Глава 1— Ну, долго ты ещё возиться собираешься? – рассержено топнув ногой, воскликнула Украина и деловито уперла руки в бока. Беларусь меланхолично зевнула, слегка прикрыв такие же недовольные, как у сестры, синие глаза и, как бы невзначай, опустила голову на плечо Торису. Парень, в первую минуту покраснел, а затем, поборов робость, приобнял девушку. Иван и вовсе сбежал уже на поляну «помогать Купала и Марену делать, да сучья на костёр таскать», но все прекрасно понимали, что спешил он так вовсе не ветки ивовые украшать.*
— Мне можно, я уже, типа, праздновал!* — задорно воскликнул поляк, прыгая в сенях на одной ноге, пытаясь параллельно надеть сапог на вторую. Он словно и не замечал нетерпения остальных или же намеренно забавлялся с их нервами. Но они-то ведь не железные, рано или поздно кто-то должен был выйти из себя, и первой, как и ожидалось, не выдержала Черненко.
— Так зачем сюда ехал, а? Праздник мне портить? Ну, так знай, если ты уже вдоволь развлекся, да нужный венок себе словил, то я тебя ждать не намерена, — гордо вздёрнув подбородок, украинка быстро зашагала прочь от избы, пряча полные обиды васильковые глаза. Беларусь и Литва, понимающе переглянувшись, медленно направились вслед за девушкой, не обращая внимания на просьбы Феликса подождать. А, может, они его и не слышали, будучи слишком занятые друг другом.
— Оля, ну ты чего? Оля! – пытался разговорить Черненко Лукашевич, зовя её, дергая за рукав рубашки, подходя то с одной стороны, то с другой, но она упрямо смотрела вперед, оскорблено поджав губы. – Ну, ты ведь меня пригласила! Тогда, на Пасху, помнишь?
Видно, девушка всё-таки помнила, ведь щёки её вспыхнули алым, то ли от смущения, то ли от злости, а в голубых глазах забушевал шторм. Одарив парня таким взглядом, что тот застыл на месте, украинка ещё целеустремлённей зашагала на поляну, догоняя Наташу и Ториса, которые уже успели туда добраться.
А на лугу во всю уже шли приготовления, ведь через час или два солнце зайдёт, костёр разгорится, и празднование начнётся. Парни, тихо переговариваясь и изредка косясь на представительниц противоположного пола, носили сено и поленья, чтобы на вечер разжечь огонь. Девушки, оживленно беседуя и весело поя, украшали цветами и лентами Купала и Марену. Вроде и никто в 21 веке и не верит уже в способность последней отгонять стужу или, как говорили на Полтавщине, верховодить всеми русалками, да только все равно наряжали. Но некоторые, наиболее желающие выйти замуж, уже принялись за плетение венков, делая на них какие-то особые знаки, вплетая необычные растения, лишь бы любимый узнал, что именно этот ему ловить нужно. А уж если словит, так точно суженый судьбою.
Оглянувшись на минуту назад, Ольга заметила, что поляк продолжает её преследовать и, закусив губу, прищурила глаза. На минуту, совсем короткую, могло показаться, что васильковые зеницы вспыхнули огоньком, а хитрунья коварно улыбнулась и просто-напросто присоединилась к подругам, которые украшали ветки, из которых состояла фигура, намеренно повернувшись к уже приблизившемуся парню спиной.
— Ну, наконец-то. Оля! – немного отдышавшись, опять позвал Лукашевич и собирался уже подойти к беглянке, но молодая, миловидная украинка заступила ему дорогу, забавно нахмурив тонкие чёрные брови. Даже руки в боки уперла так же, как любит делать Черненко! Вот что значит – одна национальность.
— Е, ні, голубе! Хлопцям до вечора до Купала і Марени підходити зась!* — звонкий и приятный голосок девушки звучал мягко, хоть она и пыталась придать ему грозности. Но, увы, не получилось. И хоть Польша слово через слово понимал украинский, всё равно отлично сообразил, что ему запретили подойти к Ольге.
— Но ведь я, типа, всего лишь хотел…
— Ну, ти дивись, який настирний! – рассмеялась казачка, сверля собеседника пронзительными зелёными, немного желтоватыми, как у кошки, глазами. – Та націлуєшся ще!*
По группе девушек, что украшали главные символы праздника, но не могли пропустить такое, прокатился смешок, вперемешку с шепотом. Феликс, хоть его знание «солов’їної»* было уже упомянуто, опять-таки понял смысл фразы, возможно, из-за багрового румянца, что полностью укрыл щеки Украины, и в ответ лишь широко ухмыльнулся. За что в следующую минуту ему точно в лоб метко попала небольшая веточка, с легкой подачи «обиженной». И оное действие опять было встречено одобряющим хохотом подруг.
— Тотально злые вы, пойду к хлопцам, — наиграно недовольно протянул поляк, потирая лоб и, всё же не выдержав, чтобы не обернутся ещё раз на Черненко, присоединился к компании юношей.
— Вірно! – вслед ему крикнула всё та же зеленоглазая заступница. – І Наталку поклич! Женихатися потім будуть!*
На это раз Лукашевич уже не отреагировал, но спустя минуту, к девушкам присоединилась взвинченная и не менее красная, чем сестра, Арловская, зорко выискивая скомпрометировавшую её казачку. Но подруги своих не выдавали, шушукаясь и переглядываясь. Вскоре обе ситуации забылись в праздничных хлопотах, весёлых, громких беседах и окончательно развеялись в первых ало-рыжих лучах заката. Небо словно превратилось в палитру художника, являя ультрамариновую полоску горизонта и лиловое пространство над зеленовато-черными макушками деревьев вдали. Нежно-сиреневый, слегка отливающий малиновым ореол, буквально пылающего огнём солнца виднелся уже наполовину. А такие же разные, словно сахарная вата с разными вкусами – от клубники до ванили – облака медленно плыли куда-то, сами не ведая куда, просто подчиняясь вялому, но свежему вечернему ветерку.
Поскольку главные атрибуты были уже готовы, девушки, бросив плетение венков и другие занятия, стали вокруг двух фигур – Купала и Марены – и взялись за руки. Музыканты не заставили себя ждать, и вскоре полилась плавная, неспешная мелодия, которую нежно тянула скрипка и свирель, сопровождаемые бубном и цимбалами.
Ольга ещё пустым взглядом рассматривала чернеющую глушь леса вдали, когда рядом идущая Наташа, хихикнув, толкнула её в бок, ведь именно она должна была начинать. Встрепенувшись, девушка неловко пожала плечами, словно извиняясь, но тут же, набрав полную грудь воздуха, запела:
Ой ти Купайло хорошеє,
Ой ти Купайло й убраноє.
Ой як ми тебе довго ждали,
Ой як ми тебе гарно вбрали.
Рожові квіти почепляли,
Шовком голячки пов’язали.
Шовком голячки пов’язали,
Воскові свічи засвітили.*
Парни, что всё ещё возились с сырьём для костра, скорее для забавы, чем для надобности, отвлеклись уже на первых словах песни. Высокий, грудной голос Украины завораживал не хуже сирены, а подхватившие затем звонкие, подобно колокольчикам, голоса других казачек лишь усилили эффект, поражая ещё больше. Но, всё же, наиболее из общего гурта выделялось пение Черненко и Арловской, которые, от удовольствия и старания, даже закрыли глаза, идя буквально на ощупь. Юноши, увлеченные зрелищем, хоть оно и происходило каждый год, уселись на траве, неотрывно наблюдая за водящими хороводы.
Девчата, вдруг остановившись, вынули каждая по одной припасенной алой ленте и стали по очереди подходить к Купалу, аккуратно завязывая бантики на ветвях, а Ольга вновь начала петь:
— Ой на Купайла на Івана
Там Ластівонька купалася.
На бережечку сушилася
Дівка Настуня журилася, — на последних словах Черненко бросила весьма неоднозначный взгляд на ту самую рыжеватую насмешницу с желто-зелёными глазами, на что та закусила губу.
— Що ще рушничків не наткала,
Собі Петруся сподобала.
Що ще рушничків не зробила,
А вже Петруся полюбила.*
Увидев, что ещё не все девушки завязали свои ленты, та Настуня, о которой пелось, мстительно улыбнулась и заново начала эту песню с небольшими изменениями в куплетах. «Дівка Настуня» стала Ольгой, Петрусь – ляхом. А остальные только смеялись, наблюдая за столь забавной «борьбой» подруг, изредка поглядывая на парней, в чьих рядах тоже прокатилось оживление. И только-только девчата отошли от Купала и Марены, чтобы взять венки, «вражье войско» с улюлюканьем схватило оба атрибута и утащило их. Если первое чучело последовало в костёр, уже ярко пылающий, то второе пустили на воду. За ним и последовали гадальщицы, изредка шепча имя любимого.
Уже на берегу процессия остановилась, замерев в благоговейном трепете перед иссиня-черной гладью воды, которая лишь ели заметно покрывалась барашками от дуновений ветра. Таинственно шелестел камыш, шатаясь, готовый уже принять в свои объятия несколько неудачных судеб. Где-то далеко ухнула сова, переполошив младших, когда старшие едва ли обратили на неё внимание – слишком были заняты ворожбой. Более трусливые девушки, становясь на колени, с твёрдой земли пускали венки в реку, побаиваясь русалок, а те, что посмелее и по колено заходили в воду, желая кинуть своё изделие как можно дальше. И Ольга с Наташей, не поленившись, забрели в водоём, поднимая подолы юбок, и пустили свои творения по течению, пока парни побежали дальше ловить их.
Не спеша выходить, наслаждаясь приятной теплотой реки, хотя по ступням гулял холод из-за источника, Черненко, задумавшись, следила за свои венком. Он, как и почти все другие, поплыл дальше, сверкая пламенем свечи, словно крохотный маяк. Вся поверхность воды была усыпана крохотными звездами-огоньками, что освещали не слишком глубокий водоём до самого дна. Вроде и негде было спрятаться нечисти всякой, да только, то и дело в кромешной тишине слышались тихие смешки и плески. Ольге даже на минуту показалось, что в лунном свете мелькнул где-то длинный хвост русалки, весь укрытый бледно-голубой чешуёй, но ведь это все сказки, правда?
— Что, хочешь, чтобы он поймал? – совсем не насмехаясь, серьёзно спросила Беларусь, пронизывая так и не вышедшую на берег сестру тёмными, в ночи даже чёрными глазами.
— Ну, отсюда до Канады явно не доплывёт. Тем более, он не поймёт, который мой, — слегка вздрогнув от неожиданного постороннего шума, гордо, но, будто сама устав от той глупой, никому не нужной гордости, тряхнула головой украинка и, подняв бардовую ткань ещё выше, выпрыгнула на траву от греха подальше. Легенды легендами, а кто его знает, насколько большая в них доля правды, тем болем, что после её слов вновь захихикал кто-то, а лодыжки обвили тонкие водоросли, которых раньше и не почувствовала блондинка.
— Только вот не надо бросать и мне пыль в глаза тем Уильямсом. И неужели ты ему не сказала? – на минуту искренне удивилась Арловская, а потом задумчиво улыбнулась. – Спорим, что он всё же его словит?
— Спорим, — уже уверенно хмыкнула Черненко, пожимая руку сестры, дерзко глядя той в не менее твердо сверкающие глаза. – На что?
— Если я проиграю, сама оборву все три вишни в нашем саду и, прости Господи, Америку поцелую, а если ты, то будешь с Феликсом через огонь за руку прыгать и этого своего заокеанского дружка бросишь. Идёт? – вызывающе спросила Наталья, специально провоцируя украинку, и та, оправдываю её ожидания, с готовностью кивнула.
— А теперь пошли. Ещё посмотрим, кто будет мучиться, а кто наслаждаться обществом любимого парня и исправлять ошибки, — ехидно протянула белоруска, получив за это толчок в плечо, на что лишь рассмеялась. Обе девушки последовали за общим потоком, ведь всем было интересно узнать, кто чей венок поймал, да и жутковато оставаться одним возле реки в такую ночь.
— Слушай, Лукашевич, угомонись, добром это не кончится, — предостерегающе протянул Торис, выискивая нужный ему цветочный ободок, но боковым зрением наблюдая за другом. Тот, пыхтя, ругаясь, на чём свет стоит, пытался изо всех сил дотянуться до изделия, что плавало где-то в центре реки, и достать его было, соответственно едва ли возможным. Да только не это лишь мешало ему добиться своего. Венец будто сам по чьему-то велению ускользал от поляка, насмехаясь над ним. Не иначе, как чьи-то шутки. Но целеустремлённому парню приглянулся именно этот венок, а об ослином упрямстве сего представителя мужского пола можно легенды писать.
Литва, стоя на берегу, лишь зорко выглядывал нужные ему цветы, названные любимой Наташей. А Иван и вовсе имел уже в руках свою «судьбу», разглядывая растения, из которых она сплетена, и таинственно улыбался. А Феликс времени не терял и уже с помощью длинной ветки пытался подтянуть непослушный гербарий, как он его теперь называл, к себе, по-прежнему даже не дотягиваясь до него. Лоринайтис лишь закатил глаза и, уловив даже в такой темноте нужные ему приметы, с улыбкой ловко вытащил свою цель из воды. Завистливо фыркнув, поляк начал упорней исполнять задуманное, но тут что-то пошло не так. Поехав на влажной береговой траве, парень с громким всплеском свалился в воду, сопровождаемый хохотом других «ловцов». Торис, чёрт его бери, друг ещё называется, вместо того, чтобы помочь, лишь громко выкрикнул:
— А я предупреждал!
— Минздрав нашелся, — буркнул себе под нос Лукашевич и, недовольно скривившись, сбросил водоросль с носа. Пытаясь хотя бы высмотреть виновника этого падения, ведь по расчетам блондина он должен был плавать где-то поблизости, Феликс потерпел ещё одну неудачу – гербарий как в воду канул, как бы нелепо это не звучало. Да ещё и на водной глади буквально на секунду мелькнули два ярко-зелёных глаза, коварно блеснув, и Феликс был уверен, что это не его. Тонкие кошачьи зрачки и серебрящаяся в темноте кожа явно не могли ему принадлежать. Судорожно сглотнув, юноша уныло поплелся к суше, так как глубина-то, оказывается, была по колено, распугивая всех местных жаб, а, может, и ещё кого-то… Но при такой мысли парня всего передергивало. Выйдя всё-таки на землю, поляк, не имея способностей гуся быть всегда сухим, принялся выкручивать одежду прямо на себе, ворча что-то под нос и мельком поглядывая на реку, словно пытаясь увидеть там виновницу его падения.
— Н-нашел венок? – ели сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, всё-таки прыснул Торис, держась за живот и почему-то глядя на светлую головушку друга.
— Нашел-нашел, — раздраженно процедил сквозь зубы Лукашевич. – Чего, типа, смотришь?
Нервно похлопав ладонью по макушке, парень что-то на ней нащупал и удивленно сглотнул – кто его знает, что это такое, может, ещё один сюрприз от водной нечисти? Осторожно взяв в руки находку, Феликс опасливо поднёс её к лицу, чтобы разглядеть в темноте, и прищурил ядовито-зелёные глаза, которые тут же резко расширились, потому что это был он, тот самый чертов гербарий, из-за которого он себе вынужден был устроить ночное купание!
— Ну, что, удальцы, как успехи? – насмешливо хлопнула так и застывшего на месте поляка по плечу Ольга, даже, впрочем, и не глядя на него.
— Узнал? – почти шепотом, словно опасаясь услышать ответ, спросила Наташа, заглядывая в лицо Торису, желая увидеть его выражение. Но юноша радостно кивнул, заставив белоруску счастливо пискнуть и, дернув прибалта на себя, запечатлеть на его губах поцелуй.
Иван, лукаво улыбаясь, подошел к Марье и, протянув ей венок, склонил голову на бок.
— Ты себя выдала, — весело протянул он, качаясь с пятки на носок, сцепив руки за спиной.
— Чем? – ласково посмотрев на русского при виде своего изделия, спросила брюнетка, неуверенно перебирая намокшие растения.
— Слишком, ну, слишком много Иван-да-марьи, — улыбка России стала ещё шире, но от этого не менее искренней. Наклонившись, будучи выше девушки где-то на две головы, Брагинский чмокнул её в макушку, бережно опустив на неё венок.
— Ну, показывай свою находку, — старательно, но не слишком удачно скрывая интерес, произнесла Черненко, любопытно, в предвкушении сверкая васильковыми глазами. В ней боролось два желания – оказаться правой, чтобы не проиграть спор, и ошибиться, по понятным причинам.
— А тебе зачем? – неосторожно ляпнув, поляк сам мысленно дал себе подзатыльник и прикусил от досады нижнюю губу.
— Не хочешь, не надо, — совсем уж по-детски произнесла украинка и скрестила руки на груди. – Просто я могу точно сказать, чей он, ведь это всё мои люди.
Забыв про напускную деловитость, Феликс поддался искушению и поспешно протянул свой улов Ольге, внимательно наблюдая за ней.
— А это, по сути, не он нашел, — рассмеялся Лоринайтис, который, как и Наташа, оказываться, слышал весь разговор. – Этот венок его сам нашел. Лукашевич, как всегда, желая достать недосягаемое, навернулся в воду, а вынырнул уже с ним на голове. Как оказалось, это именно тот, за которым он тянулся.
В пол уха слушая прибалта. Черненко пыталась в темноте высмотреть цветы или, может, особые приметы, морща от нетерпения нос. Но показавшаяся из-за туч ещё не полная, но очень яркая луна помогла ей в этом.
— Мой… — растеряно шепнула украинка, машинально сделав шаг назад, широко распахивая глаза от удивления. – Это мой.
В воздухе на миг повисла мертвенная тишина, от чего отдаляющиеся голоса сельской молодежи стало очень хорошо слышно. Но это совершенно не интересовало увлеченную своими заботами шестёрку. Шумно втянув воздух с предельно-серьёзным видом, Беларусь заливисто рассмеялась, утыкаясь лицом в плечо не менее веселого литовца. Мария, прикрыв рот рукой, стесненно кашлянула, видимо, так же сдерживая рвущийся наружу смех, а Иван все так же загадочно улыбался, лишь уголки губ предательски поднялись выше. Все ещё растерянная и дико смущенная украинка усердно пыталась придать своему взгляду грозности, но крайне безуспешно. А когда Польша ещё и бережно опустил венок ей на голову и аккуратно взял ладонь спутницы в свою, девушка и вовсе пошатнулась, готовясь, видимо, терять сознание от шока.
— Лукашевич, ты воды наглотался? Или ты просто с утра не в адеквате? – на выдохе выпалила Ольга, отчаянно чувствуя, как по спине стройным взводом маршируют мурашки, а сердце отбивает ритм, не медленнее польки. И только после произнесения фразы пришло понимание её смысла или же, если быть точной, его совершенного отсутствия. Вообще целый день был как на иголках, и украинка была сама не своя. Охватывало какое-то ощущение, что кто-то умышленно толкает её на глупые и безрассудные поступки и диалоги. Может, младшенькая? Не зря же Олеся написана, что-то, значит, всё-таки есть…
— По-моему, здесь только ты слегка не в себе, — снисходительно хмыкнул парень и, не обращая внимания на желейное состояние собеседницы, потащил её на поляну, следуя за давно уже ушедшими вперёд друзьями.
— Мне бы присесть… — всё так же не присутствуя в этой реальности, пролепетала Черненко, но подскочившая сзади Наташа с усмешкой пихнула её в спину, заставляя буквально упасть в объятия Феликса.
— Не получиться, страдалица! Ты не забыла случайно про наш спор? – лукаво подмигнула сестре Арловская, косясь на поляка не двузначным взглядом, на что казачка обреченно простонала. Но, внезапно выровнявшись и решительно набрав в легкие воздуха, теперь уже она с каменным лицом потащила соседа к огню, обязуясь самой себе выяснить у сестры, не связалась ли она с какой полесской ведьмой. С неё станется, а таких заговорщиц и химер в этих лесах хватает.
— С-слушай, что это ты задумала? Какой спор? Эй-эй, полегче, ведьмами могут быть только девушки, не нужно меня сжигать! И не смотри, что глаза у меня зелёные!* — вяло упирался Лукашевич, отлично понимая безнадёжность своего положения. Но адское пламя, трещащее уничтожаемыми ветками, пробуждало инстинкт самосохранения. Языки, сверкая рыже-алым и слегка отдавая золотом, рассекали чернильную синеву ночного неба, будто борясь между собой, кто дотянется выше. Ярко пылающие искры, целыми огненными снегопадами вырываясь из костра, так же взмывали ввысь, грозясь затмить звёзды, но тут же планировали вниз, стремительно серея. А пепельно-черный, какой-то даже седой дым клубился тучами вокруг, оставаясь заметным даже во мраке. Стихия пугала, но привлекала взор, заставляя смотреть до того времени, пока глаза не начнут слезиться. Огонь и, правда, был какой-то странный, необычный, как и все сегодня. С каждой минутой все больше и больше начинали видеться волшебные саламандры в языках пламени, а ветки превращались в хрупкие фигурки девушек, что водили увлеченно Купальский хоровод. И вот уже даже послышалось пение, от которого невозможно было отгородиться, оно проникало куда-то в душу, цепляя самые сокровенные струны, но спрятаться никак нельзя. Мелодия завораживала, манила и вот даже в голове скользнула мысль просто прыгнуть в костер, присоединиться к странным существам, ведь это волшебная ночь, все будет в порядке, когда рука вдруг слишком отчетливо почувствовала руку спутницы.
Поляк напряженно сглотнул, нервно стряхивая головой, словно сбрасывая мираж, и перевел умоляющий взгляд на мучительницу, но та не ответила ему состраданием, а лишь ещё больше нахмурилась. Когда видение исчезло, пламя стало совершенно обычным, но от того не менее пугающим.
Послышался восторженный писк Марии, которую Иван подхватил на руки и так перепрыгнул через пламя, довольно улыбаясь. Но от этого зрелища Феликсу только стало хуже. Вдруг существа не привиделись и, когда они будут прыгать, схватят, чего доброго, за ногу, да утащат в костер.
— А, может…
— Молчи, трус! Просто возьми меня за руку и постарайся уж не упустить, как ты всегда это делал, — фыркнула Ольга и крайне обижено отвернулась, дожидаясь их очереди. Вот уже Беларусь, подобрав юбку и переплетя пальцы с Литвой, буквально перелетела огонь, задорно смеясь, и, остановившись на противоположной стороне, выжидающе уставилась на сестру. Закатив глаза и недовольно цокнув языком, украинка всё же сдалась и пошла к пылающему огню, внезапно резко затормозив перед ним.
— Знаешь, я даже готова забрать данное Наташе слово, если ты не хочешь прыгать со мной. Я не собираюсь никого принуждать к своему обществу, тем более что за руку прыгают только пары. Эта своеобразная проверка, будет ли дальше судьба общей, — не слишком громко пробормотала Черненко, оскорблено глядя на то, как сосед, свободно выдохнув, отступил на шаг от пышущей жаром стихии. Но девушка не рассчитала силу своей последней фразы, услышав которую «трус» внезапно переквалифицировался.
— Спорим, что Польша её ещё сам прыгать потянет? – насмешливым тоном протянула Арловская, с улыбкой следя за разговором девушки и парня. И зря, что глаза её сверкали синими сапфирами, в них угадывался проблеск таинственного малахита, что и взялся-то невесть откуда.
— Я даже спорить не буду, — хмыкнул Лоринайтис, нежно положив руки на плечи своей возлюбленной, и зарылся носом в пепельно-русые волосы, с наслаждением вдыхая ещё не выветрившийся запах полевых цветов от венка. Буквально спустя несколько секунд почти у ног белоруски свалился Польша, и слегка неловко спрыгнула Украина.
— Слушай, я сказала стараться не выпустить ладонь, а не вцепиться в мою руку по локоть клещом, — возмутилась девушка, но, пошатнувшись, не удержала равновесия и повалилась рядом с парнем. Ведь он и не подумал выпустить ту часть тела, которую мертвой хваткой прижал к себе ещё до прыжка, даже после падения. Зато не упустил же!
* Купало и Марена – главные символы праздника. На Подолье и Волыни Купала чаще всего делали с ивовых веток, и я взяла именно этот вариант, ведь в разных регионах праздновали всё же слегка по-разному.
* В Польше Купала празднуют раньше, с 22 на 23 июня.
* с укр. «Э, нет, голубчик, парням до вечера к Купалу и Марене подходить нельзя!». По традиции, девушки наряжали Марену и Купала, водили вокруг них хороводы и до окончания обряда не позволяли парням к ним подходить, потому, что по его окончанию, парни сжигали Купала и топили Марену.
* с укр. «Ну, посмотри какой настырный!» — «Да нацелуешься ещё!»
* с укр. «соловьиной». Это прилагательное очень часто используется в значении украинский язык.
* с укр. «Правильно!» — «И Наташу позови, потом женихаться будут!»
* украинская народная песня, которую использовали, когда наряжали Купала и водили вокруг него хороводы. Примерный перевод:
Ой, ты Купало хорошее,
Ой, ты Купало и убранное.
Ой, как мы тебя долго ждали,
Ой, как мы тебя красиво нарядили.
Разные цветы нацепляли,
Шелком голячки связали.
Шелком голячки связали,
Восковые свечи засветили.
* так же украинская народная песня. Примерный перевод:
Ой, на Купала на Ивана
Там Ласточка купалась.
На бережку сушилась
Девушка Настуня тужила,
Что еще полотенец не наткала,
А Петрусь сподобился.
Что еще полотенца не сделала,
А уже Петруся полюбила.
