Глава 1Кран в ванной поворачивался с трудом; гости, особенно дамы, жаловались, что невозможно принять душ. В раковине вместо решетки для стока зияла дыра, в нее проваливались зубные щетки. Хорошо, что никто из гостей не носил колец. Дамы не то что не любили дом, ― он их неизменно раздражал, особенно ванные: если бы их отмыть, сменить сантехнику, которой больше полувека... с другой стороны, зачем? Петьке тут нравилось, а гости приходили редко. Дом был старым другом, с привычными недостатками, теплом, большими окнами и темным деревом библиотеки.
― Я не поеду.
Они обсуждали это уже две недели.
― Значит, придется искать работу.
― Я и ищу, ― он вздохнул и полез через стол за куском колбасы. ― Только в Чикаго больше нет работы для биоинформатиков.
― Почему вы вообще переезжаете?
― Университет решил, что мы ему не нужны, а в Бостон нас давно звали. ― Нож звякнул о тарелку. ― Так что, как бы мы ни любили Чикаго...
Ледяной ветер зимой, душная жара летом.
― Плоский, как блин, рай для велосипедистов, в котором стоит твой дом. Я понял. Старый друг, гениальный инженер и конструктор управляемых самолетиков Саня закинул руки за голову и потянулся, толкнув стол и расплескав чай. Он не казался толстым из-за высокого роста, но велосипедное седло делал на заказ.
― Может, реанимировать нашу фирму?
― Петька, биоинформатика ― это прекрасно, но нам не выжить без инвестиций. Так что либо мотай в славный город Бостон, ― он с грохотом отодвинул стул и пошел за тряпкой, ― либо тебя ждет программистский рай вроде "Моторолы".
― А еще можно голодать и пытаться делать собственный бизнес в подвале, ― над спинкой кресла у камина показалась коротко стриженая темноволосая голова.
― Ирма, у него нет подвала, и вообще, время гаражных хайтеков прошло.
― Прости, забыла, ― сухой капризный голос одновременно завораживал и раздражал. ― Давай дадим объявление? Биоинформатический сервис: анализ геномов, разработка новых организмов, качество гарантируем.
― Издеваешься?
Она усмехнулась:
― Даже не думаю.
― Как всегда, ― Петька притворно вздохнул. ― И как ты себе это представляешь?
Дрова догорели; угли налились красным, как лепестки маков на солнце. Он подобрался поближе и сел на пол, откинув голову на подлокотник кресла. У него начали редеть волосы, и он стригся под машинку. Ирма морщила нос, смеялась и любила трогать его мягкий ежик.
― Реклама в Гугле. Ключевые слова ― геном, геном человека, сиквенс. Хочешь, завтра сделаю? Потратишь сто баксов, поймешь, что никому не нужен, успокоишься.
Она коснулась ладонью его волос, провела кончиками пальцев за ухом. Почему-то вспотела спина, спорить расхотелось; Петька повернулся, подставляя висок под холодные пальцы.
― А ты бы уехала?
― Конечно, ― Ирма не мигая смотрела в огонь. ― Предпринимательский экстрим не для меня.
Саня вылез из-за стола и улыбнулся, щурясь сквозь очки:
― Тебе не хватает сигареты и рюмки абсента.
― Мне не хватает денег, мужика и приличной работы. Капать в пробирку было забавно в двадцать лет, ― Ирма встала и прошлась по комнате. ― Тогда это казалось наукой.
Она любила смешные платья, которые вечно болтались на ее тощей фигуре, и двигалась слишком резко, но на нее оборачивались. Наверное, она была похожа на куклу.
― У тебя неплохие публикации, ― Саня наклонил кудрявую голову и неуверенно улыбнулся.
― А что толку? ― Ирма махнула рукой. ― Ладно, Петька, завтра будет тебе реклама. Если повезет, получишь заказ и сможешь искать работу до посинения.
― Не мне, а нам, это наша общая фирма.
― Оставь себе, ― она повернулась, ударившись боком об угол стола. – Три года назад это было забавно, поэтому я помогу. По старой памяти.
Ирма была уже у двери, и ему опять захотелось на прощание поцеловать ей руку:
― Спорим, не будет ни одного ответа?
― Спорим, их будет куча, и все от психов?
― Зато развлечешься, ― ехидный, как все пессимисты, Саня умел утешить.
***
― Похоже, придется надевать костюм и вливаться в ряды индустриальных программистов, ― Петька почти смирился. Он шел, пиная листья, и смотрел куда угодно, только не на Ирму. ― Ненавижу белые рубашки и галстуки.
― Ты знал, что в Иллинойсе больше нет биотеха.
― А тот, что остался, снижает зарплаты и увольняет людей.
После дождя в парке было почти темно, то ли сумерки, то ли слишком плотные тучи, мокрая парковка пуста. С деревьев капало. Вокруг асфальтового поля стояли бочки для мусора, из каждой торчало по два полосатых хвоста.
― Я не верила, что это правда ― про енотов. Всегда по две штуки на мусорный бак.
― А если подойти поближе, они шипят.
― Жуткие звери, ― они шли, почти касаясь руками. ― Как реклама, работает?
― Скажем так: Саня был прав, она меня неизменно радует. Вчера получил предложение ― контракт архитектора.
Они вошли под деревья, стало еще темнее, дорога нырнула в овраг. Тут пахло мокрой землей и травой, пряный пьянящий запах. Вокруг вспыхивали и гасли светляки.
― Тебе не смешно?
Ирма молчала, пытаясь поймать огонек.
― Знаешь, нет. Мне странно. Настоящих ответов нет?
― Ни одного.
― Психи пишут?
― Мало.
― Это не похоже на психа, слишком просто, ― она разжала ладонь, светляк медленно поднялся и полетел, подмигивая зеленым. Среди веток за ним было трудно следить. ― Саня говорит, ты идеалист, хочешь победить смерть, поэтому цепляешься за биотех.
― Просто мне все время кажется, что еще чуть-чуть, и я пойму, как устроен мир. А программировать железки скучно.
Она пожала плечами. Ветер тронул листья дуба, на дорожку упал желудь.
― Тогда почему бы тебе не узнать про архитектора? Для смеха. Может, это хитрое название для проектировщика биоинформатических систем? А если очередной псих, то забавный.
Опять пошел дождь, зашелестел в листьях. Ирма нагнулась, будто споткнувшись, подняла желудь, рассеянно сунула в карман и, вжав голову в плечи, быстро пошла к дому, стараясь не наступать в лужи. Петька стоял и смотрел ей вслед, когда из-за поворота дорожки прошелестело:
― Пока, мне пора.
***
Прошло две недели, и кроме трех предложений солидных фирм, каждое из которых подразумевало костюм, галстук, рабочий день с восьми до пяти, литры плохого кофе из автомата и штабеля банок колы, больше ничего не было. На столе валялись корки сыра, но кружки с опивками чая и трупами муравьев Петька убрал до прихода гостей.
― Не люблю насекомых, ― он грузил посуду в полную раковину, ― особенно в чашках. Наверняка их предназначение не предполагает ничего подобного.
― Откуда ты знаешь? Вдруг они созданы как универсальное средство мировой коммуникации? Или раздражитель конкретно для тебя, здесь и сейчас, чтобы заставить что-то сделать. Например, помыть посуду, ― Саня встал, оправляя сзади шорты. Его серая в клетку рубашка как всегда выбилась из-под ремня. ― Или посадить дерево. Интересно, что от тебя хочет мироздание?
― Опять пришел контракт архитектора, психи упрямы.
― Ирма говорила. Ты им так и не ответил?
― Я что, псих? Не хочу уподобляться.
― Может, стоит поехать в Бостон? ― Саня задумчиво разглядывал полупустую бутылку чилийского красного. ― Еще не поздно.
― Нет. Я люблю этот дом.
― Даже с муравьями? ― он никогда не язвил, только улыбался, глядя круглыми глазами сквозь очки, или тихонько ласково хмыкал. ― Предположим, муравьи используются для одноразовых сообщений, тараканы ― если кто-то тобой серьезно недоволен и хочет, чтобы ты встал на путь исправления.
― А чума ― божья кара за грехи социума.
Саня повернул бутылку и снял муравья с горлышка:
― Поэтому, чтобы не гневить бога, пойди разберись с этим предложением. А не то...
― Муравьи обгложут мои кости и сгрызут ногти на ногах.
― Придется работать программистом в огромном зале, разделенном на маленькие кубики. А соседи за стенкой будут обсуждать бейсбол, заглядывать в монитор и проливать кофе на клавиатуру.
***
Они ни разу не говорили с ним по телефону. Резюме, рекламные листовки фирмы, созданной три года назад под какой-то мертворожденный проект, красочно повествующие об уникальной методике анализа геномов; программистские тесты и письменное интервью. Их офис был в Орегоне, где почти нет людей и всегда идет дождь, и они его взяли: контракт на три года с автоматическим продлением, работа из дома и слишком много денег.
― Выплатишь дом, ― пожала плечами Ирма.
― Подальше от начальства, поближе к кухне, ― улыбнулся Саня.
Старая работа переезжала, друзья заходили все реже, по ночам начинало подмерзать, а на анализ поступающих геномов не хватало старого кластера из восьми компьютеров.
― Это наша общая фирма, общий контракт, и мне не хватает мощности.
Саня прищурился на свет настольной лампы и поставил банку варенья с торчащей ложкой на пол; кружка на подлокотнике опасно накренилась.
― Считай на видеокартах.
Из угла прошелестел тихий смех Ирмы:
― Как?
― У них мощность выше, чем у обычных процессоров, можно объединить несколько штук, народ так делает.
― Вот ты и сделаешь.
Тяжелый вздох.
― Ладно.
Денег хватало, но тратить их не было времени, да и не хотелось. Анализ генных кластеров, реконструкции. У них был контракт с больницей, данные шли непрерывным потоком. У монитора множились грязные кружки.
К концу зимы базовая модель была готова, пошел анализ полиморфизма. Саня спаял еще несколько вычислительных модулей и уехал, без него в Чикаго стало пусто.
Теперь приходили базы данных целых больниц: имя, внешность, история болезни, геном, на базовой модели высвечивались альтернативные пути. А в доме замерзли трубы.
― Ты забыл включить отопление?
В обшарпанной университетской квартирке Ирмы было тепло, он сидел и смотрел через стол на хозяйку, грея руки о кружку с чаем.
― Я скучал.
― Ты хоть ешь там?
Коробки с китайской едой почти опустели, от чая из пакетиков першило в горле, но он был обжигающе горяч.
― Ты красивая, ― Петька наклонился вперед. ― Я только сейчас заметил, какая ты красивая.
Ирма улыбнулась, не поднимая глаз, и подтянула на плечи зеленую артистично драную майку.
― Странно, ты знаешь меня сто лет.
― Я дурак.
― Ты хороший биоинформатик. Как работа? ― Она взглянула на него и встала; черные глаза спрятались за ресницами, будто от слишком яркого света. Руки с тонкими синеватыми венами принялись сгребать со стола салфетки, коробочки, соус пролился и растекся лужей.
― Дай помогу, ― Петька принес мусорное ведро, отобрал у нее тарелки, палочки, легонько погладил по спине. ― Работа ― странно. Мы закончили функциональные реконструкции, нормальные и патологические. Теперь естественно было бы делать лекарства или обслуживать тех, кто делает, а они, ― он ткнулся лбом ей в плечо; иногда хорошо быть маленького роста. ― Хотят, чтобы я моделировал внешность и метаболизм на заказ, ерунда какая-то, евгеника.
Ирма отобрала у него мусор и унесла на кухню, вернулась и встала у окна, глядя на город, расчерченный перпендикулярной сеткой огней.
― Странно. Не знаешь, кто их финансирует?
Он помотал головой:
― Это полностью частная фирма, имена владельцев неизвестны, ― воздух приятно шевелил чуть отросшие волосы. ― Я общаюсь только с директором, но он не биолог.
― И правда, глупость какая-то, ― она села, подперев голову руками. ― Одно дело пытаться лечить болезни, другое... "Здравствуйте, я хочу высокого стройного сына с мягким характером и способностями к математике... Это будет стоить столько-то, пожалуйте в кассу", ― высокий голос, потом низкий, сухо и деловито. Ирма могла быть актрисой. ― Тебе присылают фотографии? Может, ты уже поставил программу для фотороботов?
Петька резко вздохнул, отвел глаза и потянул к себе остывшую кружку.
― Вчера. ― Чай был крепче, чем он привык, горчил и вонял ацетоном. ― Мой новый проект ― моделирование генотипов по фотороботу и списку характеристик: цвет и разрез глаз, фигура, характер, ― он со стуком поставил кружку, расплескав чай, потянулся и накрыл ее руку своей, с мягкими короткими пальцами. ― Даже если это тестовый проект перед тем, как продать компанию, все равно в нем нет смысла. Такую модель невозможно реализовать, ― он заглянул ей в глаза. ― Я прав?
― Откуда я знаю? Я обычный биолог, каких миллион: капаю в пробирку, изучаю левый глаз мыши, ― Ирма грустно хихикнула и потерла ладонью лоб. ― Помнишь, в университете мы собирались двигать науку, а вышло, что вышло, ― она осторожно освободила руку. ― Узкая специализация, при которой то, что ты делаешь, теряет смысл. Тебе не кажется, что наши ученые похожи на средневековых ремесленников? ― Петька молчал, и она зачастила: ― Они тоже много лет учились, потом делали работу на звание мастера, а после всю жизнь занимались квалифицированным ручным трудом. Тебе хорошо, ты сбежал в биоинформатику и можешь позволить себе каждый день думать, а тут даже в университетах не учат фундаментальной науке, так, чуть-чуть, по верхам, а потом ― только методы.
― Зато ты доктор философии, ― он никогда не позволял себе завидовать.
Она нервно махнула рукой:
― А что толку?
***
Дом скрипел и капризничал: сначала сломалась стиральная машина, потом белки прогрызли потолок в библиотеке, засыпав толстый ковер трухой. Петька ругался, чинил, замазывал дыры и шел обсчитывать новые модели. Он написал программу для подстройки генотипа под фоторобот, думал, как моделировать голос, утверждал спецификации с заказчиком, рисовал на полях роботов и считал. Чем дальше, тем меньше хотелось задавать вопросы, потому что заказы шли явно не от беспокойных мамаш.
Склонная к циррозу печень при лабильной нервной системе.
Слабый иммунитет, бледная кожа, плаксивость, большой размер ноги.
Раздражительность и хороший слух.
Внушаемость. Склонность к полноте.
Зависимость, конформизм.
Устойчивость к ультрафиолету и вирусным заболеваниям.
Слабость.
Кому это надо?
Он сломал стул, расколотил о крыльцо в мелкие щепки, но легче не стало.
Разговоры по телефону с Саней помогали, но так хотелось просто посидеть втроем у камина. Идея авторитарного режима, которому нужны роботы, была слишком бредовой. Потом пришел заказ на гурмана, и еще один, на блондинку с пышной грудью. Они перерыли кучу литературы, убедились в невозможности создания человека по спецификациям, даже имея полную реконструкцию генома, и почти успокоились.
Дом завалило снегом, и Петька полдня махал лопатой, чтобы выехать за продуктами, а вернувшись, увидел письмо от заказчика с заголовком "Типовой проект". Ничего особенного, легкая модификация иммунной системы, судя по всему, безвредная, вот только зачем? Маленький рост, высокие скулы, раздражительность и пассивность. В этот раз не полный геном, точечные модификации.
Он напился вдрызг какой-то бурдой, в холодильнике было полно открытых бутылок с прошлых праздников. Сидеть у камина и пить из горла, глядя на сверкающий за окном снег, обливая оранжевую футболку и старые серые боксеры, было приятно. Главное, не работать. Он окончательно перестал понимать, что делает. По проводам пробежала белка. С ветки свалился ком снега. Он не будет делать этот чертов типовой проект непонятно зачем, и черт с ним, с контрактом.
С другой стороны, почему бы нет?
Изменения невелики и не фатальны, все равно это чья-то глупая шутка, очень дорогая мистификация, игра в могущество. Какой к ихней матери проект, который нельзя реализовать? Для кого ― проект? Будто речь шла о доме.
Кто из них сошел с ума? В прошлом месяце ему заплатили премию.
А дом жил своей жизнью и требовал внимания ― то текущим краном, то щелью в оконной раме.
***
― Никто меня не любит, никто меня не жалеет, никому я не нужна, ― Ирма сидела в кресле, поджав ноги, и крутила глинтвейн в стакане.
― Поставь, расплескаешь.
― Вот, и тебе не нужна, ― ее голос скрипел, как половицы в спальне. ― Почему-то меня это не удивляет.
― Ирма, я хочу помочь, но не знаю, как.
― Никак, и не делай вид, что тебе не плевать. Все нормально, я сильная, справлюсь, я и не то могу пережить.
― Да что случилось-то? ― ему захотелось уйти к компьютеру и сделать очередной заказ, в последнее время он их гнал по три штуки в неделю. Вместо этого он шагнул к креслу и встал на колени, осторожно взял у нее бокал и поставил на пол. ― Тебе нельзя много пить, ты начинаешь плакать.
― И что в этом плохого?
Ему хотелось сказать ― "все", но зачем? В прошлый раз она просто ушла и два месяца злилась, пусть лучше страдает здесь. Его бесила ее напускная слабость, казалось, с настоящей должно быть проще. Он вспомнил один из первых типовых проектов ― слабость, бледная кожа, тонкий слух. Может, это не так ужасно? У барышни с тонким слухом не будет резкого голоса, она не станет играть на нервах, сил не хватит. Слово "сука" казалось бессмысленным, и главное, он не собирался злиться, тем более ― пытаться ее переделать. Потому что тогда придется остаться одному с работой и домом. Кажется, он любил их. Кажется, все еще любил.
Петька положил подбородок ей на колени и заглянул в глаза:
― Поплачь, Ирма, и расскажи, что случилось. А я уложу тебя спать и расскажу сказку.
Она фыркнула, перегнулась через подлокотник, подняла бокал и выпила залпом.
― Мне не дали грант, ― теперь она говорила четко и сухо, как диктор на радио. ― Это значит, что мне и дальше придется пахать на дядю профессора. А если у него не будет на меня денег ― сосать лапу, искать работу у другого дяди, переезжать. Хотя, может, пора двигаться дальше, зимой в Чикаго слишком холодный ветер.
― Хочешь переехать ко мне?
Она хрипло рассмеялась, откинув назад голову.
― Не смешно. Налей еще, а лучше тащи бутылку и банку варенья. И потом, твой дом будет ревновать.
― Мой дом ― просто место, где я живу, ― он наполнил ее бокал и смотрел, как она наливает в вино варенье и мешает пальцем, а потом с наслаждением его облизывает.
― Твой дом ― ревнивая сволочь, которая терпит меня только потому, что знает, что через час я уберусь. На что хочешь спорю, стоит мне остаться на ночь, он забьет унитаз и оставит нас без горячей воды.
Петьке стало смешно. Он сел, как любил, поджав ноги, привалившись спиной к креслу, и ехидно начал:
― Жил был дом, стоял на пригорке, ладно, на великой плоской равнине среди тысяч других домов; днем грелся на солнце, ночью мерз и скрипел, летом гонял по комнатам холод кондиционера, зимой ― тепло печки, кряхтел, чесался и очень переживал по поводу внутренней чистоты. Он знал, что в нем живут мелкие существа, но считал их зловредными паразитами, боялся и не любил. Иногда они были полезны ― починить крышу, поменять ковры, порой их приходилось заставлять и наказывать: скрипеть полами или портить сантехнику.
Дом не любил фамильярности, если существ было слишком много, или они становились слишком назойливы, ― помнишь дым от сгоревшего мяса? ― он мстил или заболевал. Он мало знал о своих обитателях, они его не интересовали. А существа считали дом своим. И однажды дом понял, что с него хватит. Сломалось отопление среди зимы, полопались трубы, часть существ погибла, часть впала в спячку, крупные разбежались, и дом остался один. Нет, он не скучал, как можно скучать о докучливых симбионтах? Но чувствовал пустоту, а потом умер, потому что все дома в округе снесли, чтобы перестроить квартал по типовому проекту. ― Он оглянулся и увидел, что Ирма спит, умостившись щекой на ладони и вытянув ногу. ― Нет, дом не будет ревновать, ― она все-таки была тяжелой и неудобной, если нести по узкой лестнице. ― Он привыкнет.
***
Через неделю приехал Саня, лохматый, в запотевших очках; белая футболка спереди как всегда не доставала до пояса слишком широких джинсов. Будто не уезжал, только в ванной прибавилась зубная щетка, и засиживались они теперь далеко за полночь. Он смеялся, когда Ирма жаловалась и ныла с напускной бравадой, днем гулял с ней у озера и укутывал шею шарфом, по вечерам пил австралийское красное и смотрел в Петькин монитор или разглядывал карту Скалистых гор, спутниковый снимок на полстены в кабинете.
― Слушай, а может, это инопланетяне? Используют землю как заводик для производства... дай подумать, что мы производим в таких масштабах? Тепло? ― его очки блестели в свете зеленой настольной лампы.
― Метан. Углекислый газ. Инопланетян нет. И зачем им тепло?
― Да брось ты, смотри, какая изящная концепция. Земля ― заводик. Миллионы лет назад они занесли сюда жизнь и запустили эволюцию, чтобы произвести сотовый телефон... или, скажем, кур. А может, коров. С метаном ― хорошая идея, но прикинь, вдруг они тащатся от куриных криков, и земля ― просто плеер на шее какого-нибудь инопланетного байкера.
― Ага, ― Петька слушал вполуха и колотил по кнопкам. ― Только не от куриных криков, а от разговоров по мобильникам. Слушают и балдеют.
― А вся наша экология с экономикой ― долгоиграющие батарейки для плеера, ― Саня встал и потянулся, футболка задралась, открывая бледный волосатый живот.
― Занятно, но идея не нова.
― Знаю, что не нова, но отлично описывает все странности твоей работы. Им надоело ждать, пока закончится эволюция, они хотят всего и сразу. Тебе часто заказывают раздражительность и плаксивость ― может, такие разговоры их больше заводят?
― Чушь, ― Петька уже пять минут смотрел на очередное письмо заказчика. ― И я тебе скажу, почему. Они прислали новые типовые проекты, все ― с предрасположенностью к болезням. Нафига инопланетянам болезни?
Саня почесал лохматую голову, прошелся по комнате, сел на диван. Взял гитару, запел что-то про холеру, сбился и оглядел комнату.
― Что-то тут не так. Этого просто не может быть.
― Сам знаю, ― Петька разглядывал батарею чашек с высохшим чаем и застарелой плесенью. ― Давно хочу бросить, но у меня контракт. И потом, мне все время кажется, что я вот-вот пойму что-то. Знаешь такое чувство?
― Сам себе противоречишь.
― Ага. Все думаю, как бы взглянуть под другим углом, и не получается, ― он поднес чашку к самым глазам. ― Сань, глянь, а?
Тот подошел, поковырял пальцем.
― Ну, плесень. Грибы.
― Ага, плесень, грибы, а еще это похоже на лес на моей карте. Со спутника кажется, что горы покрыты плесенью, ― он хмыкнул, подошел поближе и поднял одну из грязных кружек на уровень глаз. ― Смотри, один в один. А под белыми или зелеными сводами гуляют бактерии, любуются светом лампы и вдыхают живительный аромат грибов. ― Саня пожал плечами и взял аккорд. ― Ты когда обратно?
― Через три дня. Кстати, Ирма едет со мной, потом перевезем вещи.
***
В последний вечер было весело. Они пили пиво с мороженым, орали песни, студенческие и революционные, ― верный признак того, что в доме выпито все, включая украденный Ирмой в лаборатории спирт.
Ползет амеба по субстрату,
Машет псевдоподиной.
Ей положено по штату
Быть такой уродиной.
Петька во весь рот улыбнулся Ирме и отсалютовал стаканом:
― Есть мнение, что простейшие и бактерии на самом деле гораздо совершеннее нас, ― хотя бы потому, что у них за то же время сменилось гораздо больше поколений. Может, это мы ― их домашние животные. Инкубаторы. Дома. Типовой проект ― эскимос. Или негр. Шотландец в килте и с волынкой, волосатость и музыкальное сопровождение для любителей экстрима.
Ирма пьяно хихикнула и подхватила:
― А если серия оказалась неудачной или вышла из моды ― пожалуйте, эпидемия, все на слом. Как вы думаете, почему при эпидемиях никогда не вымирало все население?
― А сейчас эпидемии прекратились, потому что мы наконец удовлетворяем требованиям заказчика, ― смущенно улыбнулся Саня.
― Нет, они прекратились, потому что хитрые дома научились сопротивляться сносу. Они пытаются задействовать альтернативные методы, отсюда новые болезни.
― А вот и нет, ― Ирма в мешковатом синем платье с белыми цветочками уселась на край стола, потирая узкие ступни одну о другую. ― Им не до эпидемий, у них архитектурный бум. Население перемешалось, метисы на все вкусы, живи ― не хочу.
― Точно, ― Саня потянулся, чтобы погладить ее по колену, взглянул на Петьку, убрал руку и отсалютовал бутылкой. ― Им так понравилось, что они больше не хотят зависеть от эволюции и ждать, пока вырастет идеальный дом, они наняли архитектора. А что, это все объясняет.
Петька отошел к камину, сел по-турецки на пол и подхватил:
― Раздражительные ― для любителей тепла или наркоманов теплового шока. Смуглые, скуластые, безволосые ― для эстетов. Болезненные ― для слабых. Пассивные и внушаемые ― чтобы не ходили к врачам. Очень удобно, ― он начал икать от беззвучного смеха.
― Петька, ты что, это же шутка! ― Ирма соскочила со стола, подошла и легко провела ладошкой по его отросшим волосам.
Саня хмыкнул:
― Творец. Архитектор. Когда насытишь рынок типовыми проектами и кончатся спецзаказы, начнешь ваять комаров, муравьев и тараканов. Может, они все-таки используются как средства связи? Почта. Сотовый телефон.
― Скорее, как транспорт. Прекрасный воздушный корабль. И у меня нет реконструкции комара.
― Нет, так сделаешь. Продлишь контракт лет на десять, приведешь дом в порядок, пристроишь третий этаж и террасу, ему понравится.
― Кому?
― Дому.
― Ха. Ха. Смешно. К тому же контракт заключен с нашей общей фирмой, и отвечаем все поровну.
Ирма переводила взгляд с одного на другого:
― Ребята, вы о чем? Кажется, нам всем пора спать.
― Пить надо меньше, ― Петька обнял ее за талию и подтолкнул к лестнице, а сам сел под лампой читать учебник биохимии, чтобы отогнать глупые мысли.
***
Шоссе было забито, пришлось скакать между машинами, объезжать по обочинам и пару раз прикусить язык, чтобы пощадить нежные уши Ирмы, но они все-таки успели в аэропорт.
Вылезти, открыть багажник, достать два полупустых чемодана. Смешно прощаться. Кажется, уже все сказал, и ничего не сказал, урод, а начинать сейчас ― глупо и незачем.
― Ты забыла желудь.
Пальцы коснулись ладони.
― Он мне не нужен. ― И сжали его руку в кулак. ― Оставь себе.
― Возьми на память, ― Петька сунул его ей в карман и неловко потянулся обнять. Какая она все-таки маленькая. И, захлопывая за собой дверь машины, успел услышать низкий, чуть дрожащий голос:
― А смысл?
***
Небоскреб сотрясали порывы ветра. Ресторан на самом верху с кучей веселых туристов ― лучшее место, чтобы побыть одному. Он забыл пожать руку Сане. Наверное, он не обиделся. Мир сжался до чашки плохого американского кофе и окна во всю стену, за которым медленно гасло небо и разгоралась земля, ― золотые квадраты кварталов Чикаго и реки огня на шоссе. "Потекут золотые реки, будет вам счастье". Вот они, реки. Телефон запищал ― пришло письмо с предложением продлить контракт на десять лет и заказом реконструкции генома комара. Петька закусил губу, чтобы не рассмеяться в голос, тут не поймут. Мысли прыгали, как кузнечики, и только добавляли веселья. Он не пытался их ловить.
Биоинформатик, хочешь построить типовой проект, который наверняка воплотят в жизнь?
Отказаться, уйти?
А что толку?
Он уже чувствовал страсть и ответственность архитектора. Если они полюбят свои дома, может, все будет не так ужасно? К тому же, они не требуют модификаций всего генома, и может быть... только может быть. В рамках того же проекта можно внести несколько собственных изменений, попытаться продлить жизнь, он даже знал, как. А еще...
Страшно хотелось обсудить это с Саней, но телефон молчал, а над ухом назойливо звенел комар. Средство связи, ага. Как эта штучка с кнопками. Комар казался правильным, живой и почти теплый. Петька вздохнул, глядя на телефон последней модели, похожий на дамскую пудреницу, и вспоминая первые телефоны начала прошлого века. Глупо скучать по тому, что ушло, да и не нужно, потому что наконец стало понятно, что делать.
Новый дизайн комара.
Он все-таки засмеялся, и люди за столиками обернулись, кто-то с улыбкой, кто-то хмуро жуя.
Точно. Для долгой жизни в доме должно быть тепло.
А в телефоне должна быть барышня. Или хотя бы дырка для двушки.
