Глава 1Сюзи проводит ладошкой по пыльному подоконнику и утыкается носом в стекло. За окном идет дождь, и она представляет, что вот сейчас стекло исчезнет – и холодная капля на нос упадет.
Кошки фыркают, когда им на нос капает. Сюзи, наверное, тоже фыркнула бы – её тетушка раньше котенком называла, а котенок – это та же кошка, правда?
От дыхания окошко потеет, и Сюзи рисует пальцем сердечко. Старшие девочки, с которыми Сюзи делит комнату, только сердечки и рисуют – и злятся, когда она читает имена, мелко вписанные внутрь.
Сюзи давно тетушку не видела, и котенком её давно никто не называет. Теперь только «девочка» или «новенькая», хотя она уже три месяца как не новенькая: новенькие все хнычут и пишут письма премьер-министру, чтобы их забрали, – а Сюзи привыкла и знает, что премьер-министр писем этих ни разу в руках не держал – их воспитатели в помойку выкидывают, потому что почта дорогая.
Сюзи вздыхает и подтягивает ноги, целиком забираясь на подоконник. Чердачное окно мутное, закоптелое – улица снаружи тусклая и невнятная, прогнившая крыша сарайчика сидит, как клякса. На чердаке нет игрушек кроме клоуна-погремушки с отколотым носом, поэтому Сюзи рисует на стекле и гадает, придет ли сегодня молочник.
Молочник – щуплый парнишка лет шестнадцати, который, проходя под окнами чердака, машет Сюзи рукой в шершавой перчатке и улыбается широко, как чеширский кот, – Сюзи обожает распахивать окно и свешиваться вниз, пытаясь дотянуться до его треугольной заплатанной шляпы.
– Сегодня четверг? – кричит она ему, а он отвечает:
– Не-е, принцесса, вторник! – и стучит в заднюю дверь: – Хозяйка, эй, молоко!
Старый календарик Сюзи уронила в лужу по дороге из церкви, а когда нагнулась поднять, её окатила грязью проезжающая мимо повозка.
– Ой, дурная, что творишь! – причитала воспитательница, сгребая Сюзи за шиворот и озабоченно оглядывая запачканное платье, с которого текло в три ручья.
– Лягушонок, – прыснул кто-то.
С тех пор Сюзи и спрашивает дни недели у молочника, сама разницы не видит: что утро понедельника, что среды с холодной воды в лицо начинается, только по воскресеньям подъем на час раньше и вода теплее – потому что в церковь.
Сюзи дышит на остывшее стекло, и вырисовывается оплывший контур пухлого сердечка. Топот дождя смолкает, и Сюзи открывает окно – немножко, до щелочки, потому что с крыши капает – а ну как на платье, промокнет – нового не дадут.
Треснутая морщинистая рама скрипит, отползая, и на Сюзи веет влагой улица. Сюзи смотрит на задний двор и удивленно высовывает нос из окна: к калитке подкатывает большая телега – не та щедро подаренная мэром крепкая громадина, которая привозит овощи и крупы для кухни, а старенькая и скулящая повозка с самодельным тентом, по которому наляпаны заплатки-звездочки. С телеги слезает человек в дурацкой соломенной шляпе и, хромая, шлепает по лужам к задней двери. Полы длинного плаща волочатся по земле, человек неуклюже подпрыгивает, стряхивая грязь, и стучится.
Сюзи во все глаза смотрит на лошадей, которые фыркают и трясут намокшими гривами. Гнедая лошадь тыкается мордой в калитку, будто искренне недоумевает, какой тупица оставил её закрытой.
– Прости, Пегги, малышка, – посочувствовал голос из-под тента. – Ты слишком большая для этой калитки. Да, мне тоже обидно. Угостить тебя сахаром, хорошая моя? – лошадь радостно заржала.
– О, смотрите, наш Фредди наконец-то нашел себе подружку, – рассмеялась какая–то женщина, взмахнув красным рукавом – он показался из-под тента, и Сюзи подумала, что хочет такие рукава для своих платьев. – О, милый, прекрати с ней сюсюкать!
– Почему?
– Остальным лошадкам обидно.
Паренек с рыжими вихрами, уже выбравшийся из телеги, почесал затылок.
– О, я как-то не подумал. Держи, подруга, – он забрался обратно, послышалась возня и громкий хохот.
– Себе оставь свой сахар! – обессилено кричала женщина. – Хватит, ну, Фредерик, кому говорю!
Сюзи захихикала и представила, как рыжий кормит сахаром женщину с темными кудрями – ей казалось, что обладательница мягкого гортанного голоса просто обязана быть черноволосой и кудрявой, как цыганка, – а та хохочет и колотит его по спине.
Дверь чердака скрипнула, и Сюзи испуганно отпрянула от окна.
– Опять прячешься? – воскликнула воспитательница, пересекая чердак и хватая Сюзи за руку. – Вот запру здесь, будешь знать!
Сюзи было жутко любопытно, кто приехал в странной повозке – бродяжки? а вдруг – артисты? Но воспитательница тянула её к лестнице, не переставая причитать, какая непослушная девчонка ей досталась.
– Ты вот почему не в классе, а?
– Я ещё маленькая, – отозвалась Сюзи, думая о человеке в соломенной шляпе, которого уже наверняка встретили внизу. – Мне через год только в школу.
– А это что такое? – ахнула воспитательница – Вся юбка сзади черная, ты что, в луже сажи сидела?
– Нет, – робко улыбнулась Сюзи. – Я же не глупая, в саже сидеть.
***
Молли объяснила Сюзи, что бродячий цирк дает представления по всему свету.
– Моя бабушка сбежала из дома и стала в бродячем цирке фокусницей… ну, сначала она воровала разные штуки из карманов важных джентльменов, – доверчиво прошептала Молли. – Она рассказывала, что однажды в город приехали артисты с большими шатрами и лошадьми в бубенчиках и выступали на площади. Какая-то акробатка угощала детей фруктами и сладостями, и бабушка украла у неё яблоко. А та заметила и сказала, что такой ловкой девочке нехорошо воровать яблоки. И научила её показывать фокусы. – Молли вздохнула, обсасывая кончик косички. – Мне нравится эта история, но бабушка такая старая, что ей могло все это показаться…
– А я верю, что твоя бабушка была бродячей артисткой, – сказала Сюзи, и Молли благодарно улыбнулась. Ей ужасно нравилось думать, что у бабушки была такая удивительная жизнь, про какие пишут в книжках.
Сюзи и Молли сидели на крыльце приюта и хрустели разделенной пополам грушей. На улице уже стемнело, оставленный на крыльце фонарь походил на большого пузатого светлячка.
Воспитательница днем сказала, что приехали артисты – и девочки сторожили вход, надеясь увидеть их первыми; это ведь артисты – они точно войдут в переднюю дверь! Но улица тонула в сумерках, а по дорожке, ведущей к дому, только кошки шмыгали.
– Ну, все, – на крыльцо торопливо вышла воспитательница девочек, миссис Руф, и подняла фонарь. – Хватит сидеть тут, простынете.
– Ещё чуть-чуть, – взмолилась Сюзи, но миссис Руф была непреклонна.
– А если миссис Бель на обход пойдет, а? – упоминание суровой директрисы возымело эффект, и девочки поплелись в холл. – Через пять минут зайду проверить, как вы спите!
Миссис Руф с фонарем скрылась в коридоре, а девочки, нашарив в темноте перила лестницы, стали карабкаться наверх, в спальню. Обе нетерпеливо оглядывались: а вдруг вот сейчас, в этот самый миг, артисты подойдут к парадному входу – и найдут только темную дверь, запертую на замок? Но они понимали, что воспитательница и так сделала им подарок, позволив покараулить на крылечке до самого отбоя, – и будет очень некрасиво попасться, гуляя ночью по дому.
В спальне всего две кровати оставались заправленными, и девочки поспешили это исправить. Шепот стих, когда в дверном проеме показалась миссис Руф и пожелала всем спокойной ночи.
– А цирк будет? – тоненьким голосом спросила девочка с длинной светлой косой, и дети одобрительно закивали, приподнимаясь на постелях.
– Артисты здесь, – коротко ответила воспитательница. – Спите.
– А где артисты спят?
– В амбаре. Их слишком много, чтобы мы могли уложить всех на кроватях. Спать!
Молли повернулась к Сюзи и поймала её испуганный взгляд.
– Это они! – шепнула Сюзи, чуть не плача. – Которые на повозке со звездочками! Я знала, что они артисты, я знала!
– И они спят в амбаре, – упавшим голосом заметила Молли.
Сюзи всхлипнула.
– Это сарай! Просто сарай, там мыши! Артистам там не понравится, и они уедут!
– Я знаю! – Молли подскочила на кровати и захлопала в ладоши, но тут же нырнула под одеяло и быстро зашептала: – Мы им наши кровати отдадим! Пойдем туда и позовем их к нам, только на ночь, а утром они уйдут! Они будут знать, что мы их любим – и не захотят уезжать!
Сюзи как-то услышала выражение: «Душа поет» – но не поняла, как это. Душа ведь не может петь – иначе это слышали бы все! Или она поет тихо, на ушко? Но сейчас Сюзи сказала бы, что и её душа поет – ей на ушко, да так громко! Ей стало тепло и хорошо: как будто она забралась в тетушкину кровать и укрылась её большим одеялом, а тетушка принесла ей пухлую кружку с теплым молоком.
Пустые коридоры со скрипящими половицами и тенями, танцующими на стенах, показались вдруг совсем не страшными.
– Подождем, пока миссис Руф уснет, и проберемся в сарай!
***
Девочкам повезло: задняя дверь на ночь не закрывалась – с кухни выносили мусор, возвращалась с прогулки тощая кошка – сейчас она сидела на пороге, вылизывая лапу. Сюзи тихонько пискнула и сильнее вцепилась в ладошку Молли, когда кошка подняла на неё желтые глаза с широкими зрачками.
– Кыш-ш-ш, – Молли махнула рукой, кошка только фыркнула и вильнула хвостом. – Уйди, кыш!
Сюзи вспомнила, как дома играла с Лилу – трехцветной кошкой тетушки – оберткой от конфеты. Она поискала глазами что-нибудь шуршащее, но в свете единственной лампы, подвешенной над дверью, разглядела только чахлый веник в углу. Вытащив из него тонкий прутик, Сюзи присела на корточки и поманила кошку:
– Кис-кис-кис…
Та замерла с высунутым языком и медленно опустила лапу, не сводя глаз с прутика.
– Она думает, что это мышка, – объяснила Сюзи и бросила прутик в сторону: кошка прыгнула, накрывая его лапами. – Бежим!
Улица пахла сыростью, хлюпали грязные лужи – полы ночных рубашек промокли и липли к ногам, но девочки добежали до сарая, ни разу не пискнув – ни от воды в ботинках, ни от забрызганного белья.
И Сюзи услышала смех. Тот самый – низкий, заливистый, обладательница которого представлялась ей цыганкой. Молли неуверенно потянула на себя дверь сарая, и та протяжно завыла.
…Сюзи подумала, что если это сарай – то какой-то сказочный. На неё не дохнуло запахом отсыревшего сена, не выплыла навстречу густая темнота, – только запахло дождем и липами, в глаза брызнул мягкий свет – под потолком висели цветные бумажные фонарики, будто служившие домиками светлячкам.
– Осторожней на пороге, котятки, не поскользнитесь.
– Ой, – Сюзи робко улыбнулась миловидной женщине с цветами в волосах и протянула руку, вытаскивая крошечную ромашку. – Настоящая!
– Конечно, конфетка, как же ещё?
Молли топталась на пороге, глядя, как застенчивая обычно Сюзи плюхается на сено рядом с похожей на лесную нимфу женщиной и радостно лопочет. Артисты притихли, улыбаясь маленьким гостьям, только рыжий паренек тихонько бренчал на гитаре.
– Молли, – позвала Сюзи.
Она опустилась на пол рядом с подружкой и почувствовала, как женщина ласково теребит её ладошку.
– Не дрожи, трусишка, хочешь, Фредди сыграет для тебя?
Рыжий осклабился и помахал над головой гитарой, чуть не задев человека в соломенной шляпе, который привычно пригнулся.
Сюзи почти не понимала слов песни – но музыка была веселая, артисты подпевали – и ей тоже становилось весело и легко, как будто она долго играла в салочки и наконец-то села отдохнуть.
– А бабушка Молли была цирковой артисткой, – воскликнула Сюзи, когда гитара замолкла. – Да, Молли?
– Моя бабушка была фокусницей, – смущенно подтвердила Молли.
Артисты одобрительно зашумели, и она радостно улыбнулась. Сюзи сжала её ладошку и выразительно моргнула – пора рассказать наш план.
– Понимаете, у нас очень маленький дом, – объяснила Сюзи. – И много-много детей, поэтому все спальни заняты.
– Мы подумали, вам грустно здесь, – подхватила Молли, – хотя у вас есть такие забавные шарики – похожи на домики для светящихся фей… но если вам все-таки грустно – вы могли бы по секрету пробраться с нами в спальни!
– Что вы, котятки, разве тут может быть грустно? – женщина с ромашками в волосах улыбнулась и поймала в воздухе светящийся шарик: – Они теплые, как яблоки в полдень. Вы грустите, когда у вас есть теплые яблоки?
У Молли подрагивали губы, словно она не знала, улыбаться ей или нет: слова похожей на цыганку красавицы вдруг показались такими странными – интересными, забавными, но – непонятными. Сюзи по-птичьи наклонила голову и спросила:
– Вам их волшебник дал, да? Фонарики.
– Ага, волшебник, – прокряхтел человек в соломенной шляпе, скрывая беззубую улыбку под широкими полями. – Йынбешлов. Так его звали.
– Йынбешлов! – девочки захлопали в ладошки. – А у него была шляпа?
– Пиратская.
– Но у волшебников не бывает пиратских шляп!
– У Йынбешлова была, – твердо сказал человек.
Он сдвинул соломенную шляпу набок, чтобы видеть радостные улыбки девочек, которые представили волшебника с длинной белой бородой – в пиратской шляпе и с повязкой на глазу!
– Теперь вы видите, – в глазах цыганки плясали искорки, – нам тут совсем не грустно!
– Как вас зовут?
Сюзи подумала, что имя женщины, вплетающей в локоны полевые цветы, должно быть мягким и теплым, как полуденные яблоки, собранные в подол платья.
– Мадлен, котенок. Меня зовут Мадлен.
***
Утро проскальзывает в приоткрытую дверь сарая медовым солнечным лучом и щекочет нос спящей Сюзи. Ей не хочется просыпаться, но луч пробирается под опущенные ресницы. Сюзи сладко потягивается, шуршит мягкая солома.
– Молли? – сонно зовет девочка. – Мадлен? Фредди?
Тепля рука ложится на макушку.
– Доброе утро, котенок, – у Мадлен низкий, приятный голос, похожий на далекие раскаты грома: тихие, урчащие и – не пугающие.
Мадлен смеется.
– Ой, сколько у тебя соломы в волосах, – Сюзи щурится от удовольствия, когда женщина расплетает ей косу и перебирает тонким гребнем темные пряди. – У тебя красивые волосы, Сюзи, никому не позволяй их отрезать.
– Воспитательница говорит, мы должны: иначе заведутся вши, – отвечает Молли, потирая спросонья глаза. – Мои вот совсем короткие.
Кудряшки Молли достают до ушей, она трясет ими, как щенок.
– Однажды твоему принцу придется заплести их широкой красной лентой, – лукаво улыбается Мадлен. – Чтобы русалочьи кудри до пят не мешали тебя целовать.
– Ой, – Молли смущенно закрывает рот ладошкой, а потом заливисто смеется. – Бедный мой принц!
– Счастливый!
Сюзи слышит перезвон колокольчика, и глаза начинает щипать. Колокольчик висит на первом этаже, и каждое утро воспитатели дергают за веревочку, желая ясным перезвоном разбудить детей.
Молли грустно ковыряет пальчиком солому.
– Две кроватки скучают по своим детишкам, – заметила Мадлен. – Им будет приятно, если их навестят и аккуратно застелют. Кроватки очень грустят, когда всю ночь стоят пустые, но не могут сказать об этом, как люди, не могут даже хвостиком повилять, как собачки, – и никто не видит, как они радуются, когда о них вспоминают.
Сюзи не может не улыбаться, представляя, как кровать виляет хвостом.
***
Сюзи не может усидеть на стуле, когда миссис Руф нараспев читает скучную сказку – раньше девочка поверить не могла, что сказки бывают скучными, но вдруг дракон не пугает, принц кажется глупым, а принцесса – такой капризной! Сюзи вертится и поминутно смотрит на часы: сдвинулась ли большая стрелка?
Получив третье замечание от сердитой миссис Руф, Сюзи незаметно сползает на пол и обхватывает коленки руками. Молли дергает её за рукав и испуганно кивает на воспитательницу.
– Не могу-у-у, – шепотом объясняет Сюзи и вздрагивает от сердитого окрика: «А ну сядь на стул!»
Время тянется так медленно, что Сюзи мечтает закрыть глаза, а когда откроет, увидеть натянутый посреди столовой занавес в заплатках-звездочках – и ощутить, наконец-то, близость волшебства и дикой, не прирученной сказки, которой веет с длинных, пахнущих дорогами одежд цирковых артистов.
***
Когда
оно наступает, Сюзи не верит.
Может, это оттого, что Сюзи никогда не видела фокусов, а может – потому что соломой волосы ещё пахнут, а смех прекрасной нимфы с васильками в локонах предназначенным кажется дня неё одной.
Сюзи думает, что счастье – сидеть, замирая от восторга, хлопать песням смешного рыжего Фредди, смеяться его кривляниям и ахать, когда разноцветные платочки радугой вспыхивают в воздухе.
Сюзи радуется человеку в соломенной шляпе: его глубоким насмешливым поклонам, как бы говорящим: «А, каково?» – его грозным, но отчего-то не страшным заклинаниям, – и кролику-альбиносу, трепыхающемуся в его руках.
– Это так… так… – восхищенная Молли не находит слов и теребит рукав Сюзи. – Бабушка радовалась бы, как девочка! – говорит она наконец и мысль, что бабушка уже не порадуется, не тревожит её.
Молли знает – бабушка порадовалась бы и тому, что её внучка видит эти чудеса.
Сюзи надеется, что если закрыть глаза, голоса смолкнут – и ей в лицо уткнется морда старой кобылы Пегги.
– Пф-ф-рив-ф-ф-ет, – фыркнет Пегги.
– Привет, – тихонько скажет ей Сюзи и погладит спутанную гриву, звеня вплетенными колокольчиками. – Как ты думаешь, в повозке найдется место для маленькой девочки?
– Пф-ф, насколько маленькой? – спросит Пегги. – Как мышка? Как кошка?
– Как я, – Сюзи прижмется к кобыле и зажмурится, пряча в темной гриве слезы.
Ей покажется, что красивая любимица Фредди – не та, кого нужно спрашивать, но лишь она могла бы ответить «да».
***
Волшебные фонарики, искры крошечных светлячков, сплетенные в радугу платочки, голуби под потолком, белые крольчата под лавками, доверчиво ластившиеся к ладоням – и радость, полная, ясная, такая, от которой сердце пищит и подпрыгивает. Дети не могут отпустить артистов – они кричат, хлопают, смеются, тянут руки к артистам и просят спеть – снова, да, ту песню, слова которой выучены за пару минут.
Фредди растягивает рот в широкой клоунской улыбке и, встряхивая рыжими вихрами, как старая Пегги, удобней укладывает гитару.
Сюзи весело подпевает простым, но отчего-то приятным словам – ей кажется, они похожи на варенье из спелой малины, – такое тетушка варила, и оно тоже было простым и невзрачным – но вкусным и… домашним. От легонькой мелодии покалывало в груди. В куплете было что-то про фиалковый сад и морской бриз, про солнце, ныряющее за край, чтобы согреть продрогшую луну, – и это исподволь напоминало о доме.
Мадлен махнула рукой и улыбнулась – у Сюзи сжалось сердце, но она ответила радостной улыбкой, только уголки губ подрагивали, желая опуститься.
– Не грусти, – шепнула ей Молли. – Не нужно.
Теплая ладошка накрыла ладошку Сюзи, и от этого сразу стало лучше.
***
Поздний вечер пробрался в окошко спальни и замер, не решаясь просочиться сквозь занавеску. Холодный лучик света скользнул по потолку.
Сюзи смотрела, как он ползет на стену и карабкается вниз, и думала, что утро началось с такого же лучика – только солнечного. Солнечный щекотал нос и плясал на бумажных фонариках, а лунный был похож на маленькую белую змейку. Сюзи поежилась и закусила губу.
После представления воспитательница отправила детей в спальни, не желая слышать ничего о том, чтобы проводить артистов в дорогу.
Уже час Сюзи то сопела в подушку, то откидывала жаркое одеяло, то следила за ползущим по спальне лучиком. Она сердито терла глаза, пока их не начинало щипать не от слез, а от красноты вокруг, – и тихонько всхлипывала.
Сюзи жалела, что в спальне не было волшебных фонариков со светляками внутри, жалела, что кровать – не собачка и хвостом совсем не виляет, что Фредди запрягает старую Пегги в повозку – что Мадлен плетет себе косы, негромко напевая, а шаги воспитательницы не дают усомниться – сейчас сбежать, как прошлой ночью, не выйдет.
Молли наблюдает за ней очень внимательно и о чем-то думает. Обегает глазами спальню, следит за тенями в узком коридоре – потом легко поднимается с постели, как птичка, вспорхнувшая с ветки, и протягивает Сюзи белый вышитый платок.
– Мамин, – просто говорит она. – Я пойду в коридор, а ты вытри глаза, а то Мадлен расстроится.
Сюзи приподнимается на локте и видит пляшущие в глазах Молли огоньки. Не лукавые, как у Мадлен, не хитрые, как у Фредди, а – особенные, такие – только у Молли.
– Вот миссис Руф отвлечется, – заговорщически шепчет Молли, – и ты иди. Только смотри, чтобы кошка у двери не зашипела!
Сюзи думает, что подруга – это самое лучшее в жизни.
***
Пегги нетерпеливо бьет копытом землю: после целого дня отдыха ей не терпится отправиться в путь. Фредерик заботливо выплетает из её гривы бубенчики. Человек в соломенной шляпе курит, задумчиво щурясь на луну. Несколько артистов вполголоса переговариваются, забрасывая в телегу тюки с вещами.
Сюзи выглядывает, держась за косяк двери, отчего чувствует себя шпионкой. Выйти к артистам страшно – вдруг воспитатели или директриса ходят неподалеку? Ей попадет за ночные прогулки.
Сюзи видит Мадлен.
Мадлен сидит на пороге сарая и тонким гребнем перебирает густые локоны; полевые цветы падают на землю. В лунном свете Мадлен кажется Сюзи не то русалкой, не то все-таки нимфой – но существом однозначно прекрасным. Губы Мадлен шевелятся: прислушавшись, Сюзи узнает мелодию, которую так любит Фредди.
Мадлен выглядит растерянной, песня получается грустной и тоскливой. Сюзи плачет, вытирая ладошкой щеки. Женщина поднимает на неё взгляд, и на секунду Сюзи видит в нем безразличие, которое быстро сменяется лаской.
– Сюзи, – Мадлен улыбается и протягивает к ней руки.
Захлебываясь слезами, Сюзи утыкается носом ей в плечо и обнимает.
– А, наша маленькая зрительница, – хрипло смеется человек в соломенной шляпе, подмигивая. – Что же ты плачешь? Думаешь, больше не свидимся?
Девочка кивает, не отпуская Мадлен.
– Зря, – просто говорит человек и кольцами выдыхает сизый дым.
– Ты вернешься? – шепчет Сюзи на ухо Мадлен.
Сюзи все равно, увидит ли она других – этого, в шляпе набекрень, или Фредди – хотя по нему она будет скучать. Сюзи важно, чтобы вернулась Мадлен – женщина-нимфа с полевыми цветами в крупных локонах, с нежными руками и ласковыми глазами.
– Если наши дороги сойдутся, котенок.
Сюзи кивает, не понимая, отрицательный или положительный ответ получила. Но Мадлен звонко целует её в щеку и дарит нежную улыбку.
– Нам пора, – подхватывает Фредди и машет рукой. – Не скучай, принцесса!
Пегги шагает на протоптанную земляную тропинку и радостно фыркает. Луна серебрит заплатки-звездочки. Из повозки слышится хриплый смех и знакомая, отчего-то так любимая артистами песенка.
Сюзи глотает слезы и садится на пороге большого дома с темными окнами. Тощая кошка ластится к рукам и громко мурлычет. Сюзи слушает затихающую мелодию, от которой покалывает в груди, и думает, что обязательно найдет ту дорогу, о которой говорила Мадлен.
И обязательно обнимет Молли, когда вернется в спальню.
...и жмутся фиалки одна к одной
Под бризом в ночном саду.
Солнце уходит за горизонт,
Чтобы согреть луну.
Фредди из цирка
