Глава 1Карл уже совсем взрослый. Карл знает, что он должен и чего не, а ещё у Карла никого нет, только мамин брат, Жермон. Но он занят всегда, он маршал, ему столько надо делать всего. И вообще он на севере.
А Карл в Олларии, во дворце, и у него тут есть трон и корона. Не так уж и много осталось до того времени, когда он сможет - как это говорят? - вступить в свои права.
Карл сносно фехтует для своих лет и неплохо разбирается в стратегии, - он учится, он старается, он не хочет быть плохим королём.
Лучше бы вообще никаким не быть, но разве же это от него зависит. Он бы и отрёкся с удовольствием, или сбежал бы, чтоб не ждать совершеннолетия, только тогда он подведёт весь Талиг. А ещё его точно поймают и приведут обратно. И долго будут читать мораль, тот же Бонифаций как начнёт - "унывающие и долга своего бегающие"...
Мораль читать будет Бонифаций, а поймает почти наверняка Рокэ Алва. И все будут говорить, что Карл не должен был так, что у настоящего короля не должно быть сомнений...
А Алва говорит, у короля вполне могут быть сомнения. Другое дело, что знать о них не должен почти никто.
Алва вообще странный. Он рассказывает такие вещи, которые больше - никто и никогда.
Про маму рассказывает - красивая была, говорит. И умная. И хорошо умела владеть собой - слишком хорошо.
Говорит об отце. Отец - человек на портрете, толстый, некрасивый, и лицо у него капризно-доброе.
Алва рассказывает, что отец был хорошим человеком, но слабым. И маму любил очень сильно, даже когда её Создатель знает в чём обвиняли, не поверил.
А мама была хитрая.
Рассказывает про его, Карла, будущее.
Говорит, что короли очень редко делают то, что хотят. Что так уж Карлу повезло. Что сделать ничего нельзя, зато можно любить своё государство, а можно нет. Можно править хорошо, а можно нет. Можно удерживать власть в своих руках, а можно не заметить, как её по кусочку разберут другие. И вот чтобы власть удерживать, надо уметь править. И для этого - и стратегию, и историю, и всё это надо учить, а не для менторов и не потому что так надо.
Рокэ Алва говорит всё, что хочет и часто - резкости, ему как будто всё равно, обидится Карл или нет.
А Карл... Карл сын Фердинанда, и он очень боится вырасти таким же. Слышал однажды, как о нём шептались, во дворце полно портьер: "...а ведь такая наследственность!.." Какая?..
Карл уже давно решил, что, если вырастет и править не научится, отречётся в пользу Алвы, и пусть тот делает что хочет. Алву жаль, Алве есть до него какое-то дело.
Дело есть, но приходит он когда хочет, может не показываться неделями, может неделями быть просто регентом.
Карл не знает. Карлу в радость любой знак, - сжатое ли мимоходом плечо, улыбка - совсем быстрая, чтоб только он заметил.
И - это "ты". Когда никто не видит, всегда - не "принц", а "ты".
Однажды Алва не замечает его долго, ужасно долго, и Карл решает прийти первым.
В конце концов, он принц, Алва регент, почему бы принцу не обратиться с просьбой?
***
Ребёнок смотрит в точности как Фердинанд - откуда нахватался, с портретов?..
Ребёнку, понимаете ли, в радость, когда регент его замечает. Ребёнок думает, что недостоин внимания априори.
Объяснить, что дело не в отце, не в родителях вообще? Как объяснишь. Как вообще что-то объяснишь, если официально признавать - нельзя. И чтоб ребёнок сам что-то понял - нельзя.
Как там звался тот человек, что был готов принести сына в жертву Создателю?
У Алвы вместо Создателя - политика.
А ребёнок просит:
- Господин регент, научите меня играть на гитаре!
Злость захлёстывает в момент. Чёрная.
На себя, что не может видеть в своём чужого, не может отказаться раз навсегда.
На господ политиков с их "надо".
На Карла - что привязался?
Рад мелочи любой, не принц - щенок.
Выброшенный, несчастный, глупый щенок.
Его.
А-а, думает Алва зло, когда он последний раз посылал всё к кошкам, ну-ка? Не разучился ещё со своим регентством?
- Вы уверены, что этого хотите?
- Да.
- Гитару найдёте в шкафу.
***
Пальцы даже не болят, горят огнём. Карлу кажется, там кровь уже вовсю, а Алва сидит, прикрыв глаза, и повторяет:
- Раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре, быстрее.
И Карл послушно переставляет пальцы, хотя боль уже вовсе нестерпимая - но раз Алва думает, что он может, значит, он должен мочь.
- Ещё двадцать раз зажмёте и хватит.
Двадцать раз!.. Пальцы соскальзывают, струны противно мяучат, и Алва говорит:
- Не считается.
***
На следующий день к гитаре больно прикоснуться, но Карл упрямо зажимает струны белыми распухшими пальцами.
Переставляет под мерный голос Алвы.
Когда Карл понимает, что больше не может, что вот сейчас - не скажет, но слёзы на глаза навернутся - Алва вдруг прекращает считать.
Подходит сзади и садится рядом.
- Гитару, принц, нужно сначала приручить. Как хорошую лошадь. Как женщину.
Доказать, что вы её достойны. А гитара просто так себя не отдаёт.
Слабости своей гитаре показывать нельзя, бросить - значит не прерваться, а отказаться навсегда.
Если, конечно, вы не бренчать хотите, а играть по-настоящему.
- Я хочу, - говорит Карл решительно.
- Вот и отлично. Хватит на сегодня.
Карл в растерянности встаёт, Алва тоже, и вдруг взъерошивает Карлу волосы.
- Пока что вы держитесь вполне достойно.
