что в них будет мольба! – Я же твой сын… – прозвучал над залом срывающийся и такой родной голос.
«Ну, давай же, Барти, скажи это! Ты же столько раз повторял эту фразу про себя, что мешает тебе ее озвучить?»
«Элен, – вдруг отчетливо понял он. – Если я сейчас скажу это, она просто сломается».
«А если не скажешь, то весь этот фарс, который только законченный идиот может назвать образцовым судом, не будет стоить ни кната!»
– У меня больше нет сына! – что было сил выкрикнул он, ощущая себя каким-то второсортным актером с начала до конца срежессированного, а потому предсказуемого спектакля. – У меня больше нет сына! – тихо повторил он. Элен как-то странно дернулась в кресле и обмякла, лишившись чувств. Барти с сожалением посмотрел на жену. Он не хотел думать о том, что она может не выдержать такого потрясения.
Он вытащит ее. Обязательно вытащит. Заставит этих идиотов, бессмысленно просиживающих штаны в Святом Мунго, вернуть ее к жизни. А пока…
– Уведите, – повторил он, чувствуя, что голос и воля отказываются ему повиноваться. – Уведите сейчас же, и пусть сгниют в своих камерах!
«Я не виноват, это все неправда, неправда, неправда!» Процесс закончился, присяжные покинули зал, а звонкий голос сына всё звучал и звучал в его голове. Давно разошлись обыватели, пришедшие просто посмотреть и посудачить, а мистер Крауч сидел в опустевшем зале и, бессильно опустив голову и закрыв лицо руками, чувствовал, как по лицу… Теперь можно… Теперь ведь никто не увидит… Никто не узнает, как тяжело ему далось это решение,
никто.
Внезапно он почувствовал, как тяжелая рука опустилась ему на плечо. Он вздрогнул и обернулся. Позади с кривой усмешкой стоял Аластор Грюм.
– Что ж, Крауч, ты своего добился.
– О чем ты…
– Цепляешься за пост, стараешься удержаться любыми путями, не гнушаешься ничем, так? Упрятал собственного сына в затхлую камеру, а завтра это назовут эталоном справедливости. Только, Крауч, это не справедливость, это просто
нечеловечность.
– И это говорит мне аврор, которого все называют не иначе как «грозой черных магов»? – Крауч ухмыльнулся. – Грюм, да ты лицемеришь.
– Знаю я, как обо мне судачат, только это не имеет никакого отношения к теме, от которой ты намеренно увиливаешь, – продолжал давить Грюм. – Зачем сам вызвался в обвинители? Мог бы взять самоотвод.
Барти смотрел на Аластора и не знал, что ответить. Как объяснить этому человеку, что он обязательно должен был принять участие в сегодняшнем процессе. Как растолковать, что иначе он просто не смог бы принять ту правду, которая никак не хотела облекаться в утверждение «я вырастил чудовище».
– Что ж, ты прав, Грюм. Справедливость превыше всего. И я не считаю, что следует делать исключения для кого-то, связанного со мной родственными связями. Если не возражаешь, у меня еще дела, – сухо обронил Крауч, непрозрачно намекая, что разговор окончен.
– Какая же ты все-таки мразь, – Грюм демонстративно сплюнул в его сторону, резко развернулся и пошел прочь из зала. Деревянная нога раздражающе постукивала по полу, но этот звук постепенно затихал, пока не исчез вовсе, растворившись в тишине пустынных коридоров.
«Ты хотел правды – ты ее получил. Этот человек ─ единственный, кто не станет тебе лгать. Он и Дамблдор, но Альбуса сегодня не было в зале суда. Остальные будут только заискивать, потому что ты – пока еще значимая фигура в обществе».
* * *
Он встал с кресла, внезапно показавшегося жестким, и подошел к жене, которая по-прежнему была без сознания. Вздохнув, он позвал в пустоту:
– Винки.
– Хозяин звать Винки, – пропищало доверчиво хлопая большими ушами материализовавшееся из воздуха создание, – Винки прийти.
– Перенеси Элен домой, – безжизненно-тусклым голосом приказал эльфихе Крауч.
– Хозяйка плохо себя чувствовать? – встревоженно спросила она.
– Не смей задавать мне дурацких вопросов. Делай что велено, – у Барти даже не получалось наполнить голос раздражением, чтоб заставить это назойливое существо заткнуться. Он был слишком вымотан.
– Винки делать как приказал хозяин, – кивнув, смиренно пискнула она.
– И смотри, не отходи от неё, пока я не вернусь, – бросил Крауч, поспешно покидая зал.
На следующий день газеты пестрели броскими заголовками и громко шуршали об этом процессе как о показательном и образцовом.
Не прошло и недели, как Барти Крауч был назначен главой Департамента Защиты Магического Правопорядка.
