Глава 1Хочешь увидеть самое прекрасное место на земле?..
Гарри не знает, почему оно именно здесь. Да и где - здесь - он тоже не знает.
Но может быть - и не важно?
Сириус уже идет вперед, и Гарри ничего не остается, как двинуться следом. Гибкая осока режет и жжет грязные голые пятки, а теплая черная земля мягко пружинит под зарывающимися в нее пальцами, кое-где сменяясь шершавостью асфальтовых плит - уже потрескавшихся и выгоревших на солнце, но все еще идеально ровных. Они пахнут травой и резиной стертых шин. Гарри думает, это старая взлетная полоса аэропорта, а Сириусу просто нравится чувствовать их пряное тепло босыми ногами.
Сириус не любит ботинки.
На его подбородке пестреет глубокая длинная царапина - уже старая и распавшаяся на мелкие коричневые точки, но Гарри все еще винит себя за нее. Сухой ветер лижет щеки и губы Сириуса, треплет черные волосы и зарывается под белую рубашку, вздымая парус у него за спиной. Ветер пахнет морем и соленый на вкус, но моря нет, и Гарри это кажется странным. Сириусу все равно: взгляд прикован к высоким шпилям ветряков, стройными шеренгами вытянувшимся вдалеке. Белые лопасти неспешно вращаются от ветра, лениво поблескивая на солнце.
Или нет:
Они вращают ветер. Они же и приносят запах моря, которого нет.
Сириус точно знает.
- Нравится? - Гарри спрашивает с надеждой, хотя понимает: ответа не будет.
Сириус молчит, забавно шлепая вперед и не отрывая взгляда от высоких шпилей. И Гарри отчего-то кажется, что ответ был бы положительным.
А может, так просто хочется.
Через пару минут Сириус вдруг решает, что они пришли: садится прямо на плиты и, подобрав ноги и обхватив тощие острые коленки руками, продолжает завороженно глядеть.
Гарри не задает вопросов - садится рядом и достает из сумки теплый термос и промасленный пакетик с сэндвичами. Он внимательно убирает прилипшие кусочки сыра с хлеба, стараясь ничего не упустить: Сириус не любит сыр. Гарри аккуратно раскладывает их на бумажном пакете, вытирает об штаны масляные пальцы и ждет.
Сухой ветер лижет щеки и губы, оставляя после себя солоноватый привкус. Они сидят так целый день, и Сириус не притрагивается к еде, но это сейчас неважно.
Ему здесь спокойно - Гарри точно знает.
И он позволяет себе робкую улыбку:
Возможно, это его маленькая победа.
*
- Не холодно?
Сириус не отвечает, подставив лицо теплым струям.
Гарри несмело улыбается и все же чуть подкручивает кран - так, на всякий случай.
- Ладно. Уж как есть, ты прости, дружище.
Маленькую ванную быстро заполняет пар, по запотевшему зеркалу одна за другой сбегают вниз горячие капельки. Гарри привычно выплескивает на ладонь немного шампуня и быстро намыливает Сириусу голову.
- Будешь пахнуть клубникой. Не уверен, что выбрал правильно, но вообще-то неплохо, а? - с некоторой гордостью и напускным весельем продолжает он, кидая взгляд на бутылку.
- Так, ну все, вылезаем! - громко провозглашает Гарри спустя некоторое время, закутывая нагое тело в пушистое синее полотенце.
Сириус послушно реагирует, когда он тянет его за руку. Опирается на нее, и Гарри в который раз с неприятным холодком внутри осознает, что почти не чувствует веса: при желании он мог бы легко поднять крестного на руки.
Сириус страшно худой.
В комнате Гарри расстилает постель и, помогая одеться, укрывает его одеялом. Гарри аккуратно складывает чистую одежду ровной стопкой на табуретке у изголовья: кажется важным, чтобы та была рядом.
По дороге он не забывает включить ночник.
- Спокойной ночи, Бродяга.
Сириус не отвечает.
*
- Не понимаю, зачем ты делаешь это, Гарри.
Гермиона встречает его хмурым взглядом, стоя на кухне у окна и теребя подол рубашки.
- Привет. Я не слышал, как ты пришла.
Он устало улыбается, намерено игнорируя ее слова.
- Вас не было целый день, я уже несколько раз заходила.
- Чаю хочешь?
- Да, если можно.
- С молоком?
- Да.
Гермиона сбрасывает сумку на подоконник и садится на жесткий шаткий стул. Гарри достает из шкафчика две чашки и кипятит чайник, чувствуя на себе пристальный взгляд.
- Как Рон?
Чайник свистит, и Гарри облегченно выдыхает, тихо радуясь, что есть чем занять руки. Ставит чашки на стол, достает пакет молока и пачку зачерствевшего печенья.
Гермиона увлеченно ковыряет дырку в отвратительно желтой цветастой клеенке и отвечает не сразу.
- Он в порядке. Мы все в порядке, Гарри, кроме тебя.
Гарри нервно смеется, стараясь не сильно шуметь.
- Брось, все ведь хорошо. А мы сегодня гуляли, - он садится напротив и отхлебывает обжигающую жидкость.
- Это здорово.
Она отвечает без особого энтузиазма, но Гарри не сдается.
- Я хотел показать ему самое красивое место на земле, - он видит, как изгибается ее бровь. - Трансгрессировал наобум - рисковал, конечно... Сам не знал, чего ждать. Оказалось - заброшенную взлетную полосу в поле.
Гермиона тихо фыркает в чашку.
- Самое красивое место на земле?
- Ага, - Гарри ухмыляется и взлохмачивает волосы. - И ветряки стоят. Странно, да?
- Немного.
- Сириусу понравилось.
- Серьезно?
- Он может смотреть на них часами.
На этой фразе Гермиона с громким стуком опускает чашку и жестко смотрит на него.
- Джинни плачет. Каждый день.
Но его уже не остановить - ведь только сегодня, кажется, удалось!
- Ты не понимаешь. У меня начинает получаться - я смог его заинтересовать...
- Это пустая трата времени, Гарри!
- Не кричи так, разбудишь его.
Она со вздохом прячет лицо в ладонях.
- Гермиона, - он отнимает ее руки от лица и легко сжимает пальцы. - Ты радовалась его возвращению так же, как и я. Ты верила, что все будет хорошо, что нужно только подождать.
- Это было четыре месяца назад, Гарри. Четыре месяца. И лучше не стало.
Гарри опускает голову. Уже четыре месяца прошло - время быстро летит... Он и сейчас хорошо помнит, как сложно это было. С тех пор, как они нашли способ вернуть Сириуса из Арки, он не мог нормально спать. Пара месяцев ушла только на подготовку и улаживание всех проблем с Министерством. Гарри - герой, но на проведение незаконных обрядов это не сильно влияет. И все же они верили в успех.
Все обернулось хуже, чем он думал.
Сириус вернулся словно частично. Худой и бледный как смерть, он не реагировал ни на что вокруг себя. Пустота. Ни мыслей, ни воспоминаний, ни эмоций. По просьбе Гермионы Гарри на первое время отправил Сириуса в больницу святого Мунго. Казалось, все только ухудшилось.
Он все еще оставался
там.
Гарри хорошо это помнит.
- Он реагирует! Он слышит меня, понимаешь? Раньше этого не было...
- Гарри, это и тащит тебя на дно! Ты видишь в нем то, что очень хочешь видеть, но этого нет. Ты запер себя в ложных надеждах, отстранился от всех нас - ради человека, которого не вернуть.
- Но он
уже возвращается. Может, медленно - но возвращается.
Гермиона плачет. Гарри теребит полупустую чашку и виновато опускает взгляд.
- Сириус чувствует, Гермиона. Он боится темноты, не любит ботинки и сыр и... кажется, ему нравится клубничный шампунь и ветряки.
- А что если он застрянет в этом состоянии, и потом ничего происходить не будет? Станешь и дальше одевать его, мыть и все свое время посвящать только ему?
- Он мне дорог.
- А как насчет нас, Гарри?
Он молчит. Она горько усмехается и вытирает слезы салфеткой.
- Ты говорил, у него теперь случаются приступы.
- Там не было ни разу. Мы сидели весь день.
- Ты должен отправить Сириуса обратно. Это мука для него.
- Я не могу.
- Гарри...
- Это предательство.
Она вздыхает, подхватывает сумку и поднимается.
- Как знаешь... Спасибо за чай.
Гарри нагоняет ее у двери, когда она уже тянет ручку.
- Гермиона, я...
- Знаю. Ты просто хочешь как лучше. А я просто за тебя волнуюсь, Гарри. Мы все за тебя волнуемся.
Гарри шумно вдыхает ночную прохладу, прислонившись лбом к деревянному косяку.
- Я знаю.
- Прошлое - это прошлое, Гарри. Обещай, что подумаешь над моими словами, ладно? - она тихо улыбается, ловко изворачивается и целует его в нос.
- Обещаю.
*
Сухой ветер лижет щеки и губы, треплет черные волосы и зарывается под белую рубашку, вздымая парус у Сириуса за спиной. Он не отрывает взгляда от высоких шпилей.
Гарри теребит пучок травы, растущий в щели между плитами, и думает о том, что соврал Гермионе.
*
- Боже, Сириус, я прошу тебя, перестань!
Без толку.
Хочется выть и рвать себя на части, подражая крестному: Гарри понимает, что больше нет сил. Он зажимает уши ладонями и зажмуривает глаза.
Сириус забивается в угол, крича и терзая самого себя: он видит и чувствует что-то, чего Гарри не способен понять.
Может быть, он вспоминает.
Крик неприятно режет уши, перемешиваясь со всхлипами и плачем, и порой так похож на собачий вой. Сириус рвет волосы и хватается за лицо руками - Гарри тихо радуется, что не забыл постричь ему ногти: однажды тот уже расцарапал себя до крови.
Это не в первый раз, и от этого все кажется только хуже.
Гарри не может помочь.
Он закрывает дверь в его комнату и с трудом спускается вниз, чтобы переждать. Дрожащими пальцами наливает холодный чай на кухне, забыв вскипятить чайник, и кидает в чашку на пару кусочков сахара больше, чем нужно.
Гарри все еще вслушивается в приглушенные стенания наверху. Это неприятно, но он не будет накладывать заглушающие заклинания.
Гарри никогда себе такого не позволяет.
Так проходит около часа, и стоны наконец затихают. Он торопливо бежит вверх по лестнице, опасаясь худшего, хотя все предусмотрел - как обычно.
Сириус сидит на полу в углу комнаты, обхватив руками коленки, и раскачивается, как китайский болванчик.
Гарри неожиданно вспоминает Гермиону и думает, что она, как всегда, права, а он не соврал.
Просто терпеть не может принимать правильные решения.
И ненавидит себя за то, что уже принял свое.
- Сириус... Хочешь увидеть самое прекрасное место на земле?
*
Гибкая осока режет и жжет грязные голые пятки, а теплая черная земля мягко пружинит под зарывающимися в нее пальцами, кое-где сменяясь шершавостью асфальтовых плит - уже потрескавшихся и выгоревших на солнце, но все еще идеально ровных. Они пахнут травой и резиной стертых шин. Гарри нравится чувствовать их пряное тепло босыми ногами.
В этот раз он приходит один. Садится прямо на плиты, поджимая ноги, и продолжает завороженно глядеть.
Сухой ветер лижет щеки и губы, треплет черные волосы и зарывается под белую рубашку, вздымая парус у него за спиной. Ветер пахнет морем и соленый на вкус, но моря нет, и Гарри все равно - взгляд прикован к высоким шпилям ветряков, стройными шеренгами вытянувшимся вдалеке. Белые лопасти неспешно вращаются от ветра, лениво поблескивая на солнце.
Или нет:
Они вращают ветер. Они же и приносят запах моря, которого нет.
Гарри точно знает.
