Записка вторая. О небеИнтересно, а что получится,
Если смешать небо и землю?..
Этой ночью мне так и не удалось нормально выспаться. Видимо, я слишком переволновалась перед началом учебного года. Стоило только утром зайти в Большой зал, как мое настроение упало еще ниже, поскольку я обнаружила, что небо продолжает огорчать своей яркостью и чистотой. Опять придется весь день провести в помещении и старательно избегать солнечных лучей. Может, я и преувеличиваю, конечно, но мне, все же, лучше не выходить на улицу при такой погоде.
Когда я наконец покончила с овсянкой и пыталась добраться до кувшина с водой (терпеть не могу эту гадость, скрывающуюся под аппетитным названием "Тыквенный сок"), наш декан раздал расписания. Странно… Я внимательно вглядывалась в свой пергамент, пытаясь понять, что же меня в нем так смущает.
Кто вообще составляет расписания? Почему большая часть уроков у нас проходит совместно с Гриффиндором? С этими вопросами я обратилась к Фостеру, старосте, который вчера проводил нас в гостиную. "Если что-то неясно, обращайтесь ко мне", - сказал он тогда. Вот я и решила воспользоваться его советом.
- А, ты тоже заметила? - усмехнулся Фостер. - Расписания, видимо, составляет директор, - он указал на профессора Дамблдора, который сейчас погрузился в чтение утренней газеты, с завидной скоростью поглощая что-то отвратительно желтое и липкое. - Наши факультеты, как известно, враждуют еще с самого основания Хогвартса, вот Дамблдор и пытается примирить нас всеми силами.
- И это помогает? - я скептично подняла бровь. Как по мне, это должно было только подливать масло в огонь.
- Не знаю… Но иногда у меня складывается впечатление, что он просто так развлекается, - фыркнул парень. - Кстати, какой у вас там первый урок?
- Эмм... - я заглянула в расписание. - Зельеделие.
- Тогда давай пей свою воду быстрее, все уже поели.
Фостер внимательно осмотрел слизеринский стол и пробурчал себе под нос:
- Снова смылась. Ну почему я всегда должен вести первокурсников на освоение подземелий?
- Фостер, а как тебя зовут? – спросила я старосту, когда мы выходили из Большого зала.
На тот момент это была, наверное, самая глупая фраза, произнесенная за все одиннадцать лет моей жизни. Видимо, парень целиком и полностью разделял мое мнение, поскольку посмотрел на меня, как на идиотку, а потом медленно и внятно, как обычно разговаривают со слабоумными, произнес:
- Фостер. Ты что забыла?
- Я имею в виду твое имя. Фостер – это же фамилия, верно? – я слегка покраснела.
- Да я понял, - парень усмехнулся и вытащил из кармана яблоко, которое успел прихватить с завтрака. – Только зачем оно тебе? Я предпочитаю обходиться без имен.
Теперь уже была моя очередь удивленно на него смотреть.
- Как-то невежливо называть друг друга по фамилии. Да и вообще, мне просто интересно. Но, если ты не хочешь говорить, то я всегда могу спросить у кого-нибудь. Не можешь же ты от всех это скрывать, верно?
Он недовольно нахмурился и, оглянувшись на идущих за нами первокурсников, тихо прорычал:
- Рэдрик. Но обращаться ко мне нужно только по фамилии, ясно?
- Ясно, ясно, - я успокаивающе вскинула руки. – Смотрю, тебе оно чем-то не нравится?
- Я что, похож на какого-то Уизли?
- Да ладно тебе, - фыркнула я. – Меня вот вообще смолой обозвали. Зато теперь ты можешь официально вступить в клуб любителей радуги!
- А это еще что такое?
- Там состоят те, у кого имена являются цветами. Пока что нас только двое. Оранжевая я и мой зеленый папа. Теперь будешь красный ты. И я еще хочу пригласить белого Дамблдора…
Рэдрик подавился слишком большим куском яблока, и мне пришлось постучать его по спине, во избежание убийства студента на второй день пребывания в школе. Я же еще вчера говорила ему, что нельзя есть на ходу.
Зелья вел наш декан, профессор Снейп. Судя по тому презрительному взгляду, коим он окинул гриффиндорцев, эффектно влетев в класс, они ему по какой-то причине сильно не нравились. В начале урока он произнес довольно впечатляющую речь о том, что зельеварение не сводится к простому маханию палочками. У меня сложилось впечатление, что эти слова профессор говорит всем первокурсникам, а для отдельных экземпляров не поленится повторить и на следующих курсах. Для таких, как Лонгботтом, например, который умудрился неправильно смешать три ингредиента, или шкафоподобных "телохранителей" Малфоя. Не учитывая того, что Снейп метал молнии взглядом и снимал с львиного факультета баллы за малейшие нарушения, можно сказать, что урок прошел довольно неплохо. Неплохо, по сравнению с гербологией, которая шла у нас следующей. Профессор Спраут, конечно, баллы не снимала и вообще оказалась довольно милой женщиной, но, на мой взгляд, в теплице номер один, в которой мы занимались, было слишком жарко, слишком грязно, слишком душно и слишком солнечно, в отличие от прохладных подземелий. К сожалению, Спраут не обращала внимания ни на чьи жалобы, поэтому по окончании урока я чуть ли не бегом отправилась в комнату, чтобы скорее принять душ.
По вечерам, когда еще оставалось довольно много времени до отбоя, я вела свои собственные исследования замка и близлежащих территорий. Школа была просто огромной, и иногда у меня появлялись подозрения, что даже директор бывал не во всех коридорах замка. Здесь постоянно что-то менялось – лестницы сами по себе летали в воздухе, за картинами скрывались двери, а иногда эти самые двери притворялись просто голыми стенами, и, чтобы пройти, нужно было сказать определенное слово, или же ударить палочкой по определенной выемке в стене. В "Истории Хогвартса" было написано, что в замке есть сто сорок две лестницы. Одни широкие и просторные, как, например, та, что вела в холл, иные - узкие и давно уже развалившиеся на части. На некоторых по определенным дням исчезали ступеньки, и их приходилось перепрыгивать. Казалось, что все это просто невозможно запомнить. Но только казалось. Эти вечерние прогулки явно пошли мне на пользу, так как я ни разу не опоздала на урок и не перепутала классы (как это однажды случилось с тем самым Поттером, о котором говорит вся школа). Несколько раз я натыкалась на завхоза мистера Филча и его старую кошку, которую по неизвестной мне причине назвали миссис Норрис. На сей счет у меня даже появилось дурацкое предположение о том, что кошка раньше была человеком, и они с Филчем страстно любили друг друга.
Судя по тому, как эти двое подозрительно зыркали на меня при каждой встрече, у нас явно сложились не лучшие отношения, и Филч, наверняка, очень жалел, что я не нарушаю никаких правил. Но если с завхозом особых проблем не было, то местный полтергейст Пивз просто поражал своей изобретательностью. То он внезапно вылетал на меня из какой-нибудь картины, то начинал забрасывать кусками мела прямо в коридоре (поди потом докажи завхозу, что это не я виновата), а иногда и совмещал все это вместе! Судя по всему, было лишь два выхода: либо постараться установить с ним дружеские отношения, что удалось сделать близнецам Уизли из Гриффиндора, либо же просто избегать полтергейста. Иногда у меня возникали подозрения, что второе может оказаться намного труднее первого.
Уроки истории оказались ужасно скучными. Причина такого моего нелестного отзыва об этом предмете крылась в том, что наш учитель, профессор Бинс был призраком. Сначала я наивно полагала, что эти уроки, раз уж их ведет такой экстравагантный учитель, должны оказаться жутко увлекательными, и поэтому мне хватило лишь нескольких минут, чтобы спуститься с неба на землю. При этом падение было довольно болезненным. Его методы работы с учениками заключались в монотонном рассказе темы, что действовало получше всякого снотворного. Поэтому вскоре я решила не насиловать свое сознание, пытаясь записывать лекции, и просто последовала примеру остальных, забив на этот предмет. Большинство учеников использовали время урока для того, чтобы снова сбегать в гости к Морфею и отведать тех прелестных пирожных, что готовит его жена. Находились и те, кто занимался чем-то более земным и от этого не менее скучным – доделывал свое домашнее задание. Одна лишь Грейнджер, с которой я ехала в поезде, не хотела так легко и без боя сдаваться врагу, а потому продолжала усердно записывать слова призрака.
Мне же пришла в голову идея испробовать новые карандаши и профессиональную бумагу для рисования, которые отец подарил мне еще весной. Я тогда не ожидала, что он так серьезно отнесется к моему увлечению, но, чем Салазар не шутит, когда Годрик спит... Поэтому сейчас я оглядывала класс в поисках подходящего натурщика. Им оказалась Миллисент, которая сидела рядом со мной и дописывала свое сочинение по чарам. Устроившись поудобнее за партой, я быстро набросала эскиз. Думаю, учитывая мой возраст, рисовала я довольно сносно.
- Что ты делаешь? - Миллисент дописала сочинение и взглянула на мою работу. - Ух ты! Покажешь потом, когда дорисуешь?
Я кивнула.
- Ты только не дергайся, ладно?
Позже я от нечего делать я стала рисовать практически все подряд. Коридоры Хогвартса, сам замок, учеников, привидений, Снейпа, стоящего над котлом, Квиррела в чалме и с игуаной на руках, Дамблдора, сидящего за столом в Большом зале, МакГонагалл в виде кошки и Флитвика, восседающего на стопке книг. Иногда, если было свободное время, я, нацепив капюшон и солнцезащитные очки, ходила в гости к Хагриду и даже сделала несколько набросков хижины, самого лесничего и его собаки Клыка, которая на поверку оказалась трусливее самой мелкой крысы.
На трансфигурации и чарах мы, наконец-то, перешли к практике, и теперь все свободное время я старалась посвящать учебе, засиживаясь в библиотеке до самого ее закрытия.
Мое перо взлетело со второго раза и, описав полукруг, аккуратно опустилось на парту.
- И как у тебя это получается? - восхищенно спросила Миллисент. Кроме меня с заданием удалось справиться только Грейнджер.
- Не знаю, - я пожала плечами. - Просто представляю, как оно взлетает в воздух.
- Тебе легче, ты художница, - пожаловалась она, но, похоже, последовала моему совету, так как ее перо взмыло вверх на несколько дюймов. Хотя, возможно виной всему был Симус Финниган с Гриффиндора, который умудрился подпалить свое перо и теперь пронесся мимо нас, направляясь к Флитвику за новым.
Профессор еще несколько раз показал нам движения, которые нужно совершить палочкой, но, видя, что его слова никак не повлияли на ситуацию в классе, рассказал историю о волшебнике, который неправильно произнес заклинание и был сбит с ног огромным буйволом. После этого лишь несколько человек оказались не в состоянии справиться с заданием.
На первом уроке полетов, которые вела строгая, но очень жизнерадостная и энергичная мадам Хуч, тот самый Поттер уже успел отличиться, нарушив запрет учителя. Честно говоря, я, как и все, думала, что его отчислят из школы, но, видимо, спасителям магического мира и не такое прощается. Малфой потом весь вечер бушевал в гостиной, не веря, что Поттеру все сошло с рук. Он настолько разошелся, что даже старостам удалось справиться с ним только после того, как кто-то пригрозил позвать Снейпа.
А вообще-то уроки полетов оказались не такой страшной штукой, как я предполагала. Мне даже не пришлось идти к декану за зельем (ну боюсь я высоты и все тут!), так как взлетали мы не выше десяти метров над землей. Если не слишком усердно смотреть вниз, то и вовсе не страшно. Настоящей же пыткой были практические уроки по астрономии, которые проходили на самой высокой башне в школе. Хорошо, хоть были они лишь раз в неделю…
Первые несколько недель в Хогвартсе пролетели незаметно. Возможно, я просто еще не привыкла к замку. А может, виной всему оказалось огромное количество домашних заданий. Я написала отцу несколько писем, в которых рассказывала обо всем, что приключилось со мной в школе. Эти письма раза в три, наверное, превышал мое сочинение по зельеварению, и совсем не уступали ему в качестве.
Погода все время стояла ясная и солнечная, так что мне иногда казалось, что моей летней меланхолии не суждено закончиться. Приходилось постоянно прятаться в пыльной библиотеке или отсиживаться в подземельях, лишь бы не оказаться лишний раз рядом с окном, где на меня всегда могли наброситься кровожадные солнечные лучи. Но вскоре, небо, похоже, осознало, насколько жестоко обошлось со мной и стало виновато прятаться за толстыми слоями грозовых туч, будто за мамкиной юбкой. Настроение мое, в отличие от настроения остальных, взлетело на несколько градусов вверх, поэтому теперь я выделялась не только своей не совсем обычной внешностью (хотя Малфой, черт побери, такой же белобрысый, как и я), но и подозрительно хорошим настроением. На вопросы Миллисент о моей чрезмерной радости, я просто отвечала, что день выдался хороший. И ведь не врала!
