ТрескГлава 1
В медный таз на кухне капала вода. Поначалу звон таза разносился по всему дому, но постепенно он стал превращаться в тихий плеск. Глухое "бульк!", едва долетая до двери, тонуло в шуме дождя, сливаясь с миллионом таких же "бульк" и "кап", с шелестом соломы, медленно сползавшей с крыш, и с гудением мотора. В этом звуке было даже что-то успокаивающее, гипнотизирующее; каждая следующая капля, падавшая в таз, падала тише, чем предыдущая. Под эту мелодию невольно можно было и заснуть, покачиваясь в кресле-качалке с пледом на коленях и чашкой горячего шоколада в руках.
Вздохнув, доктор тяжело поднялся с трехногого табурета и поставил на него пустой стакан, перевернув его вверх дном; сделал пару шагов к кровати, стоявшей в углу комнаты, но остановился, будто прислушиваясь. Раздумав ложиться, он толкнул тремя опухшими пальцами дверь; на мгновение скрип заглушил все остальные звуки в доме. Это, пожалуй, был единственный звук, к которому доктор так и не смог привыкнуть за пятнадцать лет жизни здесь; отдернув руку от двери и закрыв ею глаза, он невольно поморщился и сделал шаг в сторону.
Таз уже почти доверху был наполнен водой. К капанью и шорохам присоединились шаркающие шаги, когда доктор направился к медной посудине. Проживя здесь пятнадцать лет, он на слух мог определить, пора ли вылить воду или нет. Слух не подвел его и теперь; нагибаясь, доктор захрипел и почувствовал, как начала кружиться голова; взявшись за края таза, он на несколько секунд замер и с трудом поднял его. Опухшие пальцы дрожали, ноги подгибались в коленях. С трудом дойдя до угла комнаты, доктор опрокинул таз, и, простояв пару секунд с ним в руках, бросил его сверху. Обе комнаты наполнились оглушительным звоном, заставившим крыс и тараканов разбежаться в разные стороны. Повертевшись некоторое время, таз замер. Доктор, видимо, уже не в первый раз проделывал такой фокус с дождевой водой: известь на стенах пожелтела, кое-где обвалившись, доски давно сгнили и грозили превратиться в разумную форму жизни.
Доктор подошел к окну и оперся руками на подоконник; тот затрещал, будто предостерегая от необдуманных действий. По стеклу с той стороны бегали косые струи воды; сливаясь, они становились плохо различимы и к нижнему краю окна текли сплошным потоком. Из-за пыльного окна были едва видны широкая проселочная дорога, уходившая далеко вправо и влево, и большая шина в человеческий рост, снятая, скорее всего, с трактора или грузового автомобиля. Наполнявшая её вода постепенно переливалась через край и образовывала узкий ручеек, ведущий к крыльцу докторского дома. Благодаря дождю вся уличная пыль осела и воздух обещал быть чистым и свежим; но, оседая на землю, пыль смешивалась и дорожной грязью, которая заполняла всё вокруг и грозила недельной распутицей. Доктор знал, что многие дети любили дождь именно за это; после ненастья он часто видел их под своими окнами играющими и беззаботно смеявшимися, валявшимися в грязи и беззаветно счастливыми. В последний из таких случаев ему особенно запомнился светловолосый мальчик, бежавший позади всех. Хотя родители никогда не приводили его на осмотр, доктору отчего-то казалось, что у этого мальчика проблемы с почками.
Шорох соломы, звук, производимый мотором, и капанье воды слились в один монотонный шум, и доктор невольно задремал, но из этого состояния был скоро выведен стуком в дверь. Стучали настойчиво, тяжело и яростно.Трухлявая дверь отчаянно трещала, взывая о помощи. Доктор нехотя пошел открывать; его шаркающие шаги не были слышны за бешеным стуком.
С потолка перед самой дверью свалился кусок извести.
- Спит он, что ли?! - послышался озлобленный крик снаружи. Доктор взялся тремя опухшими пальцами за ручку и потянул её на себя.
Несколько секунд пришедший тупо смотрел на него, видимо соображая, что произошло и почему он не может продолжать стучать в дверь.
- Не ходили бы вы по такой погоде, - тихо сказал доктор; его гость промок до нитки. - Что, если вы простудитесь? Как я до вас доберусь?
Пришедший продолжал молчать, пожевывая челюстями, и не сводил глаз с носа доктора.
- Не ваше дело, любезный! - вдруг закричал он, широко открывая рот. У него был кариес верхней четверки, нижних шестерки и тройки, воспаление горла, чудовищный насморк. И, скорее всего, фимоз, камни в почках и язва желудка. - Конец месяца, любезный, лучше бы об этом побеспокоились!
- Вы ведь знаете, что деньги будут только десятого, - также тихо, как и прежде, ответил доктор. - Как ваш сын, ему стало лучше? С воспалением легк...
- Пятнадцать лет здесь живете, и ни одного месяца не оплатили вовремя, любезный! Коли б не моя доброта душевная, любезный, давно бы вас...
- Да, ведь каждый месяц деньги только десятого, - доктор склонил голову набок и мягко улыбнулся.
Пришедший снова тупо уставился на нос доктора и пожевал челюстями.
- Приходите десятого, - тихо сказал доктор и закрыл дверь. Снаружи послышались сердитые шаги и треск дерева, когда визитер неудачно ступил на ступеньку крыльца. |