Глава 2Я навел справки и на следующий день уже знал о Гермионе Грейнджер все, что угодно, вплоть до имен ее котов и любимого блюда на завтрак. Правда, на кошек, при всем уважении к почтенным животным, мне было абсолютно плевать. Единственная интересующая меня деталь – что сделала с моими эльфами Грейнджер, - в досье отсутствовала. А жаль. Очевидно, придется самому идти и все выяснять. Может, Басти попросить? Или Блейза? Красотки – это по его части...
»»»»*»»»»
Басти решительно отказался, и настаивать было выше моих сил. Забини поглядел на колдографию, поцокал языком и почти согласился, но тут, - как всегда, невовремя, - появилась Кэт и устроила сцену ревности. О Панси или Астории вообще думать нечего – они, как оказалось, Грейнджер на дух не переносят. А Линда просто, - как всегда, вовремя, - уехала. Так что пришлось мне вытаскивать из шкафа солидную трость и последние выглаженные брюки (проходимцы из Аврората так и не прислали мне эльфов, надо будет на обратном пути зайти к ним и громко повозмущаться) и искать в досье Грейнджер графу «Работа», потому что домой к ней я ни за что не пойду.
Когда увидел, где она работает, очень удивился. Оказывается, в Хогвартсе. В моем Хогвартсе. Под самым носом, что называется. Преподаватель Защиты От Темных Сил, надо же. Кстати, о проклятии на должности с самой Победы ничего не слышно было; видимо, поэтому я и упустил Грейнджер из виду. Ну ничего, теперь она вряд ли надолго задержится в школе, учитывая ее эксперименты с эльфами и человеческий фактор (то есть меня).
Я аккуратно сложил досье в ящик стола, снял очки (результат бурной юности – я слишком много читал по ночам) и аппарировал.
»»»»*»»»»
Мило. Недавно, видимо, прошел дождь, и теперь я по колено в нескошенной траве, в середине широкого поля, у самой границы антиаппарационки. Я вслух сделал несколько кощунственных замечаний по поводу физиологии Мерлина, высушил ботинки и брюки заклинанием и пешком отправился к замку. Ну, держись, Хогвартс. И Грейнджер.
»»»»*»»»»
Я вошел в пустынный двор Хогвартса и... А ничего. Никакой ностальгии там, или хотя бы легкой сентиментальной грусти. Я пожал плечами и пошел к воротам, слушая эхо собственных шагов. Ток-ток, ток-ток... Я вспомнил, что лет пять назад обожал стук женских каблучков. Я вообще люблю женщин, которые носят каблуки – если они умеют на них ходить, конечно. Туфли на каблуках и правильная, красивая походка преображают любую женщину, хоть ведьму, хоть магглу. И смотреть приятно.
Придя к такому выводу, я обнаружил, что нечаянно дошел до лестницы, ведущей к подземельям. Усмехнулся – привычка. Надо же. Повернул обратно.
»»»»*»»»»
Я обошел почти весь Хогвартс. Заглянул в учительскую, встретил в коридоре Минерву, испугался при виде Дамблдора – какой-то умник догадался повесить его портрет во весь рост прямо напротив входа в кабинет, - потом заглянул-таки в подземелья, застрял на двигающейся лестнице, ужаснулся при виде полуразрушенного Большого Зала – и что это мне напоминает? – и в конце концов добрался до класса ЗОТС.
Потихоньку заглянул в приоткрытую дверь – в классе никого не было, а за последним, учительским столом восседала прямая, как доска, Грейнджер. Она деловито шуршала пером по какому-то пергаменту; вокруг, опровергая аксиому о необыкновенной аккуратности мисс Совершенства, валялись какие-то тетради, бумаги, маггловские карандаши и авторучки. Я поцокал языком и рассмотрел Грейнджер повнимательней. Пришел к выводу, что несильно-то она и изменилась, видимо, просто колдография удачная вышла. Всезнайка все так же носила монашески-скучные одежды, вроде черной мантии под горло, а волосы связала в какой-то жуткий пучок.
Я нечаянно скрипнул дверью, и Грейнджер мгновенно отвлеклась от пергаментов. Она улыбнулась, жестом пригласила меня в класс и вышла из-за стола. Я не удержался и присвистнул – строгая мантия оказалась по колено, а дальше шли стройные ножки и черные лакированные «лодочки» на довольно высоком каблуке. Вот тебе и монашка.
Тем временем Грейнджер процокала каблуками к выходу, осторожно прикрыла за мной дверь и повернулась, сияя вежливой улыбкой. Если честно, я не совсем представлял, как себя с ней вести.
- Вы что-то хотели, сэр? – осведомилась Грейнджер.
Не узнала. То-то она такая приветливая.
- Вы меня не помните? – спросил я, для верности противно ухмыльнувшись.
Бывшая однокурсница с минуту пристально глядела на меня, а я чувствовал себя придурком, потому что так и не убрал с лица глупое злодейское выражение.
- Не знаю, - заключила она. – Возможно, мы где-то виделись раньше, но я что-то не припомню...
Я не знал, радоваться мне или нет. Неужели я так сильно изменился? Старость – не радость.
- Я из Попечительского Совета, - наконец ответил я. – Вы ведь знаете, что случилось с Большим Залом?
К моему удивлению, она осталась совершенно спокойной.
- Да, конечно, - ответила Грейнджер, продолжая мило улыбаться. В ее ангельски невинном взгляде я не смог найти ничего подозрительного – ни тревоги, ни испуга. Разве что легкое недоумение.
- Я пришел сюда, чтобы разобраться в причине такого безобразия, - строго сказал я. – И если возможно, найти виновных.
Гермиона пожала плечами и красноречиво посмотрела на свой стол, заваленный свитками.
- Хорошо, сэр, - вежливо ответила она. – Если вы желаете, я могу рассказать вам об этом, хотя, мне кажется, лучше было бы обратиться к нынешнему директору или одному из деканов. Они лучше осведомлены, чем я.
- Я обращусь к тому, к кому пожелаю, - отрезал я. Ее раздражающе-искусственная улыбка померкла.
- Хорошо, сэр... Не могли бы вы представиться?
- Мистер Смит.
- Понятно, - естественно, она не поверила. Ну и что? Главное – мистеру Смиту Грейнджер доверяет всяко больше, чем Драко Малфою.
- Итак? Что вы знаете о происшедшем?
- Меня в это время не было в Хогвартсе, - неуверенно начала она. Я чуть не плюнул с досады. – Однако, я слышала, что все дело в эльфах. Вы, наверное, и сами читали в «Пророке» о взбунтовавшихся слугах...
- Понятно, - отрезал я. Вся гладкая, точная теория о причастности Грейнджер к сумасшествию эльфов летела в Тартарары. Необходимо срочно найти другого виноватого и заставить его раскошелиться на триста эльфов...
- А вы не знаете, что могло послужить причиной для всего этого? – спросил я, ни на что не надеясь.
Всезнайка добросовестно наморщила лоб и думала целую минуту.
- Нет, - уверенно ответила она.
- Понятно, - вздохнул я, разворачиваясь к выходу. – Ну что ж, бывай, Грейнджер. Может, еще увидимся.
Она вздрогнула. А я резко остановился и больно укусил себя за язык, осознав, ЧТО только что ляпнул.
- Малфой. – Это был не вопрос, а утверждение. И тон мне сильно не понравился.
- Да, дорогая? – я развернулся на сто восемьдесят градусов и снова скорчил презрительную гримасу.
- Ты что, действительно в Совете? – мне кажется, она не совсем это хотела узнать. Точнее, совсем не это.
- К чему ты, детка? – я с удовлетворением увидел, как она морщится. Еще бы, она ненавидит это словечко. – Хочешь знать, как меня сюда занесло? Да, я в Совете. Хуже того, я его Председатель. Полный состав Попечителей: Забини, Паркинсон, Гринграсс, сестры Блэк и младший брат Снейпа. – Грейнджер несолидно захлопала глазами. – Кстати, можешь начать собирать вещички, потому что тот факт, что ты проработала здесь три года, объясняется лишь тем, что я этого не знал. Стерва, - с удовлетворением припечатал я, разворачиваясь к двери.
- Мерзавец, - тихо, угрожающе прошипела она. Я немедленно обернулся – по опыту знал, что поворачиваться спиной к рассерженной Грейнджер смерти подобно. Успел перехватить несколько легких заклятий вроде Сектумсепры и поставить щит.
- Прости, дорогая, - сладким голосом сказал я. – Если я и умру, то не сегодня.
- Если ты и умрешь, то наверняка от моей руки, - сердито ответила она, скидывая туфли и мантию.
- Ты как всегда мила, - ответил я, с интересом разглядывая вырез ее блузки. Не то, чтобы там было на что смотреть. Просто ее это злит.
- А ты, как всегда, вежлив, - Грейнджер послала в меня несколько боевых заклятий, половину из которых я не знал. Ах да, она же по ЗОТС...
А дальше последовала чрезвычайно жестокая сцена *с рейтингом не ниже NC-21*. Гермиона быстро превратилась из милашки в настоящую мегеру (наверное, это ее анимагическая форма, я давно в этом убежден) и гонялась за мной по кабинету, раскидывая столы и стулья. Волосы ее растрепались, пучок рассыпался, юбка помялась, и вообще выглядела она немного первобытно. Именно такой она мне всегда нравилась. Мимоходом бросив взгляд в зеркало, я убедился, что и сам нахожусь не в лучшем состоянии. Но шок быстро прошел, потому что зеркало в следующее мгновение разлетелось на кусочки, пергаменты на столе вспыхнули фиолетовым пламенем, а я ловким движением руки обезоружил отвлекшуюся на пожар Грейнджер. Она не растерялась. Наклонилась и сильно дернула ковровую дорожку, на которой я стоял. От неожиданности я вздрогнул и послал в нее какое-то проклятие, - Грейнджер не удержалась на ногах и рухнула на меня.
Несколько секунд мы лежали друг на друге, оглушенные, и тяжело дышали. Потом я схватил Грейнджер за запястья и перекатился по грязному ковру так, что она оказалась снизу. Я навалился на нее всем своим весом, надеясь если не раздавить, то хотя бы сделать больно. Она поморщилась, но стерпела.
- Знаешь, что мне всегда в тебе нравилось? – хрипло спросил я. Грейнджер молчала, презрительно глядя на меня снизу вверх. – Твоя страстность. Ты такая горячая, малышка, - я красноречиво покосился на тлеющие пергаменты и занимающиеся огнем шторы. Грейнджер покраснела от гнева, в глазах плясали бешеные чертики.
- А знаешь, что я всегда в тебе ненавидела? – выплюнула она. Я поднял бровь. По крайней мере, попытался, ибо она была рассечена. – Твою нахальность и самоуверенность.
- Принимаю это за комплимент, - оскалился я.
- Ты убежден, что все всегда идет по-твоему, да? – продолжала Грейнджер. Я насторожился. – Извини. Не все в жизни подчиняется твоим желаниям.
С этими словами она извернулась, обхватила ногами мои бока и сильно сжала. Я зашипел от боли и сам не заметил, как оказался на ковре. Грейнджер удобно устроилась сверху и приставила палочку к моему горлу.
- Как ты теперь на это смотришь? – спросила она.
- Неодобрительно, - нехотя просипел я. – Убери палочку, родная.
- Ни за что, - воинственно ответила Грейнджер. – Сначала ты извинишься.
- За что, милая? – я попытался говорить умильным тоном.
- За что?! Ты еще спрашиваешь!! – она наклонилась к моему лицу и прошипела: - За все, любимый. За то, вернулся в мою жизнь, сладкий. За тот незабываемый год, дорогой мой. За твои грязные рубашки и носки по всему дому, солнышко. За бесконечное безделье, тоску и нытье, зайчик. Киска моя, ты измотал мне все нервы. Ты жил в моем доме, каждый вечер жалуясь мне на жизнь, а я, милый мой, работала не покладая рук. Днем я зарабатывала деньги, а вечером была домохозяйкой, психиатром и бесплатной шлюхой. Целый год! А что сделал ты? Ты просто воспользовался мной! Тебе некуда было идти, и ты остался. И только повеял ветер перемен, ты исчез, родной мой! Ты прихватил с собой мои деньги, оставил дюжину грязных рубашек и смылся! Мерзавец, да я убить тебя готова! Сволочь!
Она разрыдалась. Просто сидела на мне, держа палочку у моего горла, и громко рыдала, закрыв лицо другой рукой.
Мне не стоило приходить. Честно говоря, я думал, что она уже забыла. Прошло ведь три года. И потом, деньги я вернул. Послал их с городской почтовой совой, как только получил первую прибыль. Все честно. А чувства... Извини, красотка.
Я осторожно высвободился из ее рук и приподнялся на локтях – встать я все еще не мог, ибо Грейнджер придавила к земле мою нижнюю половину.
- Почему... ты... ушел?... – прорыдала она. – Я... ничего... тебе... Почему?...Просто... скажи...
Я осторожно погладил ее плечо, потом притянул к себе. Грейнджер устроилась на моей груди, не переставая всхлипывать. Я критически осмотрел свою рубашку – один рукав порван, второй забрызган кровью (царапина, конечно, но смотреть неприятно)... Да, хуже уже не будет. Я подложил руку под голову, второй не забывая поглаживать подрагивающую спину Грейнджер, и стал ждать, пока та успокоится.
Успокоилась она скоро. Что мне всегда в ней нравилось – полная неспособность к длительным истерикам. Гермиона и плакала–то при мне только один раз, когда ее статью развенчали по всем статьям и отправили на помойку – в научном смысле. Ох, она расстроилась... Впрочем, тоже ненадолго. Рядом кстати оказался я, умеющий утешать грустных симпатичных барышень...
Сам не знаю, что я в ней нашел. Она – одна из немногих женщин, умеющих меня заинтриговать. Причем первая из них – моя мать, а вторая – тетя Бэлла в моем далеком детстве, еще до ее безумных похождений с Лордом.
Так или иначе, Гермиона чем-то притягивала меня. Наверное, и сейчас притягивает. Странно – не красавица (совсем, кстати, не мой тип), довольно занудная, умная, даже порой слишком (правильно говорил мне отец – от умных женщин жди беды, а от красивых и умных – беды большой). Но – вот такая загогулина, как говорил Крэбб. Пожалуй, это был единственный раз в моей жизни, когда я действительно влюбился и вел себя как безумный. Даже мой Патронус не желал вызываться без воспоминаний о Грейнджер, я специально проверял. Особенно хорошо работал образ – улыбающаяся Гермиона в солнечных лучах, на берегу пруда; мы тогда с ней пошли в какое-то кафе-мороженое, и потом долго гуляли по городу и смущались как четырнадцатилетние подростки. Даже я. При моем-то опыте. Стыдно вспомнить. И – приятно.
Я поймал себя на том, что улыбаюсь, мечтательно глядя в потолок. Гермиона пристально смотрела на меня. Уже успела убрать следы слез с лица – косметические чары у нее не очень хорошо получаются, и на щеке остался след от туши. Я осторожно прикоснулся к ее коже, - она вздрогнула, - и зачем-то нежно провел рукой по ее лицу. А потом посмотрел ей в глаза – и отдернул руку. Ей было больно. Я причинил ей боль. Снова.
Грейнджер отвернулась. Нет, она больше не заплачет, по крайней мере, не при мне. Она встала, оправила юбку и отошла к столу. Повернулась ко мне спиной, делая вид, что перебирает бумаги.
Я поднялся, оглядел класс и подавил ощущение дежа-вю: нечто подобное я увидел в Большом Зале по дороге сюда. Что ж, в крайнем случае, можно сказать, что ватага безумных эльфов заглянула и в это крыло... Столы были опрокинуты, несколько стульев поломаны, со стен кое-где осыпалась штукатурка, а в воздухе кружили обгорелые кусочки пергаментов. Запах пожарища никак не желал выветриваться – в углу догорала штора. Я попытался сотворить невербальное Aguamenti, не преуспел и просто плюнул на штору, во всех смыслах. Настроение было хуже некуда.
Грейнджер повернулась. Как я и ожидал, она не плакала, просто спокойно стояла и смотрела прямо мне в глаза. Она снова завязала волосы в узел, и от этого казалась еще строже и неприступней.
Мы стояли посреди разрушенного класса и молча смотрели друг на друга. Я решил сдаться и первым опустил глаза. Мне давно осточертело бороться с ней.
- Я пойду, - известил я стены и потолок.
- Иди, - голос Грейнджер был каким-то бесцветным.
- Прощай, - я вышел из класса, отряхивая мантию.
- Прощай, - донеслось из-за двери.
Или это было эхо?
