Глава 1. Кривое зеркало.Гарри Поттер пришёл в утро неожиданно. Не проснулся - просыпаются только люди, которые открыто смотрят в наступающий день - а именно пришёл и теперь лежал в молчаливом оцепенении, не открывая глаз. Может быть, если не открывать их долго-долго, можно совсем не приходить в этот надоевший мир с его до безвкусия яркими красками. Такими живыми и знакомыми. Такими однообразными и бесцветными.
Уголок рта чуть приподнялся в кривой усмешке, но Гарри по-прежнему не открывал глаз. Он знал, что ещё слишком рано, не больше шести часов. А то и ещё меньше. Но спать не хотелось. А зачем, собственно говоря, человек встаёт по утрам? – неожиданно подумалось Гарри. Как заведённый механизм: открыть глаза, протереть глаза, встряхнуть головой, протереть глаза снова, встать, пойти в ванную, посмотреть в зеркало, протереть дырку в глазах... Ха. Гарри мрачно усмехнулся. Шутка. Сейчас. Он уже не шутил. Он констатировал факты, а в данный момент распорядок своего собственного пробуждения.
Нет, в самом деле, зачем просыпается человек? Вот спал, никому не мешал, и на тебе... Глупости какие-то в голову лезут. Вертятся там, как назойливые комары. Маленькие такие противненькие комарики, неразличимые, но жутко надоедливые. Гарри не задавался вопросом, зачем, собственно, им это надо. Просто они были и всё, и хоть об стенку расшибись, никуда не денутся. Гарри учился быть в ладу со своими «тараканами в голове». Он благоразумно не доставал их долгими и глубоко философскими обдумываниями, а они, в свою очередь, не очень мешали ему докучливым писком пространных вопросов, которым свойственно появляться в нормальной голове нормального семнадцатилетнего парня. И в принципе следовало, как нормальному семнадцатилетнему парню, заняться вопросами типа «Кто я? Зачем на свете живу? И есть ли смысл в этой грешной жизни, и если есть, то какой?». Но Гарри не был обычным парнем, и это само по себе исключало любую возможность таких мыслей, которые, по глубокому убеждению Гарри, ничем кроме напрасной траты времени не являлись.
Но думать ни о чём было тоже сложно. Было бы сложно для любого другого парня на месте Гарри, но только не ему самому. Потому что он большую часть времени именно этим и занимался. Уставится в окно с остывшим взглядом и делает вид, что полон размышлений, потому что это ни у кого не вызывает подозрений. По крайней мере, так казалось Гарри. Потому что он вдруг расхотел просыпаться по утрам. Или не совсем. Он поднимался с чувством какой-то смутной необходимости и неизбежности того, что в конечном итоге всё равно придётся встать с постели. А цели этого вставанья не было. Просто не было и всё. Другие вставали для учёбы, для квиддича, для любимого человека, для друзей, для новых впечатлений, а он ничего такого не ощущал. Он вообще теперь мало что ощущал. Но он не был склонен к жалению самого себя и битью посуды с криками «Я ненавижу весь мир!». Гарри был достаточно меркантильным человеком, чтобы сознавать, что объявление вооружённого бойкота всему миру вообще и вставанью в частности является всего лишь бессмысленной демонстрацией агрессии, на деле носившей название истерики.
Но это не меняло того, что жизнь потеряла всякий смысл. Это был не просто биологический эгоизм и истеричность вроде «я самый бедный, несчастный, все меня бросили, никто меня не любит». Нет, Гарри вовсе не жалел себя и уж конечно не занимался всякой ерундой вроде этой, чтобы добавить в свою жизнь новых впечатлений. Он не уважал таких людей. Это было хуже.
Гарри просто ничего не чувствовал. Вообще ничего. По крайней мере, он не чувствовал всего, что должен был. Он не чувствовал привязанности к Рону и Гермионе, хотя испытывал просто человеческую благодарность за то, что они как-то пытаются скрасить его годы в Хогвартсе. По идее благодарность - это великолепное чувство, и очень немногие могут испытывать его, но на деле это совсем не то, из-за чего может возникнуть дружба. Людям свойственно ненавидеть тех, кто когда-то сделал им что-то хорошее. И Гарри выбивался из этой теории. Потому что он ничего не чувствовал: ни ненависти, ни желания дружбы, ничего, что, как казалось остальным, он испытывает. Их дружба казалась идеальной - только потому, что Гарри был достаточно хорошим актёром на публику, чтобы знать, чего ей нужно. Но одобрения зрителей не приносили ему удовольствия. Какое может быть удовольствие от притворства? Хотя, с другой стороны, он же не ненавидел Рона и Гермиону, но никогда не говорил им о своих настоящих ощущениях, а это была полуправда, то есть наихудшая ложь. Тем более что этих самых ощущений практически не было. Гарри и сам не мог этого объяснить. Атрофия наступила неожиданно: просто проснулся в обычный день и понял, что не чувствует ничего. Как заспиртованный экспонат в музее. Существует, тешит публику, а ему плевать. Что-то сломалось, мир изменился, просто взял и перевернулся с ног на голову, вещи теперь воспринимались по-другому, даже прежде яркие цвета померкли и потускнели.
Атрофия была не нежданным гостем, который входит в дом, открывая дверь пинком ноги, а затем набрасывается на полный холодильник, и даже не вором, который бесшумно пробирается в чужое помещение, берёт то, зачем пришёл, и уходит, оставляя за собой неприятные воспоминания. Скорее, она была полноправным хозяином, который входит в пустую квартиру на законных основаниях и начинает расставлять там новую мебель.
Гарри не был в достаточной мере благодарен Дамблдору, хотя чуть выделял этого человека среди остальных, озаряя его подсознательно слабой искоркой уважения. Но он не уважал Дамблдора, как человека. Теперь, когда Гарри снял с глаз розовые очки, он казался ему лишь небольшим чудаком, достойным того, чтобы считаться с его мнением, но не стоящий того, чтобы думать о нём, как об идоле волшебного мира. Он считал Дамблдора просто исключением из правил, самодостаточной личностью, играющей на благо общества. А Гарри не был таким. Больше не был.
Только ненависть ещё вызывала какие-то хоть сколько-нибудь сильные ощущения. Малфой был просто незаменим в этой области, хотя ему уже не удавалось довести Гарри до белого каления, как раньше. В своём роде, Драко помогал Гарри куда больше, чем Рон с Гермионой, хотя сам об этом не подозревал.
Малфой занимал отдельную позицию в списке Гарри. Он завёл своеобразный список характеристик, оценивая каждого человека по своему разумению. Ему доставляло удовольствие наблюдать за поступками других людей, анализируя их. Нет, он не интересовался психологией. Гарри расценивал каждый поступок, как ещё один шаг по канату, называемому обществом. И исключительно по влиянию поступка на это самое общество, Гарри мог сразу дать анализ человеку, который его совершил. Это было просто. Например, взрываться в ответ на особо бестактные колкости Снейпа, как иногда случалось с гриффиндорцами, было бессмысленно. Это ничего не сулило, кроме потери баллов, а Снейп всё равно оставался невозмутимым. Любого человека, совершившего такой поступок, Гарри опускал ещё на один пункт ниже, потому что это было просто глупо. Самого себя Гарри глупым не считал, поэтому Снейпу теперь никогда не дерзил.
Малфой был на вершине этого списка. Он редко совершал опрометчивые поступки, а уж если и совершал, то с лёгкостью из них выпутывался. Конечно, от этого он не переставал быть поганым слизеринским ублюдком, и отношение Гарри к нему не менялось, но Драко великолепно знал и умел находить слабости людей, безошибочно используя их, и Гарри даже по-своему уважал его за это. Он вообще за последнее время научился ценить прагматичность и цинизм, хотя не считал их такими уж прекрасными, но признавал жизненно необходимыми. За короткие три недели атрофии Гарри повзрослел и поумнел лет на двадцать. Это доказывало хотя бы то, что никто не догадывался о его перемене.
Но вставать было надо. Гарри привычно откинул одеяло и быстро застелил кровать. Принять душ, одеться, собрать портфель - всё это было делом нескольких минут. Гарри двигался быстро и абсолютно бесшумно. Этому он хорошо научился у Дурслей.
Было ещё совсем рано, до начала завтрака оставалось ещё около часа. Гарри задержался у зеркала и бессмысленно пригладил растрёпанные космы волос. Это само по себе кое-что значило, потому что Гарри теперь крайне редко смотрелся в зеркало. Ему не слишком нравилось то, что он там видел. Чёрные растрёпанные волосы цвета сажи. Смуглая кожа с лёгким абрикосовым оттенком. Очки постоянно съезжают на кончик носа, именно это больше всего бесило Гарри, потому что девчонки по каким-то одним им ведомым причинам находили это невероятно привлекательным, в чём безуспешно убеждала его Гермиона. Гарри вообще стал просто красавцем за последнее время, и с его простым природным обаянием мог бы переплюнуть самого Драко Малфоя, но Гарри не считал себя красивым и вообще не любил размышлять на эту тему. Стремление к популярности у девушек не было присуще ему. Потому что в глазах поселилось безразличие. Только сам Гарри замечал его. Это было настолько неуловимым, что никто не мог различить лёгких теней, пляшущих в глубине глаз, в минуты уединения становящихся из притягательных зелёных угольно-чёрными. Как будто изнанка наружу выглядывает. И у Гарри не было ни малейшего желания, чтобы кто-то об этом узнал.
Гарри спустился в Большой Зал. До завтрака была ещё уйма времени, но так Гарри хотя бы никто не будет мешать. Он не то чтобы очень полюбил одиночество, но это было лучше, чем быть с людьми, которые тебя не понимают. Атрофия Гарри была развита в какой-то своеобразной форме. Он ощущал не вообще ничего, но положительных человеческих эмоций вроде радости за последнее время не мог припомнить. Так же как и сильной боли. Все ощущения были слабыми и серыми, и воспринимались Гарри как-то однообразно, без ярких вспышек.
Кто-то с размаху налетел на него и сбил с ног. Гарри кувыркнулся и оказался в пренеприятной позе под названием «лицо к земле, попа к верху». Очки треснули, и мир мгновенно стал в мелкую клеточку. Гарри перевернулся на спину и мотнул головой. Голос, выведший его из этого занятия, напомнил ему, что был кто-то, ставший причиной его падения. Гарри сразу узнал этот голос.
- Поттер, какого чёрта ты шляешься по коридорам в такую рань и сбиваешь с ног добропорядочных учеников? - пронзительно завопили где-то рядом с правым ухом.
- Мне не кажется, что слово «добропорядочный» совместимо с тобой, Малфой, - заметил Гарри. Он принял сидячее положение. Всё-таки негоже было лежать на спине перед своим злейшим врагом. - Чёрт. Окулус Репаро!
Мир приобрёл чёткие очертания, и Гарри увидел Малфоя, возвышающегося над ним с оскорблённым выражением лица. Гарри решил, что сидеть перед своим злейшим врагом на полу также не слишком правильно, как и лежать, и поэтому не без труда поднялся, опёршись о стенку. Драко не мог позволить, чтобы Поттер имел наглость хамить ему, и поэтому ядовито произнёс:
- А где же твои верные подпевалы, чтобы подать ручку несравненному Гарри Поттеру, когда тот соизволил почтить пол своим присутствием?
- А где же твои слоноподобные телохранители, чтобы не дать мне врезать тебе в нос? - тактично спросил Гарри.
- Это угроза?
- Это сообщение. Угрожать тебе, Малфой, всё равно что долбачить стену кулаком. А я не склонен к действиям, лишённым смысла.
- Вот здесь ты загнул. Высокого мнения о себе, а, Поттер?
- У меня есть основания такового не испытывать?
- Так, сейчас прикинем. Минус пятьдесят очков на первом курсе...
- Которые не помешали нам выиграть кубок, - перебил его Гарри. Перепалка доставляла ему лёгкую тень удовольствия.
- Бесконечная грызня со Снейпом на уроках...
- Ты не прав, и ты это знаешь, - снова перебил его Гарри. - Я стал достаточно умён, чтобы не цапаться с ним.
Самым поганым было то, что Поттер прав. И тут Драко вспомнил его реплику про угрозу.
- А ты хоть сам понял, что сделал мне своего рода комплимент? - Малфой насмешливо фыркнул.
- Ну, если тебе так хочется, я возьму его назад, - пожал плечами Гарри.
- Не похоже на тебя, Поттер.
- Я знаю. - Гарри начал собирать выпавшие из портфеля учебники и листы пергамента.
Драко наклонился и поднял отлетевший к его ногам снимок. Там были изображены родители Гарри и сам Гарри трёх месяцев от роду. Они улыбались и махали ему рукой. Родители Драко никогда не улыбались ему так. Они вообще ему никогда не улыбались. На это не было времени.
Гарри подошёл к нему и взял из рук снимок, равнодушно скользнув по нему взглядом. Он даже не понимал, зачем таскал его с собой. Потом немного подумал и, вместо того, чтобы убрать его в портфель, бросил в ближайшую урну. Драко опешил, что с ним случалось крайне редко. Он ожидал чего угодно, но не этого.
- Поттер... Что ты только что сделал?
- Выбросил ненужный хлам, - ровно ответил Гарри. Это было так. Он перестал разглядывать фотографии родителей. Они ничего не говорили ему и только увеличивали список вещей, которые не заставляли Гарри чувствовать. А Гарри стремился уменьшить этот список.
- Значит, родители для несравненного героя теперь хлам? - насмешливо спросил Драко. Он рассчитывал, что Поттер огрызнётся.
- Значит, несравненный герой просто вырос и поумнел, - спокойно ответил Гарри после секундного раздумья.
- Я понял. Завтра Уизли купят мой особняк.
Гарри фыркнул. Его больше не трогали оскорбления «друзей». Скорее ему было интересно, в какой форме это будет преподнесено. В конце концов, Малфой умел острить. Драко разглядывал лицо гриффиндорца. Гарри спокойно смотрел ему в глаза и никак на это не реагировал. Что-то в нём изменилось. Он никогда до этого не выглядел так равнодушно. Он никогда не смотрел так равнодушно. Он никогда не смотрел так холодно и спокойно в ответ, а ведь раньше это было преимуществом Драко, которым он в тайне гордился. Если бы Малфой не знал, что сейчас перед ним на все сто процентов стоит Гарри Поттер, если бы он не был уверен, что ни взлохмаченные волосы, ни пронзительные зелёные глаза, ни шрам в виде молнии не являются характерными чертами его семейства, он подумал бы, что видит перед собой одного из членов семьи Малфоев. И это ему совсем не нравилось.
- Идёшь на завтрак? - спросил Гарри.
- А тебе какое дело?
- Малфой, ну неужели тебе не лестно, чтобы Ваше Слизеринское Величество было сопровождено в зал Гарри Поттером? - Гарри отвесил шутливый поклон.
Драко неохотно фыркнул, и они вместе пошли в Зал. Гарри ничего не говорил, что требовалось бы сказать в такой ситуации, как будто это было в порядке вещей: идти на завтрак с Драко Малфоем бок о бок. В Большом Зале ещё никого не было в столь ранний час. Почти никого.
- Гарри, Драко, как приятно видеть вас! - поприветствовал их Дамблдор.
- И мне тоже, - покривил душой гриффиндорец.
Старосты одновременно притормозили. У Гарри не было ни малейшего желания разговаривать с директором, и он попытался побыстрее распрощаться под благовидным предлогом, что не укрылось от внимания Драко.
- Не волнуйтесь, я вас долго не задержу. - Дамблдор сделал ударение на слове «вас», и Гарри обречённо опустил голову. - Мистер Поттер, вы, наверное, не знаете, но над вашей комнатой находится свободное помещение для дополнительных занятий. Так вот, вчера в нашу школу пробралось неопределённое количество пикси напополам с гэббетами, и они устроили... гм... буйную вечеринку с изрядным количеством усладэля. На комнату наложено заклятие Изоляции, поэтому никто ничего не услышал, но когда дело стало принимать серьёзные обороты...
Гарри закрыл лицо ладонями и тихо взвыл. Пикси и гэббеты, да ещё с усладэлем - страшное сочетание. Гэббеты - эти маленькие быстрые создания, немногим больше пикси - походили на косматые мшистые клубки с маленькими злобными глазками и острыми коготками и отличались весьма недружелюбным нравом, зато обладали одной отличительной чертой - страстным пристрастием к выпивке. Хогсмид нередко подвергался набегам юрких лесных воришек, и, хотя от гэббетов можно было отделаться простым заклинанием, некоторые их них всё же увенчались успехом. Выпивший хотя бы одну бутылку усладэля, гэббет теряет контроль над собой, и, при наличии большого количества участников, вечеринка может привести к весьма плачевным последствиям. Пикси и так куролесили без отдыху, а уж выпившие они становились совсем неуправляемыми.
- И, когда вечеринка подходила к концу, - продолжал Дамблдор, - они разошлись не на шутку и устроили выброс магии. Случайно. И ваша комната... В общем, не меньше двух-трёх месяцев вы жить в ней не сможете.
Гарри только вздохнул. Какое счастье, что как раз вчера Рон затормошил его, и заставил предаваться воспоминаниям в гостиной! Все личные вещи Гарри, за исключением некоторых учебников и одежды, преспокойно лежали в углу гостиной Грииффиндора. Остальное же поместилось в старом чемодане, лично заколдованным Гарри от всяческих неприятных неожиданностей. Повезло.
- А где я буду жить?
- Ну, - Дамблдор неловко кашлянул, и Гарри сделал невероятный вывод, что тот смущён. - Ты староста, и тебе полагается отдельная комната. В общих гостиных места нет, ни в одном из факультетов, а старостами Хаффлпаффа и Когтеврана являются девушки, поэтому тебе придётся какое-то время делить комнату с мистером Малфоем.
- Что?! - напомнил о своём существовании Драко. - Мне придётся находиться в одном помещении с ЭТИМ?
- Да, как бы это ни было вам отвратительно. - Дамблдор посуровел, пересекая всяческие возражения.
Малфой был в шоке. Лицо Гарри ничего не выражало.
- Когда я переезжаю? - спросил Гарри.
- Сегодня. Все ваши вещи уже переправлены. Мистер Малфой, будьте добры, - на этом слове Гарри не удержался и фыркнул, - проводите после уроков Гарри и покажите ему дорогу в комнату.
Малфой только открывал и закрывал рот. Гарри ситуация откровенно забавляла. И ничто, даже предчувствие сдвоенного урока по зельям со слизеринцами, не могло испортить ему хорошее настроение, которое не появлялось уже несколько недель.
***
Вошедший в класс Снейп казался ещё более раздражённым и злобным, чем обычно, если такое было вообще возможно. Рявкнув что-то про проверку домашнего задания, он грохнул тяжёлой книгой о стол и принялся наблюдать, как побелевшие от страха ученики достают конспекты. Из всего класса только Поттер выглядел абсолютно невозмутимым. Малфоя он в расчёт не брал, так как давно привык к тому, что слизеринец не реагирует ни на что, если это не касается его персоны или слухов о гриффиндорцах, но обладает способностью замечать всё вокруг. Но вот до самодовольного Поттера Снейп не мог достучаться уже несколько недель, и Гарри великолепно знал, что его бесит то, что он никак не реагирует на его колкости, да вдобавок безупречно выполняет все домашние задания.
- Мистер Поттер, расскажите нам о Многосущном зелье, - потребовал Снейп.
- Это зелье обладает способностью превращать тебя в кого-либо другого на один час. Ингредиенты: пиявки, златоглазки, рог двурога, шкура бумсланга...- лениво отвечал Гарри, даже не задумываясь особенно о том, что говорит. Он давно привык отвечать на автомате, так как в последнее время учение давалось ему поразительно легко, может быть, потому что он почти перестал обращать внимание на всякие глупости вроде походов в Хогсмид.
- Как оно действует?
- Оно варится почти месяц, а в конце добавляются частицы того, в кого ты хочешь превратиться. Их надо добавить перед самым принятием зелья. Указано в книге «Сильнодействующие зелья», - ничуть не смутился Гарри, подколов преподавателя.
Снейп от злости аж позеленел. Гарри продолжал невинно улыбаться. Он вообще стал относиться к жизни не то чтобы с большим интересом, но когда относишься ко всему со стоическим равнодушием, начинаешь пересматривать свои жизненные принципы. Гарри теперь жил без интереса, но ему нравилось хладнокровно выполнять разные авантюры.
- Минус пять баллов за хамский тон! - взвизгнул Снейп.
- Минус двадцать баллов со Слизерина, - спокойно сказал Гарри.
- Почему? - опешил Снейп.
- Крэбб и Гойл только что сделали кое-что крайне мне неприятное. - Гарри показал руку с отвратительно вздувшимися нарывами, а затем мгновенно залечил их заклинанием. Гриффиндорцы возмущённо заголосили. Слизеринцы ошарашено посмотрели на него, потому что были уверены, что он ничего не заметил, а Малфой злился на Крэбба и Гойла за их тупость.
- Я снимаю свой штраф.
- А я нет.
- ЧТО?! - взорвался Снейп.
- У меня были все причины на то, чтобы снять баллы, - спокойно ответил Гарри, на несколько минут отходя от принципа не дерзить Снейпу. - А у вас нет. И если вам так всё не нравится, давайте позовём профессора Дамблдора или МакГонагалл, и пусть они решат, кто из нас прав.
Снейп что-то прошипел про наглых гриффиндорцев, а затем дал классу огромное задание на урок. Гриффиндорцы сидели и изо всех сил старались сдержать бешеный хохот, а некоторые просто закрылись учебниками и тихо фыркали в старые страницы. Слизеринцы состроили самые злобные физиономии, на какие только были способны. Гарри, пользуясь тем, что Снейп полностью его игнорирует, черканул Рону записку с сообщением о переезде. Тот в ответ изобразил страшное лицо, а Гермиона только недовольно шикнула на них, призывая к порядку. К концу урока явно воспрявший духом Снейп с видом Санта-Клауса, который принёс рождественские подарки, сообщил о поистине гигантском домашнем задании и предупредил, что на одном из следующих уроков они непременно попробуют Многосущное зелье. Рон скорчил страдальческую физиономию, вспоминая, видимо, какое оно «вкусное».
Зельеварения были последним уроком, и Гарри предстояло сейчас идти в свою новую комнату. Рон замогильным голосом сообщил, что обязательно обустроит похороны Гарри в лучшем виде.
- Или Малфоя. Вот бы ты его прибил, - размечтался Рон.
- Не получится. Тогда наш факультет потеряет кучу очков, - скучным голосом сказал Гарри. Ему захотелось побыстрее отвязаться от них.
- Справедливо, - признал Рон. - Мы пошли. Встретимся в библиотеке?
- Нет, - наотрез отказался Гарри. И тут же добавил, понимая, что нужно оправдание. - Я буду весь вечер заколдовывать мои вещи от разных заклинаний. И нужно получше спрятать вы-понимаете-что.
- Хорошо, - согласилась Гермиона. - Тогда до ужина.
- Пока, - с облегчением попрощался Гарри. Он завернул за угол и ухмыльнулся, увидев Малфоя, ждущего его у входа в подземелье. Драко одарил его знаменитым Злобным Взглядом Малфоя и мысленно пообещал врезать ему при первом удобном случае. Гарри прочёл это желание в его глазах и снова ухмыльнулся.
- Много времени проводишь за обдумыванием того, когда лучше всего расколошматить мне нос?
- Я могу это сделать прямо сейчас. Ты думаешь, что сможешь меня остановить?
- А ты пробовал когда-нибудь остановить надвигающуюся на тебя бор-машину?
- Если б знал, что это такое, может быть.
- Сперва задайся вопросом, кто придёт на твои похороны. - Гарри по-прежнему улыбался, и это выводило Драко из себя. В последнее время Поттер преуспел в том, чтобы говорить ему не то колкости, не то комплименты. Малфой не мог понять, что именно, потому что однозначно они ни тем, ни другим не являлись. Поэтому он только буркнул что-то, призывающее следовать за ним.
Комната старосты находилась, к счастью, довольно далеко от общей гостиной Слизерина. Каменный ход петлял и постоянно сворачивал, а Гарри казалось, что он не находится в одном положении и несколько минут. Но, хотя к обстановке он ещё не совсем привык, подземелья Гарри знал за глаза досконально, так как не раз ходил тайным ходом, проходящим как раз через них. На Карте Мародёров он предусмотрительно изучил все ходы и лазейки, связанные с подземельями, да и устройство самих подземелий тоже. Справа мелькнул знакомый гобелен, скрывающий хитро устроенную дверь в потайной ход. Гарри улыбнулся и мысленно сопоставил то, где они сейчас находятся, с содержанием Карты, которое он практически знал наизусть. По его расчётам, им оставалось идти немного.
Драко неодобрительно покосился на гриффиндорца, который явно ощущал себя в подземельях, как рыба в воде. Вдобавок, он, кажется, запомнил все пароли и повороты, потому что ни разу не попросил что-либо повторить. Малфоя это не просто раздражало, это выводило его из себя. Это его мир, его подземелья, его родная стихия, это он должен небрежно вводить сюда всяких наивных дурачков и снисходительно отвечать на вопросы. Он, а Поттер ровным счётом никак не проявлял своих эмоций, и вообще вёл себя так, как будто не испытывает никаких трудностей в запутанных ходах. Драко подошёл к одинокому рыцарю на постаменте и нажал спрятанный рычажок, а затем встал на подставку рядом с рыцарем. Гарри прыгнул за ним. Один поворот - и они оказались в тщательно спрятанной комнате старосты Слизерина.
Гарри оценивающе оглядел обстановку. Каменные стены в нескольких местах задрапированы гербами со змеёй, идеально ровное покрытие, без малейших намёков на привычные трещинки в комнате Гриффиндора. В углу, рядом с большим махровым ковром во весь пол, расположился камин с мягкими креслами напротив, а рядом - гигантский письменный стол и полки для книг. Около противоположной стены - две кровати под тёмно-зелёными пологами. Никаких безделушек, домашних фотографий в рамках и всякой прочей мелочи. Вся комната была отделана в зелёных и чёрных тонах и, вопреки ожиданиям Гарри, оказалась очень уютной, несмотря на неприятный холод. В комнате старосты Гриффиндора было много света, много ярких и временами крикливых тонов, некоторая неаккуратность и небрежность, которая раздражала Гарри, хотя бы потому, что мебель имела обыкновение переезжать из угла в угол вне зависимости от желания хозяина. Вдобавок, кровать чертовски любила место напротив окна, и если Гарри неплотно задёргивал полог, солнце светило ему в глаза и мешало спать, что дико бесило его по выходным. Эта же комната была полной противоположностью, и хотя она тоже не слишком импонировала Гарри, после разномастной Гриффиндорской обстановки она казалась ему достойным пристанищем.
- Симпатичный пейзаж, - тихо прокомментировал Гарри.
- С-с-пас-с-сибо, человек, - поблагодарил его шипящий голос.
Гарри оглянулся. Змея с одного из гербов повернула к нему голову и самым дружеским образом подмигнула ему. Драко смотрел на неё с откровенно удивлённым видом.
- Ну это надо же. И часто ты с другими людьми разговариваешь?
- Не с-с-совс-с-с-сем. Тем более с-с этим-м-м, - змея кивнула на Драко. - Хамит пос-с-с-стоянно, да вдобавок на английс-с-с-ском. Давно не вс-стречал змееус-с-с-стов.
- О… - протянул Гарри, не зная, как сказать что-то более стоящее.
- Может быть, вы прекратите шипеть, и начнёте разговаривать на английском?
Змея фыркнула и что-то гордо прошипела. Гарри не смог сдержаться и широко ухмыльнулся.
- Что? - нахмурился Драко.
- Она только что довольно удачно пошутила насчёт твоей внешности, - проинформировал его Гарри.
- Можно подумать, я от этой чешуйчатой ошибки природы в восторге.
В ответ раздалось шипение.
- Я бы перевёл его тебе, но это всё равно вычеркнет цензура, - объяснил Гарри.
Змея свернулась калачиком и ясно дала понять, что разговор закончен.
Драко негромко ругнулся и взглянул на гриффиндорца. Тот стоял посреди комнаты с таким видом, словно открыл для себя что-то новое и довольно приятное, но ему было всё равно, продлится это сколько-нибудь или нет. Гарри молча пробрался к своему чемодану и начал разбирать вещи. Спокойно подвинув учебники Малфоя на левый край огромной полки, он занял правый, удивившись, что учебники поместились все, несмотря на то, что, судя по размерам полки, этого не должно было случиться.
- Эта полка что, заколдована так, что вмещает любое количество книг?
- Ну надо же, догадался.
В комнате повисла тишина. Драко с самым безразличным видом занялся своими делами, а именно уселся в кресло с книгой, но Гарри знал, что тот внимательно следит за ним поверх страниц. Несмотря на это, он спокойно достал Карту Мародёров и мантию-невидимку, надёжно завёрнутых в крепкую бумагу, и стал думать, куда их спрятать. Он действовал чисто машинально, на самом деле ему было глубоко плевать, найдёт Малфой его вещи или нет, просто именно это от него ожидалось. Гарри хорошо знал, что от него ожидают люди. Он умел давать аудитории то, что она хотела. Гарри взял какую-то книгу, сел в кресло рядом с Драко и сделал вид, что занимается. Хотя бессмысленное глазение на одну-единственную страницу вряд ли можно было назвать занятием, это было лучше, чем сидеть и разглядывать холодный каменный потолок.
Гарри не сознавал, что его взгляд остекленел, он привык, что люди уже давно не присматриваются к нему, а обладатели восторженных взглядов на его шрам едва ли обращали внимание на выражение его лица. Точнее на его отсутствие. Он привык, что люди смотрят на него только как на какого-то особенного героя, которому суждено спасти мир, даже если он был не против, если бы этот мир покатился ко всем чертям. Гарри частенько размышлял, что было бы, если бы он каким-то образом не попал в мир магов. Родителей он оставлял умершими - он давно свыкся с этим, и ему неприятно было думать, что всё могло обернуться как-то иначе. Мысль о малой возможности того, что родители могли бы остаться в живых, пугала его, он не хотел вспоминать о них, они умерли, и Гарри вполне устраивало, что всё было именно так, а не как иначе, потому что если бы он фантазировал на тему «если бы я был счастлив», он бы стал тем самым сентиментальным сиротой, за которого его все принимали. Тем сиротой, перед которым впервые закрылась дверь чулана, и где Гарри предпочёл оставить все сантименты перед уходом в другой мир. Может быть, раньше он позволял себе немного помечтать, но это не доставляло особенного удовольствия, а только бередило неприятные воспоминания, которые Гарри совсем не нравились. Впрочем, никто этого не замечал.
Однако Гарри забыл, что в соседнем кресле сидит не кто-нибудь, а Драко Малфой, и это само по себе должно было бы его насторожить. Драко мгновенно заметил, что Гарри не слишком хорошо притворяется углублённым в чтение. Его взгляд был затуманенным и бессмысленным, но со стороны это выглядело так, будто Гарри сейчас где-то далеко-далеко отсюда, где ему следовало бы быть, но куда, по его собственному мнению, он не имел возможности попасть. Это было самое замечательное в Гарри Поттере - его глаза (разумеется, если Малфой думал об этом, то приписывал всё временному умопомрачению, потому что если бы он сослался на что-то другое, то просто сошёл бы с ума). Никогда не возможно было понять, о чём именно Поттер думает в данный момент, а если и кто-то что-то угадывал, то исключительно потому, что Гарри притворялся обдумывающим именно эту тему. Драко был достаточным специалистом в области «Тысяча и одна подробность о Мальчике-который-Выжил», чтобы безошибочно распознавать его настроения, и раньше он гордился этим, но теперь Малфой потерял это преимущество. В Поттере что-то изменилось - это было, словно изменяют привычный смысл картины - цвета остаются, но содержание становится другим. Малфой больше не мог понять Гарри, его тёмных глаз, и его это нервировало, потому что отклонение от постоянного имиджа Гарри Поттером казалось чем-то из ряда вон выходящим. Для других он не изменился - но Драко подмечал, что он будто всегда в маске, тонком слое грима, словно всё происходящее ему наскучило, и он наблюдает за течением жизни исключительно чтобы узнать, чем всё закончится.
- Что ты обнаружил такое неотразимое на этой странице, что смотришь туда уже десять минут?
- Я читаю. Книги, в конце концов, для того и существуют, чтобы их читать, - механически ответил Гарри, но со стороны это выглядело так, словно он не слышал вопроса, но знал, какой от него ожидается ответ. Его взгляд блуждал по комнате и, наткнувшись на чёрный чехол, висящий на стене, запнувшись таким образом об него, как об какой-то неуместный предмет, остановился на нём.
- О Мерлин, Малфой. Ты играешь на гитаре?
- А почему бы и нет? - удивлённо спросил Драко.
- Ну… Мне всегда казалось, что вы, Малфои, играете на чём-то типа флейты, или органа, или скрипки. Это бы тебе больше подошло.
- Ага, а ещё мы танцуем польку на именинах и водим хороводы вокруг Майского шеста, - саркастически отозвался Драко. (Примечание автора: первое мая – день празднования начала лета, популярный в Средние Века. В этот день люди танцевали вокруг полосатого Майского Шеста, украшенного цветами.)
- О, Майский Шест. Дадли сломал такой о мою голову, когда мне было семь лет.
- С какой целью? Потому что если он рассчитывал найти там какое-то серое вещество, то жестоко ошибался.
- Во всяком случае, он не был разочарован, - пожал плечами Гарри. А потом, неожиданно для самого себя, попросил: - А ты не мог бы сыграть что-нибудь?
- Думаю, нет. Сегодня нет настроения. И вообще, с какой это стати?
- Не знаю, - честно ответил Гарри. Он мог позволить себе быть честным с Малфоем, хотя по всем правилам здравого смысла это являлось наивысшей степенью идиотизма, это не казалось ему неправильным. Это был Малфой. Гарри не мог понять, почему, но это всё объясняло. Может быть, потому, что он уже долго не был честным ни с кем, даже с самим собой, а может быть потому, что Малфой был тем человеком, с которым прежний Гарри бы откровенничал в последнюю очередь. Во всяком случае, он не являлся тем, кто стремится залезть в душу Гарри и покопаться там, как это пытались сделать жалкие репортёришки.
- С чего это вдруг такая откровенность?
- Тоже не знаю. Наверное, я просто сошёл с ума, - задумчиво сказал Гарри, всерьёз обдумывая такую перспективу.
- Ты странный, Поттер. Я не узнаю тебя. Что с тобой произошло?
- В смысле? - резко спросил Гарри. Скорее всего, намного резче, чем следовало.
- В прямом, - отрубил Малфой. - Я не такой тупой, как твои дружки, и я отлично вижу, что ты изменился. То есть, я ничего не вижу, а ведь раньше я всегда мог в точности сказать, о чём ты думаешь. Для других ты тот же - друзья привыкли к тебе, к твоему характеру, и ты это знаешь. А я наблюдаю за тобой. С первого класса я знал твои привычки, вкусы, всё, что могло дать мне возможность сделать тебя уязвимым. Ты другой, Поттер. Признай это.
Гарри постарался вложить в свой голос весь лёд, на который только был способен.
- Если бы даже это было так, это тебя не касается. Это не касается никого из вас.
Малфой ответил ему ледяным насмешливым взглядом с привычным презрением. Гарри внезапно почувствовал усталость. Физическую и душевную. Он дошёл до кровати, скинул мантию и прямо в верхней одежде упал на одеяло, провалившись в сон без снов.
