Глава 1. Обитатели приюта.…детские души подобны воску - легко меняют форму.
Но если убить в них что-то тонкое и почти неосязаемое,
называемое человечностью, из нежного цветочка получится монстр…
Всхлипы в полутьме звучали гулко. Старательно приглушённые подушкой, они всё равно врезались в сознание и не давали уснуть.
- Эй, Сопливик! Заткнись, иначе получишь!
Хриплый, ломающийся голос донёсся с другого конца длинной комнаты, которая на время летнего ремонта служила мальчикам спальней.
В ответ на эту реплику мальчонка лет семи, прозванный Сопливиком, громко икнул, сжался и тут же, шумно дыша, спрятал голову под подушку.
- Надоел, каждый вечер одно и то же. Надо бы завтра… - остаток фразы, сказанной ворчливым шепотом, было уже не разобрать.
Через несколько минут все стихло. Маленький Том Риддл лежал с открытыми глазами и смотрел в тёмный потолок, прислушиваясь к сонному дыханию пятнадцати мальчишек. Он занимал соседнюю к Сопливику кровать, поэтому был сыт этими всхлипами по горло, но ничего не говорил по неведомым ему самому причинам.
Сопливика привела сюда около месяца назад полная неопрятная женщина. Она вошла в холл приюта, небрежно ухватив его за руку, тяжело протопала не то в кабинет, не то в гостиную, где обычно обитала директриса, быстро о чем-то с ней переговорила и покинула здание «Приюта Милосердия». А Сопливик остался. И по какому-то недоразумению ему отвели кровать рядом с Томом.
В первую же ночь своего пребывания среди сирот Сопливик (его настоящее имя, кстати, было Деннис; по крайней мере, так его звали директриса, воспитатели и няня) разразился громким горестным плачем. Все обитатели спальни тогда столпились возле его кровати, в недоумении разглядывая бьющегося в истерике мальчика. Никто из них не понимал его горя. Все они очутились в приюте в счастливом бессознательном возрасте, когда дети ещё ничего не понимают в происходящем. А некоторые, например Том, и вовсе жили здесь с самого рождения.
И поэтому вид плачущего малыша, оказавшегося в этом унылом месте виной каких-то страшных обстоятельств, у большинства из них вызывал отнюдь не сочувствие, а скорее неприязнь, Тогда, как почти все обитатели «Приюта Милосердия», возможно, за исключением некоторых девочек, не помнили или вовсе не знали другой жизни, кроме сиротской.
Деннис плакал долго, пока своими хриплыми вздохами не разбудил тринадцатилетнего Боба, который спал у дальнего окна импровизированной спальни. Боб, рослый прыщавый тринадцатилетний юнец с бледной кожей и массивной нижней челюстью, был самым старшим из приютских мальчишек, поэтому негласно считался признанным вожаком их маленькой стаи.
Боб поднял голову и недовольно осмотрел комнату в поисках непонятного шума, который мешал спать. С изумлением он окинул взглядом столпотворение и плачущего на кровати мальчишку.
- Чё столпились? Все спать быстро пошли!
Все зашумели и стали разбредаться по кроватям.
- А ты заткнись! – гаркнул Боб на мальчишку.
Деннис продолжал плакать. Не вставая с кровати, Боб подобрал с пола тяжёлый лакированный ботинок и запустил им в ревущего мальчика. Башмак пролетел всю спальню и метко угодил тому по макушке. Деннис вскрикнул от боли, сел на кровати и с испугом в глазах оглядел укладывающихся мальчишек.
- Не замолчишь – хуже будет! - донёсся до него голос Боба с другого конца комнаты. - Вишь чего! Сопли развесил! Не мамки мы тебе, слушать тебя не будем!
Вот так Деннис стал изгоем, с которым никто из мальчишек не хотел даже разговаривать. «Сопливик» навсегда стало его вторым, а среди сирот и единственным, именем.
В «Приюте Милосердия» всем давали прозвища. Том и не помнил, чтобы между собой ребята называли друг друга как-то иначе. Но, как правило, клички были необидными. Даже Тома, которого никто не жаловал из-за того, что он держался особняком, называли просто «чудиком», что, в общем-то, никак не задевало его самолюбия. Он всегда знал, что он не такой, как все остальные. Ему нравилось быть особенным. Ко всем остальным сиротам он относился немного свысока и сторонился их, не ввязываясь лишний раз в чужие споры и разговоры.
Том слишком рано понял, чем ребёнок-сирота отличается от ребёнка, у которого есть родители. На улицах его не принимали в игры, в школе тыкали пальцем и смеялись за спиной, старшие ребята нередко били, зажимая по углам школьных коридоров. За Тома никогда никто не заступался. Даже из приютских ребят. Почти все сироты были маленькими и, в силу возраста или чего-то ещё, довольно слабыми (за исключением Боба, но тот в дрязги «малышни» никогда не лез, предоставляя им самим разбираться со своими проблемами), поэтому никто из них лишний раз не лез под горячую руку из-за какого-то «чудика». Сироты жили вместе, но не представляли собой сплоченный коллектив. Скорее, это была группа людей, которых вместе удерживали лишь грустные обстоятельства их неказистой жизни. Рано или поздно каждый понимал, что совершенно не нужен окружающим.
Всё это Том осознал на первом же году своего обучения в школе св. Петра. С шести лет его единственной радостью было уйти на незнакомую улицу подальше от приюта, где поменьше людей, и там, вдали от одноклассников и сирот, с которыми он жил, изображать из себя обычного ребенка, у которого есть мама и папа. Благо, в приюте не следили за перемещением своих воспитанников, главное было, чтобы к «отбою» все были в своих кроватях, поэтому осуществлять такие вылазки удавалось без труда.
Но около полугода назад жизнь Тома резко изменилась. Однажды, возвращаясь с очередной прогулки, уже на подходе к приюту он наткнулся на группу своих одноклассников. Маленький, болезненного вида мальчишка, его ровесник, прозванный «Мышом» за свое хрупкое телосложение, воскликнул, тыча в него пальцем:
- О, смотрите! Чудик! Какая встреча! - состроив жалостливую мордашку, он издевательски пропел придуманный кем-то глупый куплет. –
Глупый Чудик у дороги
Растянул худые ноги.
Съел объедки со стола
От радости не встал с утра.
Несмотря на то, что четверостишие и правда было глупым и совсем не смешным, вся компания разразилась дружным гоготом. Мыш был у них кем-то вроде шута. Том исподлобья оглядывал их, прикидывая пути отступления в надежде на то, что никому не придёт в голову мысль его бить.
- Ты чего такой невесёлый, а, Чудик? – рослый мальчишка на голову выше всех остальных обратился к Тому. – И бледный какой… Может, тебе цвету добавить? - он хищно прищурился, облизнул сухие губы и медленно двинулся к Тому, который застыл метрах в трёх от него.
Это был Зак. Второгодник и по совместительству глава лидерского сообщества класса. Остальные медленно расходились полукругом. Том посмотрел на каждого по очереди, встретившись с каждым взглядом: семь человек. В этот момент он словно читал мысли каждого их них: «Скучно», «Жалкая испуганная сиротка», «Чудик»… Будут бить.
Том не боялся. Совсем. Не было даже привычной злости на собственное бессилие. Каким-то шестым чувством он понимал, что сегодня все пройдёт «не по плану», и в душе его с каждой минутой всё ярче разгорался огонёк злорадства.
- Ну, чего молчишь? Скажи нам что-нибудь, Чудила… - Зак разминал кулаки и все ближе подходил к застывшему, как будто окаменевшему, Риддлу.
На расстоянии вытянутой руки от Тома Зак замахнулся. Хлёсткий удар угодил в правую скулу. Том слегка покачнулся, но устоял. В глазах заплясали огненные точки, из разбитой губы закапала кровь. Том с ненавистью посмотрел на своего мучителя и почувствовал странное покалывание в кончиках пальцев. Зак загоготал еще больше и отвёл руку для второго удара, но ударить не успел. Вскрикнув, он выгнулся дугой. Судорога свела все мышцы и Зак упал на асфальт, продолжая биться в конвульсиях.
Том вытер кровь с лица и одного за другим оглядел по очереди всех шестерых мальчишек: на их лицах отразился какой-то животный страх. Они с ужасом переводили взгляд с Тома, на стонущего и всё ещё лежащего на асфальте Зака.
Не дожидаясь, пока они придут в себя, Том двинулся в сторону дверей приюта.
Никто не пытался его остановить.
После того случая Риддла стали сторониться. Позже Том узнал, что врач поставил Заку страшный диагноз: эпилепсия. Но порой дети более чувствительны к необъяснимым явлениям, нежели взрослые, и поэтому они безошибочно связали внезапно обнаружившуюся болезнь Зака и случай с Чудиком.
Тома стали бояться. Его насмешливо-снисходительное прозвище «Чудик» плавно перетекло в опасливо-неприязненное «Сыч», которое произносилось только шёпотом и только за его спиной. О случае с Заком узнали в приюте, и даже там лишний раз старались его не задевать. Но, поскольку Том больше не проявлял агрессии по отношению к другим и не пытался навязываться, вскоре все как-то подзабыли об этом происшествии. Но настороженность по отношению к нему всё равно осталась.
А вера Тома в собственную исключительность только окрепла.
Сейчас, глядя в потолок, он размышлял о природе своих необычных способностей. Том мучительно думал об этом на протяжении вот уже нескольких месяцев, но ничего путного в голову так и не приходило.
Вот и в этот вечер, он не смог найти объяснение и вскоре заснул, убаюканный дыханием спящих мальчиков и неясным бормотанием Сопливика, ворочавшегося во сне на соседней кровати.
