Глава 1Название: Солнце ушло в море
Автор: Эмма (Безусловно)
Бета: Команда Гудшипа
Герои: Рон Уизли, Гермиона Грейнджер
Рейтинг: PG
Жанр: general
Размер: мини
Саммари: «Да, после войны было очень тяжело. Но мой муж был рядом со мной, поддерживал меня. Он всегда дает мне надежду». Из интервью Гермионы Уизли журналу "Ведьмополитен".
Примечание: Действие фанфика происходит летом 1998 года.
Дисклаймер: Все права на персонажей принадлежат Дж. К. Роулинг, а Рон и Гермиона – друг другу. Мы только получаем удовольствие.
Комментарий: фик написан на «Веселые Старты 2010» на «Зеленом форуме», тема "Dum spiro, spero – пока дышу – надеюсь".
— У нее должен быть шанс, — твердо сказал Зевс, нетвердой рукой поднимая кубок. — Там, на дне, я точно помню, еще оставалась надежда.
(с) Наталья Крайнер, «Сундук».
Надежда — приложение к отчаянию.
(с) Эльчин Сафарли, «Нет воспоминаний без тебя».
Она закрыла чемодан нервным, резким движением – глухо клацнула крышка. Я вздрогнул и посмотрел на нее.
Гермиона стояла, зябко обняв себя за плечи и глядя в пространство. Она не плакала. Она вообще никогда не плачет теперь, и это пугает меня порой сильнее, чем постоянные слезы матери.
- Хэй, - говорю я и беру в свои руки ее ледяную ладошку. - Ты что, родная? Все будет хорошо. Мы найдем твоих родителей. Непременно найдем, ты слышишь?
Она поводит плечами, словно очнувшись от забытья, и смотрит на меня. И я думаю – никогда не видел таких холодных карих глаз. Я не хочу, чтобы ее глаза были такими.
- Ты правда веришь в это?
- Я знаю, что будет так.
Она прикрывает глаза на мгновение и шепчет:
- Они никогда меня не простят.
А я не знаю, что ответить на это. Да и что я могу? Разве что прижать ее к себе покрепче.
Она чуть вздрагивает. Всхлипнув, прижимается губами к моему виску. Бедная, маленькая моя девочка.
- Все будет хорошо.
- Я надеюсь.
Я не помню, когда это началось – я не знаю, нужно ли это прекращать.
Я закрываю глаза у себя в комнате (последнее, что слышу – дыхание Рона, тихое, с присвистом) и открываю их здесь. Я помню, что на третьем курсе говорила нам Трелони (я честно пыталась учить прорицания), но это не похоже на обычный сон.
Скорее, это – моя персональная реальность. Не знаю, ад ли.
Рону не снятся сны. Гарри до сих пор мучают кошмары. Я каждую ночь вижу перед собой море нестерпимо синего цвета и развалины старого замка на дальнем берегу.
Белые ракушки, похожие на осколки костей. Воздух вязкий, сырой.
Я сажусь на мокрый песок и жду, когда это кончится.
Просто сижу и жду.
Но в какой-то момент я думаю – может быть, это Аделаида?
На поездку в Австралию Рон соглашается удивительно быстро.
Аделаида встречает нас дождями. Август. Австралийская зима: прохлада и сырость.
У Гермионы нездоровый, изможденный вид, она глядит по сторонам почти что с испугом. Я крепче сжимаю ее ладонь в своей.
На самом деле очень странно чувствовать себя ответственным за нее. Я хочу сказать - она всегда все знала лучше меня. Как и в какой последовательности что-то сделать, куда пойти. Она всегда была взрослее меня, а сейчас напоминала маленькую испуганную девочку, потерявшуюся в шумном магазине. Но колдовала почему-то чаще и точней.
Я должен был ее защитить, я хотел бы это сделать. Но я не знал, от кого. Разве что от нее самой.
На самом деле, я представить не могу, как тяжело ей пришлось в последний год. Я вижу только, что летом девяносто восьмого от прежней Гермионы осталась лишь бледная тень.
Она не верила уже, что что-то будет хорошо, и я не знал, что можно поделать с этим.
Не обязательно было умирать, чтобы стать жертвой войны.
Я сижу напротив нее в кафе и думаю: я всегда ее любил. Всегда: когда обзывал ее зубрилой, когда ссорился с ней, когда ревновал ее к Гарри, даже когда она шла танцевать с Крамом или на вечеринку с МакЛаггеном. Если были они, эти прошлые жизни, я любил ее в каждой из них.
Я любил ее, и не верил, что когда-нибудь мы будем вместе. Но я надеялся: она тоже полюбит меня. И это здорово мне помогало.
Я же волшебник. Я твердо знаю: всегда есть шанс, что случится чудо.
Но сейчас я, наверное, слишком устал.
- Гермиона, - говорю я, - Гермиона, вернись ко мне. Пожалуйста, вернись.
Ее маленькая ладошка ложится мне на плечо.
- Эй, - произносит она, - ну чего ты? Я же рядом.
В первую неделю поиски не дают никаких результатов.
На вторую ночь в Австралии я попробовала подойти к морю. Я не знаю, почему не делала этого раньше – словно бы не давал внутренний ограничитель. Не хотелось. Было все равно.
Ну, это же всего лишь море.
Оно теплое. Как щенок, лижет ноги – щекотно, горячо. Пахнет солью и содой (смесью, которую мама давала мне в детстве, чтобы полоскать горло). Пахнет… детством.
Мамочка, пожалуйста, прости меня.
Воспоминания – погружение в холодную воду. Отец, недоуменно оборачивающийся на мой оклик, выпавшая из рук матери тарелка, ее глаза перед тем, как я произнесла: «Обливэйт». Запах шарлотки, заполняющий кухню. Тяжелый чемодан с лакированной ручкой в холле квартиры.
Воспоминания проносятся перед моими глазами смазанным калейдоскопом. На самом деле они ни на секунду не отпускают меня, словно бы отпечатавшись на изнанке век. От этого тяжелей дышать.
Решиться было несложно. Я знала, что поступаю правильно. Более того, в тот момент я думала – иначе нельзя. Отыскав, Пожиратели убили бы их сразу, а так еще оставалась надежда на благополучный исход.
Моя рука не дрогнула, но попав в Нору и увидев Рона, я глухо разрыдалась, не успев даже толком объяснить, что к чему. Помню: он все неловко гладил меня по спине и шептал: «Тише, тише, маленькая. Все хорошо».
Я помню еще, как похолодели его глаза, когда я рассказала, в чем дело. Он долго пристально вглядывался в мое лицо, словно пытаясь отыскать в нем что-то; мне было неуютно под его взглядом. А потом Рон тяжелой горячей ладонью провел по моим волосам и сказал: «Гермиона, ты все сделала правильно».
И тогда глыба, лежавшая на моих плечах, упала.
Чтобы сейчас вернуться.
Я оглядываюсь назад – из ниоткуда к воде тянется цепочка следов. Одни – мои, другие, рядом, крупнее и четче, но кроме меня здесь все равно никого нет. По крайней мере, я не вижу.
Влево или вправо пойти? Ни один выбор не будет правильным. Но надо двигаться и я, повернув налево, шлепаю по воде. На мне сорочка с дурацкими мишками. Я носила такую, когда мне было года три.
Я не одна здесь.
От сознания этого становится чуть теплей, и кажется, что рыжее солнце горит ярче.
Это случилось в среду, после двух недель безрезультатных поисков.
К тому времени я устал настолько, что готов был смириться с мыслью: мы потеряли их. Может быть, нам стоило обратиться в миграционную службу магглов. Или, на худой конец, в местный Аврорат. Они бы не отказали Героям Войны в небольшой услуге.
Но Гермиона с непонятным мне упорством пыталась найти их сама. Меня радовало только одно – эти поиски словно придавали ей сил. У нее снова появилась цель, и она гораздо больше была похоже на себя прежнюю, чем в последние пять месяцев.
Смеркалось. Мы возвращались в гостиницу кружным путем – автобусная остановка располагалась от нее далеко, а на такси деньги тратить не хотелось. Желая сократить дорогу, мы свернули в проулок, в котором никогда раньше не были.
Я не знаю, почему мой взгляд зацепился за этот дом. Аккуратный забор, выкрашенный белой краской, дерево с красной глянцевой корой* у крыльца. Я замер возле калитки, а через секунду дверь дома скрипнула, выпуская немолодую уже женщину в светлом пальто.
Я не так часто видел миссис Грейнджер, но помню, что каждый раз мне бросалось в глаза ее сходство с дочерью . Я и сейчас подумал – наверное, так будет выглядеть Гермиона через тридцать лет.
Гермиона.
Я обернулся и хотел уже окрикнуть ее, как увидел, что и она смотрит на женщину в палисаднике. Заметил еще: пальцы сжала в кулак так, что побелели костяшки. А ее мать – теперь я был уверен в этом – вдруг схватилась за сердце и выдохнула:
- Джин!
И Гермиона кинулась со всех ног к ней в объятия.
И заплакала, наконец-то заплакала, Господи Боже мой.
Я ступаю на песок и вижу: кто-то построил замок.
Настоящий средневековый замок. Стрельчатые башни тянутся вверх. Рядом – маленькая, кукольная почти избушка. Около нее из песка торчат палочки и кустики водорослей – это что, лес?
И огромная, размашистая надпись: «Добро пожаловать домой».
Я улыбаюсь. Смотрю вперед. Солнце растет в размерах, ширится, закрывает собой горизонт. И я растворюсь в нем.
Внутри становится горячо.
Когда я открываю глаза, дальний берег тает в туманной дымке. Но я почему-то верю – замок, стоящий там, снова цел.
Я присаживаюсь на песок и пишу ответ: «Я люблю тебя, Рональд Уизли».
Я точно помню, как это случилось: мы стояли на пляже, у самой кромки воды, и я обнимал Гермиону за плечи. Она подняла голову и сказала:
- Слушай, Рон, давай поженимся? Просто я подумала, что хочу от тебя детей.
Его глаза расширяются от удивления и море, мое теплое море плещет из них.
Я точно знаю, что все у нас будет хорошо.
Потому что надежда может длиться столько же, сколько длится жизнь.
А любовь – еще дольше. 
