Глава 1-У-уу!.. – завыла на привязи чья-то голодная собака. Тут же этот вопль тревожно и восторженно подхватили все соседские псы. Многоголосый тоскливый хор наполнил морозный воздух ночи хрипловатыми голосами.
Деревенские, сидя в теплых хатах, осеняли себя размашистыми крестными знамениями, не переставая одновременно ругаться сквозь зубы. Что за ночь! Снег, мороз пробирает до костей, собаки надрываются, словно проклятые души грешников в аду. Каждый ребенок с детства знает, что именно в такие ночи нечистая сила ходит по миру, заглядывая в окна домов, высматривая себе жертв, сея горе и смерть.
-Что за ночь!.. – пробормотал отец Павел и поплотнее закутался в тонкое лоскутное одеяло. Несмотря на то, что он спал, не снимая теплых одежд, было ужасно холодно. Он уже был не тот, что раньше. Кровь стыла в жилах все сильнее, а кости болели и стонали при каждом движении. И конечно, мерзлые каменные стены кельи и жесткая кровать были явно не местом для такого старого человека. Однако отец Павел всегда был самым стойким, самым верующим, самым…
-У-ууу-уу! – застонали дворняги особенно громко и душераздирающе. Священник вздрогнул и перекрестился.
-Отче наш сущий на небесах, да святится имя твое… - молитва всегда давала покой и чувство защищенности. Но, почему-то, не в этот раз. Седые волосы на голове вставали дыбом, а губы дрожали, не давая святым словам приобрести свою обычную, приносящую умиротворение прочность. Что-то творилось в мире. Нечто.
-…и да прибудет царствие твое как на земле, так и на небе, - отец Павел еще раз перекрестился и закрыл глаза.
За окном поднялся ветер, подхватил в воздух тучи колючего снега. Началась метелица. Небо скрылось белой непроглядной пеленой, очертания домов стали смазанными.
Однако собаки продолжали выть. И вьюга казалась продолжением их голосов, которые теперь проникали в самую душу, хватая ее ледяным кулаком страха и стискивая до боли в груди. Почему? Непонятно…
Снег забил по тонкому стеклу небольшого зарешеченного окошка. Стало холоднее. Толстая, оплывшая свеча на столе давала неровный, дергающийся свет, порождая причудливые тени на стенах и потолке. Вместе с разыгравшейся за окном вьюгой это создавало ощущение неуютности и беззащитности перед высшими силами природы.
Внезапно раздался громкий треск и удар. Отец Павел подскочил на месте от неожиданности, сердце забилось слишком быстро и больно в стариковской груди.
«Господи, спаси и сохрани! Просто упавшее дерево…» - священник лег обратно на кровать и закрыл глаза, выравнивая дыхание.
БУМ!
Сердце пропустило удар и замерло, не давая вздохнуть. Глаза резко и широко распахнулись. На пороге кельи стояла высокая, закутанная в дорожный плащ фигура. Отец Павел попытался сесть, но сильная боль не позволила ему этого, он мог лишь беспомощно вглядываться в незваного гостя. Тот переступил порог и аккуратно прикрыл за собой дверь. Он стоял молча, отряхиваясь от снега, который, тут же растаивая, оплывал серыми лужицами на чисто выскобленный деревянный пол.
-Здравствуй, отче, - мягким, но сильным и красивым голосом поприветствовал гость, снимая тяжелую меховую шапку и расстегивая пальто.
-Здравствуй… сын мой, - просипел священник и, наконец, сел. Не находя больше слов, он пораженно разглядывал его: светлые, золотистого оттенка волосы мягко спадали на умный высокий лоб; чуть изогнутые, будто в насмешливом удивлении брови подчеркивали молодое, правильной формы лицо; губы были пухлыми, а ресницы длинными и пушистыми, словно у девушки, однако мужественные и вместе с тем изящные скулы и подбородок четко показывали принадлежность этого человека к мужскому полу. Но больше всего поражали глаза незнакомца: огромные, ярко-голубые и блестящие, словно вода двух озер, пронизанная лучами летнего солнца. Они источали свет, блистательность и великий разум. Испуганному старику в это мгновение казалось, будто перед ним сам Создатель!..
-Меня зовут Димитрий, святой отец, - будто прочитав его мысли, сказал молодой человек.
-Димитрий... – словно эхо повторил старик, не сводя глаз с говорящего. Он не заметил, как за окном улеглась метель, стихли собаки, а на небе зажглись колючим светом звезды, - Димитрий...
-Позволь я сяду, отче… дорога была долгой…
Священник мог только кивнул. Незваный гость повесил пальто и шапку на гвоздь около двери, как будто всегда знал, что он именно там, и сел на стул напротив кровати.
-Я пришел за разговором, отче. А так же испросить твоего благословения.
-Говори, сын мой, я слушаю тебя… внимательно…
-Ежели в мире остался всего один святой, отче, что же делать простому люду, темному и убогому, не ведающему даже слов святой молитвы? – спросил Димитрий, будто продолжая какой-то давний разговор. – Яко же будет Господу Богу, ежели и святой этот перекинется на Другую Сторону, коли поймет, что Та дорога и прямее, и лучше?..
Толи из-за непрерывного мерцания свечи, толи из-за разыгравшегося воображения, отцу Павлу почудилось, что черты лица говорящего все время изменяются: изгиб бровей вдруг на мгновение стал резким и хищным, нос удлинился, сделавшись крючковатым, как у старца, а чистые глаза заблестели с каким-то нехорошим весельем. Мгновение – и наваждение пропало. На священника вновь глядело умное молодое лицо.
-Что же будет человечеству, коли Человек, яко на кресте страдать должному, крест свой сбросит и человечеству возложит на плечи? – меж тем вновь спрашивал Гость.
-Странные вещи ты говоришь, сын мой, - прошептал отец Павел. – Кто научил тебя таким речам?
Димитрий усмехнулся уголками губ.
-Своим умом дошел, отче. Так что же станется? Миру конец? Или Он так велик, что одарит род людской новой милостию Своя?
-Неисповедимы пути Господни. Захочет разрушить этот мир – на то воля Его.
Собеседник нахмурился, его лицо приняло недовольное выражение.
-Как же так… И никому не придет в голову воспротивиться Ему? Ведь для того и порождены люди, чтоб выбор делать и самим путь свой выбирать.
За окном вновь треснула какая-то ветка, будто своим неприятным скрежетом вторя словам Димитрия.
-Не затем ли рожден человек, дабы жить и ошибаться, и постигать все премудрости жизни? И выбор дан людям, чего не дано ангелам светлоликим и белокрылым, безгрешным… Безгрешны они, но и безголосы, бездумны, словно те овчарки, что в овчарне стерегут скот и по зову хозяина бегут ему в услужение. Скотом же людей нарекли. Да не всякий баран или овца будет смирно стоять, покуда с них стригут шерсть…
Отец Павел не пытался прервать своего собеседника. Если бы мог, он бы зажал уши руками, но тело не слушалось. Старик мог только сидеть и внимать странным и страшным речам молодого человека.
Но Димитрий вдруг замолчал и будто к чему-то прислушался. С улицы не было слышно ни звука, но Гость сидел настороженно и неестественно прямо, будто в любой момент могло случиться что-то неожиданное.
Некоторое время тишину нарушало лишь шипение и треск догорающей церковной свечки. Потом внезапно хриплым и голосом, непохожим на тот, молодой и яркий, Димитрий спросил:
-Благословишь ли ты меня, отче?
Священник вздрогнут, выходя из оцепенения, в которое его ввергло все происходящее. В словах и интонации ему послышалась почти неприкрытая угроза, обещание чего-то и будто затаенная, практически угасшая надежда, мольба…
-Как я могу? – наконец одними губами произнес отец Павел и повторил пугливым полушепотом, больше похожим на плач: – Тебя? ТЕБЯ?!..
-МОЖЕШЬ!
Пламя свечи дернулось и погасло, когда Димитрий резко встал, с грохотом опрокинув тяжелый стул. Келья мгновенно погрузилась во мрак.
-Можешь…
Через маленькое окошко под самым потолком пробивался тусклый свет месяца и звезд. Скоро должен был заняться рассвет.
-Можешь… - в третий раз сказало что-то во тьме, и послышался скрип дверных петель. – Но, я вижу, что ты уже сделал свой выбор.
Священник попытался вздохнуть, но что-то больно кольнуло в груди.
-Я не виню тебя, старик. Иди.
Губы уже почти не слушались:
-Прости меня…
-Ничего, иди уже.
Отец Павел выдохнул и последним усилием закрыл глаза.
-Иди к Нему…
