Глава 2. Бездна (Отрицание)«Wer mit Ungeheuern kämpft, mag zusehn, dass er nicht dabei zum Ungeheuer wird. Und wenn du lange in einen Abgrund blickst, blickt der Abgrund auch in dich hinein.»
Фридрих Ницше
- Что значит, заглянуть в глаза смерти?
- Это образное выражение, метафора, - тут же откликнулся Ремус Люпин, - оно означает, что человек побывал на краю гибели или своими глазами увидел чью-то смерть.
Сегодня в одной из спален в Гриффиндорской башне все еще горит свет, хотя Большой Бен давно пробил полночь. В Шотландии, а в этой спальне в особенности, просто не было слышно боя лондонского Биг-Бена. Ветер безуспешно пытается ворваться в наглухо запертое окно. А внутри тепло и уютно, даже как-то особенно уютно из-за царящего здесь беспорядка: раскрытых книжек, лежащих прямо на полу вперемешку с носками, в многообразии которых не обнаружить ни единой пары, рубашек, мантий и галстуков, горками сваленных на стульях, котлов, перьев и чернильных клякс, представленных повсеместно.
И ничего, казалось бы, необычного в этом вопросе, слетевшем с губ пятнадцатилетнего мальчишки по имени Сириус Блэк. Он зачитывается книгами о героях, историями о благородных пиратах и великих сражениях. Он хочет стать мракоборцем, романтический образ которого соткан из рассказов о Педро Сангре и Эль Драке.
- А я считаю, не такое уж оно и образное, уж точно не образнее, чем «край гибели». – раздался бодрый голос Джеймса Поттера.
Полог кровати другого мальчишки плотно задернут, но он еще не спит и даже не притворяется. Просто не хочет лишать себя удовольствия подольше понежиться в теплой постели. Он никогда не планировал свое будущее, не считая тех авантюрных идей, что порой возникали у них с Блэком: увидеть мир, стать героями, победить красавиц и спасти драконов. Он верит в судьбу, интуицию, случай и немного хотел бы стать лучшим игроком в квиддич.
- Все ведь знают сказку о трех братьях и Дарах Смерти?
- Думаешь, эти дары и правда существуют? – усмехнулся Сириус.
- Что бы вы там оба ни думали, - снова вступил в разговор Ремус, - сказка – это эпический жанр, вымышленное произведение.
- Не понимаю, как с таким рациональным мышлением вообще можно было стать волшебником.
- Наверное, первое время он усердно отрицал возможность существования магии.
Полог приоткрылся, и в образовавшейся щели возникло вначале лицо Джеймса, а затем и целый счастливый его обладатель, выглядевший на редкость лохматым. Маска притворного удивления на его лице медленно сменилась хитрой гримасой. И он, и Сириус говорили о Люпине так, словно сам Ремус вдруг исчез из комнаты, но продолжая будто бы невзначай бросать на него смеющиеся взгляды.
Люпин промолчал, удостоив друзей весьма красноречивого взгляда. Затем, отвернувшись к столу, он покачал головой, что-то прошептал себе под нос и махнул рукой, словно бы говоря: «Да ну вас!» Он как обычно был занят проверкой домашнего задания, в процессе которой обычно дописывал к своей работе еще как минимум несколько листов.
- Сказка о мальчике и волках, между прочим, тоже всего лишь сказка, но я уверен, что народный фольклор не рождался в чьей-то голове из воздуха. Прецеденты, наверняка, были. – парировал Джеймс.
- А если бы Дары Смерти существовали, пришлось бы признать, что и сама она существует.
- Гениально, Хвост! – торжествующе провозгласил Сириус, - В нашей научной конференции ваше открытие сэр Петтигрю несомненно самое ценное. Смерть существует! Вы слышали, господа?
- Никогда бы не подумал, - всплеснул руками Джеймс, - Я так и вижу заголовок следующего «Ежедневного пророка». Да что там? The Times! Мы должны немедленно написать туда. Об этом должны узнать все. Надеюсь, Хвост будет снисходителен и поделится с нами лаврами, учитывая годы нашей бескорыстной дружбы? К тому же для одного это слишком много.
- Сенсация! Британские ученые установили, что смерть существует! – голосом уличного разносчика газет продекламировал Блэк и, спрыгнув с кровати, подхватил стопку пергаментов с прикроватного столика. Даже Ремус не удержался от смеха, когда под назойливое завывание: «Возьмите газету, мистер! Всего шесть пенсов!» - получил свою импровизированную газету.
- Сегодня мы берем интервью у легендарного Питера Петтигрю, которому принадлежит это потрясшее мир открытие. – Джеймс тоже вскочил с кровати, подсел к раскрасневшемуся до самых ушей Хвосту, потеснив того в кресле, и нетерпеливо уставился на него. Питеру же казалось, что лучше всего сейчас было бы провалиться сквозь землю. Даже провалиться в подземелья Хогвартса было бы не так неудобно.
- Скажите, сэр Питер, как по-вашему выглядит смерть? Похожа ли она на старуху с клюкой? На прекрасную девушку? Может быть, на юношу, вроде вон того красавчика?
- На-наверное, - заикаясь, начал Питер, - на скелет в длинном черном плаще и капюшоне, который скрывает его лицо.
- Великолепно, сэр Питер! Понимаете ли вы, что ваше открытие перевернуло все представление о мире? Благодаря вашим обширным представлениям о смерти, вы смогли бы ответить и нашему другу – сэру Сириусу, на его вопрос. Сэр Сириус?
- Что значит, заглянуть в глаза смерти? – с ухмылкой повторил Бродяга.
- У смерти нет глаз, - чуть более воодушевленно заверил Хвост, успевший вжиться в роль гениального, но скромного ученого, - У нее пустые глазницы.
В комнате немного стемнело и стало прохладно, но почему-то никто этого не замечал. Одна из створок окна беззвучно отворилась, и ветер, проникнувший в спальню, должно быть, затушил несколько свечек. Тяжелые занавески колыхались, словно за ними притаилась стайка корнуолльских пикси. Тени, пляшущие на стенах в отсветах еще горящих свечей, как будто бы замерли в ожидании.
- У-у-у, - зловеще протянул Джеймс. – Значит, когда я буду умирать, за мной придет череп в длинном черном плаще и капюшоне с пустыми глазницами?
- Что за бред? – неожиданно недовольным тоном вмешался Сириус. Он словно почувствовал что-то недоброе, смутное, тревожное чувство, которому не мог найти объяснения. Но ведь он анимаг, то есть пусть и на каплю – все-таки зверь, пес. Кто знает, где были бы сейчас собаки, не доверяй они своим инстинктам?
- Ты вообще не умрешь.
Джеймс повернулся к нему. В воздухе повисла напряженная тишина, которую физически ощущал каждый. Кажется, целую вечность, уложенную в несколько бесконечно долгих минут они смотрели друг на друга молча, пока Джеймс, наконец, не поднялся.
В несколько шагов он пересек комнату, остановился напротив Сириуса и примирительно склонил голову к плечу, как отец, собирающийся объяснить своему капризному ребенку, что зима приходит потому, что она просто приходит.
- Разумеется, нет. Ни я, ни ты, никто из нас не умрет… - произнес Джеймс, а подумав немного, добавил, - если только от недостатка чувства юмора, которое ты, похоже, подцепил от Лунатика воздушно-капельным путем. Нам срочно нужно выбираться отсюда, а комнату закрыть на карантин. Ты со мной, Бродяга?
Так уж повелось, что проявление чувств у замкнутых англичан всегда порывисто, стремительно, но оттого, быть может, каждое из них несет в себе чуть больше смысла и обладает невероятно большей силой. Вот и эти объятия такие крепкие, почти отчаянные. В ту же секунду кажется, что слова Джеймса – непреложная истина. Но почему-то совсем не чувствуется тепла. Руки Джеймса вдруг ослабевают, безвольно падая с плеч, а тело становится тяжелым и оседает на землю, так что приходится придерживать его.
Медленно таят очертания гриффиндорской спальни. Ветер бросает в лицо капли неизвестно откуда взявшегося дождя. Сириус осторожно опускает Джеймса на землю и опускается сам, пока чья-то незримая кисть покрывает масляную картину комнаты новым слоем краски, почему-то рисуя совсем иной пейзаж. Вместо оранжевого полумрака спальни - темная стена деревьев, вместо столов и стульев - развалины какого-то дома. С трудом удается узнать в этом месте ту Годрикову Лощину, в которой Сириус проводил каникулы. Становится совсем темно и зябко. Хочется, чтобы кто-то зажег свет хотя бы на конце волшебной палочки, но Ремус и Питер исчезают в молочно-белом тумане с таким странным выражением на лицах, словно это он – Сириус виноват в том, что Джеймс…
А глаз у смерти, действительно, нет. Лишь пустые черные впадины глазниц на изуродованном разложением лице, скрытом под черным капюшоном. Но у нее есть взгляд: холодный, безразличный, пустой, притягивающий. Он словно высасывает из тебя душу по крупицам. Ее костлявые истлевшие пальцы, похожие на длинные сучья деревьев, тянутся к своей добыче, заставляя отступать, отползать назад по холодному каменному полу, пока не упрешься спиной в стену.
«Откуда здесь стены и пол?» - мелькает рассеянная мысль, - «Почему так холодно?»
Сириус не знает, за кем она пришла, но если бы Джеймс очнулся, они могли бы убежать. Пока же приходится из последних сил, рывками тащить его за собой, потому что нельзя допустить, чтобы его забрали.
С оглушительным плеском обрушиваются на серый камень деревья из масляной краски, мгновенно превращаясь в обычную воду. Где-то далеко внизу вторит шум волн, бьющихся об утесы, словно желая смыть с лица земли небольшой остров, на котором возвышается непреступная крепость Азкабан. Кругом только серые стены, серые камни, серые металлические двери и решетки на серых окнах, из которых видно угрожающе свинцовое небо. Наверное, это тоже дурной сон, картина, которая скоро исчезнет, окончательно стерев границы между сном и явью, воспоминаниями и реальностью.
Он сидит, отчаянно упираясь спиной в стену, будто желая продавить ее, все еще отталкивается ногами от пола и судорожно сжимает в руках одеяло, прижимая его к груди.
- Смерть существует! Вы слышали, господа? – слышится в шуме Северного моря, в печальных криках чаек, похожих на скрежет когтей по стеклу, в панических воплях заключенных, эхом разносящихся по коридору.
Хорошо, что собаки не видят снов, ни дурных, ни хороших. Их не обманывает слух, а еще их почему-то не видит смерть. Он пока еще не решил, хорошо это или плохо.
Одно только Сириус твердо решил. Он никогда больше не скажет, даже если вдруг предвидится случай, красивых слов о бездонных глазах, в которых можно утонуть, потому что бездонные глаза – это совсем не красиво. Они похожи на пропасть, смотрящую в тебя, завораживающую мертвую пустоту, заставляющую наклоняться так близко к ней, что в любую минуту можно упасть.
