Глава 1День Первый или Воскресенье
— Беларусь, ты уже растопила воск? – послышался звонкий голос Украины, который тут же утонул в бульканье воды, пыхтении Ивана и веселом щебете воробьёв за окном. Наташа, ничего не ответив, буквально вплыла в кухню, держа в руках небольшую посудину с янтарным воском, что ярко сверкал в лучах пробивающегося в избу солнца. Лицо младшенькой было настолько умильно-сосредоточенное, что широкая улыбка появилась на лице Черненко.
— Оль, ну, может, хватит дров? – смахнув со лба испарину, как-то даже обиженно протянул Брагинский, все-таки не выдержав и стянув шарф, отправляя его к шинели. Праздник, а он работает! Ладно, сестры, готовка – не труд, а вот он…
— Что, отучился, голубушек? – хитро прищурилась девушка в ответ на слова брата, но великодушно кивнула и потерла руки в предвкушении. Голубые глаза загорелись, и украинка бодрым шагом направилась к взошедшему уже тесту.
— Славненько… — сама себе пробубнила под нос она. – Иванушка, принеси-ка шелуху репчатого лука, а ты, Наташа, начинай раскрашивать писанки узорами.
Беларусь кивнула, почти не показывая, насколько она была довольна, что ей доверили именно это занятие. Больше всего она любила возиться с пасхальными яйцами, вырисовывая различные фигурки-символы, которые так часто навевали воспоминания о не таком далеком прошлом, когда старшая сестра рассказывала таенное и древнее значение каждого завитка или геометрической фигурки. Она же так много об этом знает… Раньше только у Оли и получалось наиболее красиво разрисовывать писанки, но и Орловская со временем научилась.
Белоруска так увлеклась своим занятием, что от усердия высунула кончик языка и, измазав и слегка обжегши ладони воском, теперь держала яйцо аккуратно, одними пальчиками. И куда делась та напускная и неестественная серьёзность по-детски очаровательного личика Натальи, которую она всегда на себя нагоняла, пытаясь казаться взрослее, сильнее, достойнее своих брата и сестры? Но ведь так выходило только хуже, а естественная заинтересованность нехитрым процессом подготовки к Пасхе, искренний смех и умильная ямочка на щеке от улыбки придавали девушке просто неземное обаяние.
Иван же, весело что-то напевая, побрел выполнять данное ему поручение, щуря глаза от жару, что витал в кухне, обдавая свои теплым дыханием итак разгоряченную работой кожу. Он в основном выполнял технический труд, так как писанки да выпечки – это женское занятие, хотя подойти и ловко, пока старшая сестра не видит, отхватить смачный кусочек хорошо пропеченного теста с набухшим изюмом – это обычное дело. Так даже вкуснее, чем когда резать. Тем более, это так приятно, справившись со всеми поручениями, сидеть на дубовой скамье и наблюдать за кропотливой работой девушек, что так же уставали от беготни целый день напролет и духоты комнаты, но с завидным увлечением и наслаждением продолжали печь, готовить, месить, варить. Лишь иногда впускали они проказника-ветра в свою святая святых, которой они считали кухню, позволяя ему охладить покрасневшие от жара печи лица. Эх, нигде больше таких мастериц не сыщешь.
Наташа, уже не обращая внимания ни на время, ни на затекшую спину, сосредоточенно покрывала узорами драпанки*, увлеченно сверкая синими глазами. Ольга же, тихо что-то напевая, ведь слишком радоваться до Пасхи негоже, уже аккуратно запихала в печь колбасу, перекрестив три раза. По небольшой комнатушке тут же разнесся жутко аппетитный запах, дразнящий обоняние. Появился ели заметный, но такой приятный аромат вишневых веточек, что оплели кольца колбасы для лучшего вкуса, который дарил ощущение теплого и солнечного апреля, что только-только озарил продрогшую землю.
Даже Беларусь на минуту отвлеклась, с наслаждением вдохнув воздух, буквально пахнущий неизведанной древностью традиций, похороненных в прошлом, и одновременно сладким пробуждением жизни, праздников весны. Иван, принесший шелуху лука, ерзал на деревянной скамейке, прекрасно понимая, что сегодня такой роскоши, как домашняя колбаска он не получит.
Приготовив крашанки*, Орловская, пусть и не с таким усердием, но принялась помогать сестре с лепкой пасок. Украинка, чтобы не терять время, взялась за вырезывание из теста различных украшений: цветов, колосков, виноградных лоз с округлыми ягодами, и неизменных две буквы, которые всегда сопровождали три праздничных дня «Х. В.»(Христос Воскрес).
Но вот заканчивать с сырными пасхами Ольге пришлось самой. Убаюканная всевозможными благовониями, кропотливой работой да мерным тиканьем запылившихся древностью часов, Наташа уснула, положив руки на стол и утомленно опустив на них голову. Всегда нахмуренная и угрожающая, она так забавно выглядела с растрепанными пепельно-русыми волосами, разметавшимися по плечам, белесыми ресницами, изредка подрагивающими и довольной улыбкой, что все-таки редко озаряла её бледное, словно кукольное личико.
Иван тоже полу дремал, изредка приоткрывая затянутые пеленой сна сиреневые глаза, что бы бросить короткий взгляд на часы и кружащуюся по кухне старшую сестру.
Справившись с пасхами, которые вышли румяные и безумно аппетитные, Ольга помазала их пышущие жаром бока и верхушки сбитым с сахаром яйцом для блеска. Затем, стерев пот со лба, она собрала корзину на посвящение и накрыла её вышитым полотенцем, с которого на неё глядели пушистые желтые цыплята. Птенцы весело толпились вокруг праздничных яств, украшенных веточкой вербы с котиками.
Часы, как показалось Черненко, как-то даже весело пробили, оповещая о том, что уже одиннадцать ночи. Наташа и Иван, как по команде, проснулись и, сонно потирая глаза, принялись одеваться – пора в церковь.
Морозный, совсем несвойственный апрельской ночи воздух гулял в ветвях деревьев, заставляя ещё свежие сочно-зелёные листья трепетать. Церковь возвышалась на холме, привлекая внимание даже в темноте своими белоснежными боками и сверкающими в лунном свете банями. Золотые кресты возносились с куполов, тянясь к небу и, подобно лучам солнца, разгоняли тяжелые свинцовые тучи. Где-то далеко возвышался пасхальный костер, что весело трещал, пожирая ветки языками алчного пламени. От него в темно-синее небо вздымались ели заметные серые клубы дыма, пестрящие, словно рубинами, огненными искрами, что сумели взлететь так высоко, поднятые ветром.
А церковь будто окружена сверкающим ореолом свеч-огоньков, что мерно колышутся, едва задетые малейшими порывами воздуха, но продолжают упрямо сверкать. Высокая трава, добротно окропленная и дождем, и уже росой, неприятно щекочет ноги, но украинка не посмела изменить традицию и, не поддаваясь на уговоры родственников, которые потом поступили так же, как она, гордо надела вышитую рубаху, литник*, фартук, крайку,* да невысокие чеботы из черной кожи. Полный народный костюм грел душу лучше, чем то пальто, что было недавно подарено Иваном на восьмое марта.
Широко улыбаясь, Ольга запрокинула голову назад и до рези в глазах, широко распахнув их, восхищенно вглядывалась в небывало яркое небо, буквально всыпанное звездами. Но они были так далеко, что на широком синем полотне выглядели как те, же свечи-огоньки, мерцающие слабо, но упрямо.
После службы, которая была долгая, но невероятно красивая, вся троица вышла из храма и пристроилась в уже сформировавшемся кругу вокруг храма, поставив корзинку на освящение. С замиранием сердца Черненко заметила, как из церкви буквально выплыла процессия из священника, несущих огромные иконы и хоругви и, конечно же, поющих, настолько мистично и таинственно это выглядело в глубокой ночи. Слова: «Христос воскрес ся из мертвых…» впитывались в душу, перехватывая дыхание, будоража, а тихое, но внушающее пение так и подстрекало подхватить. Зазвенел колокол, вселяя в Пасхальную ночь ещё больше тайны и ощущения чуда, взывая к святому Петру, что бы открывал ворота Рая, ведь в эти святые дни небеса раскрыты.
Сделав два круга вокруг храма, процессия немного замедлилась и по нестройным рядам людей и корзин полетели ледяные брызги освященной воды. Отовсюду послышался легкий гомон, почувствовалось какое-то оживление, стали слышны радостные смешки детей, которым обычно доставалось наибольше «святого дождя». По окропленным рядам словно прошлась волна, и свечи медленно начали гаснуть, оставляя по себе тучку дыма и запах горелого фитиля.
Резко обернувшись, Ольга заметила, что Иван уже держит корзину, слегка сонно, но счастливо щурясь и пряча нижнюю часть лица в неизменном шарфе. Растянув губы в довольной улыбке, Украина медленным шагом, но слегка пританцовывая от эмоций, направилась к высоким кованым воротам, что вели с территории церкви. Все же не выдержав, она резко закружилась вокруг своей оси, полной грудью вдыхая свежий воздух, что приятно охлаждал, но по телу пробегали мурашки.
Положив руку сестре на плечо, Брагинский показал куда-то в сторону узкой поселочной дороги, где виднелась какая-то машина. Как зорко не всматривалась Орловская, но даже она не могла различить два силуэта возле автомобиля.
— Хэй, ну, вы, типа, тотально долго! – послышался звонкий и недовольный голос Польши, как только троица приблизилась к средству передвижения. Узнав голос ненаглядного соседа, Украина широко раскрыла глаза, недоуменно уставившись на нежданного гостя.
— Феликс? – не менее удивленно, но и не слишком радостно огласила очевидное Беларусь, хмурясь, и всматриваясь, кто, же второй.
— И не только я, — удовлетворенный произведенным эффектом произнес поляк. – Лит, типа, тоже тут.
— Доброй ночи, — негромко поприветствовал знакомых Торис, не произнося больше ни слова и тем самым оставаясь незаметным в темноте.
— Ну, чего стоите?! Залезайте! – взмахнул руками Лукашевич, хмыкнув, и открыл дверку автомобиля. Россия, Украина и Беларусь переглянулись, и первый, пожав плечами, согласно кивнул.
— Слушай, а по какому поводу вы вообще приехали? – уперла руки в боки Ольга, сверля поляка подозрительным взглядом, наученная горьким опытом прошлых лет.
— Вот, типа, и славянское гостеприимство! Ну, тотально же праздник! В этом году у нас опять Пасха в один день, — ухмыльнулся Лукашевич, но тут же, деловито нахмурившись, стянул с себя теплую куртку.
— Ты чего это? – удивленно захлопала глазами украинка, когда верхняя одежда соседа опустилась ей на плечи, и парень важно поправил воротник её рубахи, застегивая на самую верхнюю пуговицу.
— Чего я? Это, типа, ты чего? Тотально глупо было так одеться в такой холод, — Феликс начал сосредоточенно растирать плечи девушки, что бы согреть её, а та еле сдерживала смешки и хитро щурилась.
— А, по-моему, твоя курточка тоже не очень теплая, — простодушно, с все той же неизменной улыбкой протянул Иван, качаясь с пятки на носок, соединив руки за спиной.
— Цыц, Брагинский, не порть, типа, момент, — раздраженно шикнул Лукашевич. – Ладно, наговоримся ещё. Времени тотально много будет. Так что давайте, залезайте в машину и поехали.
Беларусь, без особого интереса понаблюдавшая за происходящим, в силу своей сонности и привычности к подобным действиям поляка ещё со времен Речи Посполитой, залезла первая и поставила локоть на дверку автомобиля, прижавшись лбом к стеклу. Следующим на заднее сидение проворно вскочил Лукашевич и, видя, что Россия собирается занять сидение возле него, громко запротестовал, говоря, что тот занимает слишком много места. В результате Брагинский сел спереди, а Украина устало плюхнулась возле Феликса, сладко зевая. Торис, что был на этот раз водителем, завел мотор, и машина медленно тронулась с места.
— Кстати, ты, типа, тотально не вежливо поступила, когда спросила, чего я приехал, — надулся Лукашевич, уставившись куда-то вперед, преувеличенно внимательно следя за дорогой.
— Слышишь, Польша, не порть момент, — хмыкнула Черненко и потерла буквально слипающиеся глаза, наблюдая за реакцией парня из-под полуопущенных ресниц.
— Всё-то ты слышишь, — буркнул Феликс, скрестив руки на груди, но наконец, перевел взгляд на соседку.
— Не жалуюсь, — расплылась в широкой улыбке украинка, проворно стащив с себя куртку парня и отдав её ему.
— Вот уж… — расстроено фыркнул блондин, нервно сложив свою верхнюю одежду и небрежно бросив её себе на колени. Но тут, почувствовав теплое дыхание у себя на шее, Лукашевич вздрогнул от неожиданности и медленно повернулся, что бы увидеть, как Ольга, уснув, невольно опустила голову ему на плечо, крепко обхватив его руку.
Довольно улыбнувшись, поляк аккуратно приобнял соседку, откинувшись на сидение, и тоже попытался уснуть. Мерное дыхание украинки убаюкивало его, кроме того, Беларусь уже тоже видела десятый сон. Иван прикрыл сиреневые глаза, но никому не было дано узнать, спит он или нет.
Лишь одному Торису приходилось устало вглядываться в дорогу при свете фар и раздраженно ворчать при наезде на очередную яму или выбоину. Ох уж эти украинские поселочные дороги!
* драпанка (скробанка) – один из четырех видов росписей пасхальных яиц. Выбирают темное яйцо, закрашивают его в темный цвет, карандашом наносят узор, а потом по контурам острым предметом (иголкой, шилом) выцарапывают нарисованный орнамент.
* крашанка – так же один из четырех видов росписей пасхальных яиц. Яйцо варят в шелухе лука, который закрашивает его в темно-бордовый цвет. Иногда прикрепляют к яйцу листики различных растений, что после варения в шелухе оставляют белый отпечаток. Сейчас чаще используются искусственные краски.
* Литник – полосатая (на красном фоне), шерстяная или полушерстяная юбка, внизу украшенная горизонтальной полосой. Элемент украинского народного костюма, только в разных регионах делается в разных цветах. Данный пример наиболее част на Кивщине и Полесье.
* Крайка — это традиционный элемент мужской и женской национальной одежды, дополняющий общий образ национального украинского костюма. Вытканный на тканом станке, трех или двухметровый пояс орнаментально изображает украинские этнические рисунки.