Луна Лавгуд. Андромеда Тонкс.Луна Лавгуд.
Автор: Realmer06
Переводчик: Anesteziya
Слушая радугу.
Я всегда думала, что самое удивительное в мире – видеть звуки. Их видела моя мама, и с самого раннего детства я тоже хотела так уметь. Я хотела видеть звуки, слышать музыку, голоса или какие-то другие звуки в водовороте цветов, также как и мамочка.
Я не помню, сколько лет мне было, когда я узнала, что не все взрослые волшебники и волшебницы могут видеть звуки. Хотя я и была расстроена, что для этого умения мало вырасти, для меня мама от этого стала только ещё более выдающейся волшебницей.
Задолго до того, как мои ноги стали доставать до пола, я сидела на одном из высоких табуретов в маминой мастерской, пока она проводила эксперименты. У неё была очень странная коллекция разных предметов, развешанных по всему кабинету.
Примерно также я представляла себе гнездо скраптона. Каждый день она приносила всё новые вещи, левитировала их, а я слегка стучала по ним хрустальным скипетром. Потом она очерчивала маленький квадрат на предмете, размером с этикетку, стуча по нему своей палочкой до тех пор, пока он не становился цветом определённого звука. Тогда мама заколдовывала ленту, а моей обязанностью было подвешивать новый предмет там, где она показывала.
Когда мне было семь, я спросила её, пытается ли она собрать радугу? Она прижала меня к себе и рассмеялась: «Нет, милая,- сказала она мне.- Не собрать. Я пытаюсь раскрыть её. А теперь поговори со мной, дорогая».
И я говорила. Я пела ей песни, рассказывала о тех существах, которых изучал папа, говорила о цветах, которые нашла в тот день в лесу. А она смотрела, как я говорю, хотя никогда не объясняла мне зачем.
Мой папа называл меня своей лунной девочкой и в те дни, когда мама была особенно занята, он забирал меня и показывал тех удивительных созданий, за которыми наблюдал. Он показывал, где были плимпы, и демонстрировал доказательства существования мозгошмыгов или нарглов. Когда я была совсем маленькой, я задала ему один глупый вопрос: на самом ли деле они существуют?
«Конечно, существуют! - ответил он, удивленный моим вопросом.- Да они такие же настоящие, как и мы с тобой! Просто из-за того, что они редко показываются, некоторые волшебники готовы заявить, что это всё выдумки. Но это не так, - прошептал он, опускаясь передо мной на колени. - Луна, милая, - сказал он тихо, - Никогда не позволяй кому-либо говорить тебе, что что-то не существует, если тебе довелось видеть это собственными глазами, поверь в это, иначе ты не увидишь и половины всех чудес этого мира!»
Довольная таким ответом настолько, насколько может быть довольна четырёхлетняя девочка, веря, что папа не может обманывать, как верила в то, что морщерогие кизляки могут вырастить крылья и взлететь, я больше никогда не спрашивала его об этом. Днем я проводила время с отцом в погоне за кизляками и ливеннами, а вечерами с мамой в погоне за радугой. Для меня это всегда было очень увлекательно, и никогда больше я не была так счастлива.
К тому времени как мне исполнилось девять, я знала её мастерскую не хуже самой мамы, хотя так и не поняла что это всё значит или что на самом деле она пытается сделать, когда говорит, что хочет раскрыть радугу и почему моя колдография висела в самом центре того цветного круга, с которого начиналась её мастерская.
Я спросила её, но она мне не ответила. Она всё больше и больше отдалялась, становилась всё более рассеянной, и мы с папой видели её всё реже и реже.
Было очевидно, что папа знает больше, чем я. И казалось, что это что-то огорчает его. Даже когда я показывала ему ожерелье, которое сделала для мамы из растущих у нас в саду силокнянок, это лишь ненадолго оживляло его. Долгое время я опасалась нападения мозгошмыгов, но папа грустно улыбнулся, когда я предположила такое, и погладил меня по голове.
«Нет, Луна, это не мозгошмыги.»
«Тогда что же это, папа?» - спросила я его. Он вздохнул.
«Моя лунная девочка, боюсь, ты не поймешь».
«Но я очень смышленая, - заверила я его. - Вчера я сама поймала плимпа! Если я понимаю, как словить плимпа и выследить в лесу ливенна за полмили, почему я не смогу понять что происходит с мамой?» - спросила я. Тогда он обнял меня одной рукой и прижал к себе.
«О, Луна, моя дорогая. Это так трудно объяснить. Твоя мама пытается расшифровать радугу уже так долго…тратит на это всё своё время. Она не может больше думать ни о чём другом».
«Значит она уверена, что у неё получится» - сказала я, думая, что глупо так беспокоиться из-за столь простой вещи. Не мои ли родители говорили, что тяжелая работа приносит большое вознаграждение?
«Я отнесу ей чаю, хорошо?»
Он кивнул, грустно улыбаясь, и я, взяв поднос, ушла в её мастерскую.
«Мам?» - позвала я, но дверь была закрыта, и хотя я и слышала, что мама внутри, она не отвечала.
Я осторожно толкнула дверь, открыв её. «Мама?» - позвала я снова.
«Я не понимаю, - говорила она, неистово листая свой журнал и сдергивая с балки ленты. - Звуки хрусталя в трёх оттенках…песнь феникса во всех цветах огня… но радуга…что создает радугу?»
«Мамочка?» - позвала я, набираясь храбрости, чтобы сделать шаг внутрь. Она ходила туда-сюда, безумно шепча что-то. Впервые в жизни я была так напугана.
«Я должна узнать…я должна!.. Луна…радуга в ней…но как? Как?»
«Мама?»- произнесла я снова почти шепотом. Она всё ещё не слышала меня.
« Это не может быть просто чистым звуком или хрусталь и песня показывают правду…должно быть что-то большее, но что? Что?»
«Мамочка, я принесла чай» - сказала я громче.
«Я слышу это, - она расплакалась. – Я это вижу! Я должна узнать!»
И одним стремительным движением она подняла свою палочку обеими руками над головой и прокричала слово, которое я не знала и не понимала.
Я закричала, роняя поднос и падая на землю, и подняла руки над головой в попытке защититься от осколков, летящих со всех сторон. Но ещё ужасней, чем разломанные артефакты и порванная в клочья лента, был вид мамы, окруженной огненным свечением и лежащей на полу.
«Мама!» - пронзительно завопила я и побежала к ней. Она лежала на обгоревшем полу, не отрывая взгляда от предметов, которые не упали с балки – моей колдографии и ленты радуги.
«Луна» - прошептала она, и я, всхлипывая, опустилась перед ней на колени.
«Мамочка, с тобой всё будет в порядке!» - сказала я. Она покачала головой.
«Нет…моя милая… - ответила она. - Я увидела…и я должна умереть.»
«Нет! - закричала я. – Ты не можешь умереть! Ты не можешь. Я не верю!»
«Нет, - сказала она, сжав мою руку что есть силы. – Не говори так, Луна. Никогда не говори так».
«Если ты умрешь, я ни во что не буду верить», - резко прошептала я сквозь слёзы.
Она ещё сильнее стиснула мою руку.
«Нет. Ты не должна потерять!.. - неистово прошептала она, смотря на меня безумным взглядом. – Радуга…она появляется только когда есть все возможности! Не верить значит потерять радугу! Луна! Ты не должна потерять её. Никогда!» - убежденно прошептала она последнее слово с болью в голосе.
«Как? - беспомощно прошептала я, и слезы покатились по моему лицу. - Как я могу? Без тебя?»
Она улыбнулась своей привычной улыбкой, тем самым немного успокоив меня.
«Поверь, - пробормотала она, закрывая глаза. – Поверь, что это не конец…Поверь, что ты увидишь меня снова…Поверь, что ты всё ещё можешь слышать мой голос…Ты должна верить во всё, что возможно, Луна…И тогда радуга не исчезнет из твоего голоса!...Если ты поверишь во всё, ты никогда не разуверишься в этом... Прочти мой журнал, всё это есть в моем журнале…Я всегда любила слушать твой голос…Это были те моменты, когда я слышала радугу…поговори со мной, милая…поговори…»
«Я люблю тебя, мамочка, - сквозь слезы прошептала я. – И я обещаю тебе, что буду верить во всё»
И с умиротворенным лицом она умерла.
В тот момент, когда она ушла, радужная лента, держащаяся на моей колдографии, рассыпалась, падая на нас словно эльфийская пыль.
Я никогда не забуду ни смерть мамы, ни обещание, данное ей. После её смерти я штудировала её журнал неделями, изучая всё, что знала она, всё, что она пыталась найти. Со дня её смерти я добавила туда свои собственные исследования. Возможно, однажды я найду заклинание, погубившее её. Возможно, однажды я смогу помочь людям увидеть то, что видела она, показать им звук моего голоса в потоке цветов. Я знаю, как люди зовут меня и что говорят про меня и вещи, в которые я верю. Но я дала обещание верить во всё, поэтому я тоже им верю и, думаю, что это не так уж и сложно.
Когда я говорю, я говорю о возможностях. А когда говорят другие, я слушаю и я знаю, что всё, о чём они говорят, возможно. И поэтому они называют меня Лунатичкой и считают сумасшедшей. И я верю, что, возможно, так оно и есть. Но также я верю, что не ошибаюсь. Я не ошибаюсь, веря в то, во что верю.
Однажды я поймаю морщерогого кизляка. Однажды у меня будут друзья, которые не будут считать меня странной. Однажды я узнаю, что такое мир без войны. Однажды я снова увижу маму.
Однажды я услышу радугу.
Андромеда Тонкс.
Автор: purtyinpink71121
Переводчик: Ливлли
Давным-давно моя жизнь была бесцветной. Тоска, - чернее моей фамилии, - была моим обычным настроением. Она везде следовала за мной, запершись в моей душе. Я была никем для своей семьи: не духозахватывающая красавица, как светловолосая Нарцисса, не идеальная, как перворождённая Беллатрикс. Я была просто Энди, средним ребёнком, которого называли словно мальчишку.
В детстве меня обучали дома, и я никогда не посещала школу до Хогвартса. Поэтому моё детство протекало в стенах дома, где я слушала восхваление сестёр и невзначай брошенные намёки, далеко не завуалированные, о том, как я могла бы стать лучше. Но в итоге, как бы я ни старалась, я не могла быть достаточно хороша. Цвета и счастье доставались мне всё сложнее.
Давным-давно, моя жизнь делилась на чёрное и белое. Я делала то, что мне говорили, не перечила, проглатывая каждое слово критики. Я знала, что рано или поздно станет легче. Но потом, всё изменилось. Всё изменилось летом перед седьмым курсом.
Это произошло в Косом переулке. Помню всё случившееся в тот день, ведь он колоссальным образом изменил мою жизнь. Я возвращалась из зоомагазина и столкнулась нос к носу с кем-то. Это был Тед Тонкс. Мой личный спаситель.
Он принялся много извиняться и протянул руку, чтобы помочь подняться с земли. Настоял на том, что всё это его вина и чтобы искупиться купил мороженое у Флореана Фортескью. Я не была уверена, можно ли так себя вести, но тогда подобные мысли не особо волновали меня.
Магглорождённый или нет, я была очарованна им. Он был такой живой и весёлый, хотя не с чего было радоваться. И я позавидовала ему.
Во время разговора я узнала, что он хаффлпаффский семикурсник. Поскольку я училась в Равенкло, я не замечала его раньше, и удивилась, как я могла пропустить такого, как Тед. Он был полон энергии, счастья и… цвета. И я говорю не о его ярко-голубых глазах и золотистых волосах, которые совершенно контрастировали с моей тусклой внешностью.
Кажется, мы болтали веками, и время летело незаметно. Я была поглощена Тедом, и к моей радости он выглядел заинтересованным мной. Мы договорились встретиться снова по приезде в Хогвартс.
Мой последний учебный год прошёл словно в тумане. Только через несколько месяцев я поняла, что влюбилась в Теда. Он сделала так, что я захотела прожить свою жизнь. И даже язвительные насмешки Нарциссы о моём «маггловском друге» не могли больше задеть меня. Я была влюблена, а любовь со всеми так обходится.
Мы поженились, едва закончив школу, и года не успело пройти, как я уже шла под венец. Родители Теда думали, что это дурачес тво, и мы обманываемся. Но эта рассудительность ни в какое сравнение не шла со словами моих родителей. Меня перестали признавать, имя выжгли с родословного древа и отреклись так просто, как я от них, взяв фамилию «Тонкс». В день нашей свадьбы я наконец-то освободилась от черни: и семьи, и цвета. Навсегда.
А потом родилась Нимфадора. Я сразу поняла, что она особенный ребёнок. При рождении у неё были тёмные волосики, которые потом неожиданно стали светлыми, затем рыжими, а позднее фиолетовыми. Ничего более разноцветного я в жизни не видела. И тут же поняла, что она потрясающая. Нет, даже более того… Она совершенна.
Она стала моей радугой, моей семьёй. Она стала частью новообретённых красок, они с Тедом вытаскивали меня из царства темноты. И за это я их люблю так сильно, что они и представить себе не могут.
