Глава 2Зависть – плохое чувство, грязное, черное. Это Гермиона усвоила еще до поступления в школу. Зависть порождает недовольство, недовольство порождает страх, а тот, в свою очередь, порождает гнев… На этом – все. Цепочка обрывается. Дальше нет ничего. Только бескрайняя выжженная пустошь. Как та, что остается после пожара или войны. Пройдут десятки лет, пока душа отважиться дать новые всходы и крошечные стрелки ростков потянутся к свету.
Единственный способ сохранить сердце и разум чистыми – идти к своей цели, не оглядываясь по сторонам.
А что потом? Когда не останется невыполненных желаний, нереализованных амбиций. Снова – пустота? Так чем этот путь лучше других…
Гермиона закрыла глаза. Слишком много вопросов. Ей всего шестнадцать, а она заживо погребла себя среди пыльных фолиантов. Променяла солнечный свет и улыбки друзей на призрачную возможность стать ближе к утраченным знаниям. Понять, поглотить, насытиться. Впитать в себя крупицы древней магии, рассеянные по обветшалым страницам, таящиеся в каждой чернильной закорючке.
Гермиона и сама понимала, что ее неуемная жажда познания граничит с одержимостью, но не находила в себе сил остановиться. Дом Блэков был для нее чем-то вроде сокровищницы Али-Бабы. Особенно библиотека.
Изо дня в день она приходила сюда, часами просиживала у окна с открытой книгой в руках, нетерпеливо шелестела страницами.
А по вечерам ее грызла зависть. То, от чего она добровольно отказывалась утром, с наступлением сумерек вдруг становилось необходимым и важным. В такие минуты Гермионе нестерпимо хотелось присоединиться к ним, ее большой, счастливой, беспросветно невежественной семье. И просто жить, не забивая голову рунической абракадаброй. Она бы так и сделала, послала бы все к черту, если бы не одно обстоятельство… Сириус был единственным чистокровным, единственным наследником «темных начал», в чей дом она могла попасть беспрепятственно. За исключением Уизли, конечно. Которые, при всей гермиониной любви к ним, столь обширной коллекцией раритетных изданий не располагали.
- Зачем тебе это?
Гермиона вздрогнула, изумленно посмотрела на Сириуса.
- Что именно? – переспросила она, невольно скопировав его фамильярно – насмешливый тон. Тут же попыталась смягчить неловкость, прибавив «мистер Блэк», на что Сириус только рукой махнул.
- Меня в твоем возрасте сюда палкой было не загнать,- сказал он, усмехнувшись.- И вот результат. Ладно, согласен, никудышный пример…
Гермиона из вежливости тоже улыбнулась, хотя ничего забавного в словах Сириуса не заметила. Он надолго замолчал, словно забыв о существовании Гермионы. Потом неожиданно, когда девушка уже собиралась было вернуться к прерванной на середине главе, опомнился и продолжил:
- Моя обожаемая матушка всю эту хрень сволакивала в одну кучу из разных концов Света. Особенный трепет у нее вызывали книги, обтянутые кожей. Человеческой, разумеется. Прямо наглядеться на них не могла, все листала, пометки какие-то на полях делала. Приятной она была женщиной, душевной. Однажды мне голову отцовской тростью размозжила, в порыве родительских чувств, когда я ее талмуд апельсиновым соком заляпал. Наверное, с тех пор я и утратил охоту к чтению. И к соку как-то охладел.
- Шутите?
- Если и так, то не очень смешно выходит, верно? Я тебе раньше не говорил, да и сейчас настаивать не буду… Только лучше бы тебе в это дерьмо не лезть. Испачкаешься. А толковых заклятий здесь не больше, чем в учебнике, уж поверь. Тех, за использование которых срок не грозит.
Гермиона внимательно посмотрела в равнодушные, пустые глаза.
- Не беспокойтесь, Гарри о них не узнает. От меня, по крайней мере. И применять я их не стану, вас ведь это волнует? Я лишь хочу быть уверенной, что они не пропадут зря. Рано или поздно Министерство признает очевидное. Возрождение Волдеморта. Громкие аресты не заставят себя ждать. И нет никакой гарантии, что этот дом к тому времени останется ненаносимым.
Сириус откинулся на спинку кресла и залился веселым мальчишеским смехом. Никогда прежде Гермиона не видела его таким расслабленным.
- Ты меня заранее похоронила, выходит. Не дожидаясь, пока чиновники раскачаются. Умница, девочка!
Гермиона решительно не знала, что в подобной ситуации следует говорить, а чего не следует. Поэтому, на всякий случай, молчала.
Постепенно взгляд Сириуса обрел некоторую осмысленность. Мужчина легко поднялся на ноги, прошелся по комнате. Зачем-то отдернул тяжелую портьеру, занавешивающую ближайшее окно, впуская в помещение свет заходящего Солнца. И долго смотрел на багровеющий край неба.
- Как чертова бабочка в стеклянной банке… Полудохлая бабочка.
