Глава 1Новое сердце взорвётся над вами,
Новая жизнь позовёт за собой.
И, освящённый седыми богами,
Я,
Как на праздник,
Пойду
В этот бой.
Юрий Шевчук (ДДТ), Метель Августа
Мы и не были никогда с ней знакомы особенно. Ну то есть знакомы конечно были, но вот дружны – очень вряд ли.
Не то чтобы друг другу не нравились, да нет – она мне как раз очень даже нравилась, да и я ей, кажется, не была противна. Просто вот так сложилось – не было то ли времени сблизиться, то ли вакантных мест в жизни –но премило как-то улыбались при встрече и поздравляли друг друга с Новым Годом в контакте не словами, а граффити, и всё на этом – никогда друг друга не звали никуда, и не звонили, и мобильный её у меня в телефонной книжке, кажется, возник по чистой случайности.
А тогда был уже такой уже поздний, но ещё грустный август, когда на улице зачем-то холодает потихоньку, а тебе и без этого тошно, потому что уже понял, что всё лето потратил бездарно, и вряд ли здесь исправить что-то успеешь, но начинать верить в светлое будущее и в то, что осенью всё будет по-другому и жизнь свою в момент изменишь – ещё рано. Вот и ждёшь, и ждёшь, и как-то пронзительно грустно становится иногда от этого ожидания заведомо того, чего так и не случится. А тут ещё взяло и похолодало, и ветер в спину, ну вы понимаете?
И встретились с ней случайно, в магазине, она пиццу выбирала, кажется, а я в тот день как раз решила в последний раз в жизни «товарами к школе закупиться», пока не начался вечный ажиотаж перед первым сентября, и набрала, как водится, кучу совершенно ненужной всякой фигни вроде тетрадок с цветастыми обложками, самостирающихся ручек и даже двух дневников – так и не смогла определиться, какой из них выбрать, и решила оставить эту проблему на более поздние времена. И вот так мы столкнулись, - она со своей только что выбранной коробкой в руках и я с нагруженной почти до краёв корзиной. Глуповато почувствовала я себя как-то, буржуйкой какой-то, что ли.
И вышли вместе, говоря о всякой ерунде, и кто как провёл лето, и кто где сейчас из общих знакомых, и какие планы на остатки лета, и на будущий год, и куда поступать, и тому подобная дурь, дурь, дурь. И она вдруг заметила, откидывая назад лезшие в лицо растрёпанные светлые волосы, что ветер сегодня ну просто безобразный. И я зачем-то ей тогда и рассказала про поздний и грустный август, про то, что всё лето потратила бездарно, и ничего не исправить, а до осени и светлого будущего ещё далеко, и всё пусто, и плохо, и в городе нет почти никого, и школу заканчивать не хочется совершенно, а тут ещё, ко всему прочему, и холодает. И ветер.
Чего от неё ждала – да как обычно, наверное, кивков и дежурных фраз «я тебя так понимаю», «у меня такое тоже часто бывает», и тому подобное, и всё такое прочее, ибо ну чем можно, если вдуматься, помочь человеку в такой ситуации, кроме как фразами «я тебя так понимаю», которые на самом деле означают вовсе «ты не думай, я тебя слушал»?
А вместо этого она тогда посмотрела не на меня, а куда-то вперёд своими большими серыми глазами, и сказала просто и задумчиво:
- Да ладно тебе. Холодает – не холодает… Знаешь, пройдёт какое-нибудь время – вот может быть даже недолго, пару дней… а может и пару месяцев, не знаю… и ты будешь вот этот самый день вспоминать с грустью и думать, как тут было хорошо, вот здесь, сейчас. Так всегда бывает, ты не замечала? Мы никогда не умеем быть счастливы сегодня. А вот вчера – всегда пожалуйста.
Я посмотрела на неё тогда с удивлением, недоумением и радостью одновременно. Я не знала, почему она говорит именно эти слова именно так, но мне отчего-то было приятно это, будто бы мы перешли на новую ступень доверия.
А она помолчала немного и, снова повернувшись ко мне, спросила:
- А Иннокентий Петрович из школы уволился, не знаешь?
А тут меня уже кольнуло – показалось, что она специально хотела перевести разговор, потому что все мои проблемы ей до фонаря. Но кольнуло несильно, и сравнительно быстро я и вовсе позабыла об этом.
..И попрощались возле её подъезда, и ни разу не обернувшись она набрала код и вошла в подъезд – не те у нас как-то были отношения, чтобы ещё оборачиваться.
Но я вспоминала ещё те её слова, вспоминала целых пять минут по дороге домой, и всё-таки никак не могла понять, зачем именно ей надо было их говорить.
Я поняла это только совсем недавно, когда на мой совершенно случайный, бездумный вопрос «Кстати, а куда она делась?», заданный одной знакомой в контакте, получила короткий простой ответ: «Разбилась на машине. С другом. Ещё две недели назад.»
И самый идиотский вопрос, задаваемый после такого сообщения, самый идиотский вопрос, который всё равно никак нельзя не задать с робкой надеждой и неизбежно ясным ощущением собственной идиотичности:
«Насмерть?»
«Насмерть».
И вот тогда я сразу всё поняла.
До безумия хорошо было в том августе, вы знаете. Просто до безумия. И вовсе не так уж холодно. Да и ветра, по правде сказать, почти не было.
