Глава 1 Жёлтый лист упал ему на голову. Двумя пальцами я сняла его, вроде осторожно, но нечаянно коснувшись чёрных ломких волос. Сначала я заметила тонкие ниточки седины в них, а потом, наконец, полностью осознала: он вернулся.
Мы сидели в парке на широкой лавочке, почти касаясь друг друга. У каждого в руках была алюминиевая банка с каким-то химическим коктейлем. Угощали друг друга, как и раньше. Кажется, столько времени прошло, а мы почти не изменились. Интересно всё же, кто из нас повзрослел первым.
- Да, душевно… - он отпил из банки и откинулся на спинку скамьи, подставляя лицо мягкому вечернему осеннему солнцу.
- Миш, - позвала я, - а чем теперь будешь заниматься?
- А хрен его знает, - он снова пригубил коктейля, - а ты?
Даже не верилось, что я всё-таки поступила. Но ведь я, в самом деле, только недавно отвозила документы в этот треклятый институт. Я до сих пор помню запах краски на первом этаже: они только что закончили ремонт.
- Университет закончу, в школу работать пойду.
- Детей убивать?
- Нет, учителей: месть моя будет страшна.
На самом деле мне было немного жалко Мишку. Он был ещё слишком молод: ему не было даже 30, а он уже не мог найти ни места в жизни, ни любви. Проехавшая мимо нас на роликах рыжая девушка снова напомнила мне об этом.
- Миш, скажи, а ты свою бывшую жену где-то, очень в глубине души, всё ещё любишь?
- Да я её и действующей женой не очень жаловал. А что?
- Ничего… - сказать, в самом деле, больше было нечего: никогда не знаешь, когда любовь проходит совсем, только если на смертном одре.
Как по команде, мы достали сигареты, засмеялись, и закурили на брудершафт.
- Тогда ты мне скажи. Представь такую ситуацию: тебе сорок, ты не замужем и не очень успешна. И я не очень успешен. И я прихожу и предлагаю тебе пожениться. Ты бы согласилась?
- Баянишь, Миша, баянишь...
- И всё же?
- Первая мысль – конечно. А потом думаешь: нафиг? Ты уже не молод, я уже не молода, я – лесбиянка, ты – гей…
- Мы же би?
- Говори за себя.
- Даже так?
- Миш, не о том речь. Ты слушать будешь, или как?
- Валяй.
- Ну, я и говорю: я – лесби, ты – гей, детей у нас, скорее всего, не будет, общих – тем более, вряд ли заведём, мы будем не слишком обеспечены, чтобы шикарно отдыхать и путешествовать, и не слишком молоды, чтобы оттягиваться в городе и кутить направо и налево. Вот и получается, что мы будем по вечерам сидеть у телека, трескать попкорн из общей плошки, наращивать жир и деградировать, как Бивис и Баттхед. Противно же.
- А разве не это дружба, когда не воротишь от этого морду, а стараешься помочь в ущерб себе, даже зная, что ничего изменить не сможешь. Когда слова не нужны?
- И зачем тогда жениться?
- Для отчётности и красивой фотки.
- У тебя уже были и отчётность, и красивая фотка. Тебе мало?
- Ага.
- Идиот…
Недалеко от нас на детской площадке завизжали восторженные, захваченные игрой малыши. Я не заметила, когда детские крики и поведение перестали раздражать меня.
- Зад замёрз, - бросил Миша, - пройдёмся?
Мы встали, выбросили опустевшие банки в урну и пошли по парку. Ветер усилился, и листья теперь сыпались, как снежинки или капли дождя.
- Так, Миш, у тебя сейчас кто-нибудь есть?
- А у тебя?
После того, как я два раза подряд обломалась, мне снова было страшно и неприятно говорить, что у меня никого нет. Как и до того, как началась вся эта канитель. У меня было такое ощущение, что я должна признаться в своей неполноценности. Но, чёрт возьми, это же Миша!
- У меня никого нет.
- У меня тоже. Будем вместе?
- Ты придурок.
Мы обняли друг друга за плечи. Со стороны это выглядело романтично. Но я знала, что в этом жесте только дружба и фамильярность, и, может быть, небольшая милая симпатия, из которой не хочется делать большого и глупого чувства. И он знал. И каждый знал, что другой знает. И не надо было выпрашивать и вынюхивать. Потому что мы всё знали. А если не знали, то спрашивали. Напрямую. А навстречу нам снова проехала рыженькая девушка.
- Красивая… - протянула я.
- Красивая, - согласился Миша, - тебе со мной некомфортно?
- Ты это потому, что я всё время нарушаю тишину?
- Ну, да. С друзьями должно быть не стыдно молчать.
- Просто я всё ещё боюсь, что ты опять пропадёшь.
- Вай-вай-вай, какая ваниль.
- Дурак ты, Миша.
- Я знаю.
И всё-то он, умник, знает. Я силилась больше не заговаривать. Но, да, мне было некомфортно, да, я боялась, что он ускользнет, как сон или галлюцинация.
- Пошли на аттракционы, - позвал он.
И вот мы сидели в этой дурацкой раковине, носившейся по кругу под тошнотворную музыку, заходились в беспричинном смехе, как два обкуренных отморозка, и пытались петь Раммштайна. Я смотрела на Мишку и думала: всё же он красивый. И когда он сошёл с карусели, пошатнулся и упал на землю, я подумала, что если бы так повёл себя мой парень, я бы своротила морду и сделала вид, что не знаю его. А друзья для того и придуманы, чтобы вместе ржать и позориться. А ещё за друга можно в сорок лет выйти замуж. Однозначно.
