Глава 2 Римусу было как-то неудобно признаться себе, что он, проверив все конспекты и наведя порядок в классе, теперь просто сидит и ждет мисс Лавгуд, отрешенно рисуя непонятные узоры на пергаменте. Маленькие часики на учительском столе показывали шесть вечера, и за окном уже смеркалось. Растущая луна неприятно светила в окно, словно напоминая о том, что до полнолуния осталось меньше недели. В классе совершенно стемнело, исключая лунную дорожку, прошедшую аккурат возле стола учителя. Римус поерзал на стуле, но все-таки задернул тяжелые гардины и зажег свечи по стенам, после чего в кабинете сделалось гораздо уютней.
Стрелки на часах уже указывали половину седьмого, когда Люпин, уверяя себя в том, что девочка просто забыла об обещании придти, собрался уходить. Он даже потушил настольную лампу, когда раздался знакомый тихий стук – теперь Римус не сомневался, что это Луна, – и на пороге появилась девочка.
- Доброй ночи, профессор. - Люпин повел плечами. Его следующие несколько ночей, проведенные сначала в горячей постели, а неделю спустя в лесу, среди призрачных очертаний деревьев, вместе с глубоким чувством презрения к себе, трудно было назвать добрыми. Он кивнул Луне, возможно, несколько более снисходительно, чем намеревался.
- А вы знаете, мисс Лавгуд, древние люди думали, будто мир стоит на большой черепахе.
- Вот как? Какие глупые люди, разве может черепаха выдержать целую планету?
Римус улыбнулся, уже почти дружелюбно и не свысока.
- Вот, посмотри, тут все нарисовано. - Он постучал кончиком палочки по карте, расстеленной на первой парте.
- Ух ты! Какая замечательная черепаха! – Люпин достал из шкафа тарелку с двумя кусочками шоколадного пирога, заблаговременно принесенного с обеда.
- А вы видели, какие у нее добрые глаза? – Римус с тарелкой в руке остановился, не дойдя до стола несколько шагов, и постарался не рассмеяться.
- Нет, как-то не замечал.
Луна оглянулась, откинула с лица прядь волос и посмотрела прямо на профессора в привычной для нее манере – прямо в глаза, будто не понимая, что таким взглядом может смутить кого угодно, будь то ее сокурсник или преподаватель.
- Ну что, Луна, пирог будешь?
- Буду, - с готовностью сказала девочка.
- С морсом?
- Можно и с морсом, - спокойно ответила Луна, подмигивая черепахе.
Темно-коричневые, пахнущие орехами и шоколадом, крошки покрывали стол Римуса, форменную юбочку Луны и, кажется, рефераты второкурсников.
- А вы знаете, мой папа говорил, что раньше люди считали, будто мир стоит на трех китах, а про вашу черепаху ничего не говорил.
- На китах? Занятно, - отозвался Люпин, скорее для того, чтобы поддержать разговор.
- Вот я думаю, а бывало ли, чтобы киты ссорились? А может, все землетрясения от того, что они, сердясь друг на друга, бьют хвостами по воде…
- Ммм… - Римус не нашел, что на это сказать, и отхлебнул морса.
- А вы знаете, профессор, в горах, окружающих Черное озеро, спрятаны каменные великаны, которые сами по себе оживут, когда Хогвартс будет в максимальной опасности.
- Так ты считаешь, в прошлом году Хогвартс не был в опасности? Почему тогда твои великаны не ожили? – усмехнулся он.
- Значит, будут времена и похуже, - спокойным голосом подытожила Луна и откусила еще немного пирога.
В голову тут же в неотвратимой последовательности потекли мысли, которые Римус старался не трогать - воспоминания двенадцатилетней давности. Перед взором уже явственно стоял бесцветный ноябрь 1981, с его смертями, ужасами бессонных ночей, невыплаканными слезами в воспаленных глазах. Короткое, какое-то неправильное прощание с Сириусом вспоминалось особенно остро – потухший взгляд друга, вмиг постаревшего и ссутулившегося, вселял непередаваемую тоску, страх за него и за себя, за весь Волшебный мир. Давящей мыслью скользнуло перед глазами кладбище Годриковой Лощины, спокойные деревья без листвы, застывший воздух, далекие, словно через вату звучащие слова Дамблдора, и опять спазмы сжимающей тоски, комок в горле, красные от бессонных ночей глаза, замерзшие руки. А потом поднялся сильнейший ветер, пронизывающий насквозь шерстяную мантию, выдувавший душу и, как ему тогда казалось, грусть. Именно казалось, потому что неделями и месяцами слоняясь по захламленному дому, он мучительно думал, что Лили и Джеймс уже отделались, а ему надо выживать, и мысли неправильностью и абсурдностью дарили какое-то сумасшедшее чувство, которым и началось становление его как нового человека. Когда спустя время он, почти оправившийся от потери друзей, воспроизводил в уме именно те туманные месяцы, обрывочно втоптанные в память, осознание близости помешательства пугало точно так же, как и заклятие, пролетевшее мимо, когда сердце замирает, и только от мысли о последствиях дурнеет и даже не выходит радоваться благополучному исходу, так все еще до дрожи страшно. Времена страшнее пережитых вряд ли настанут…
Из задумчивости его выдернул гулкий в пустом помещении голос Луны, но, чуточку пребывая в прошлом, он не разобрал, что она произнесла.
- Меня тоже иногда очень увлекают мои мысли. - Луна улыбнулась. - Иногда даже на уроках я сижу и думаю о всяких вещах. Например, витражные окна, в них будто каждое стеклышко живет своей жизнью, а вместе они составляют волшебную вселенную света, красок. Вы замечали?
Римус покачал головой, подавив зевок. Луна замолчала, полностью погружаясь в себя, что можно было понять по ее прикрытым глазам и легкой улыбке, затронувшей лишь краешек губ.
- Профессор, вы тоже часто бываете рассеянным, да? – Люпин так не считал, но качнул головой, и трудно было сказать, соглашается он или нет.
- Я знаю одно чудесное средство от рассеянности, моему папе, к примеру, очень помогает…
- И какое?
Луна сморщила нос и прикусила губу.
- Я забыла, но оно лежит у меня в сундуке, я посмотрю и скажу…
За массивной дверью в коридоре с глухим стуком свалились доспехи, которые, впрочем, падали не реже раза в неделю, причиной чему был кривой постамент, и Римус, по привычке легко вздрогнув, поднялся и быстро пересек класс. Луна двинулась за ним, последний раз глянув на карту и допивая остатки морса.
Римус с досадой подумал, что если Луна не воспользуется возможностью уйти в свою башню сейчас, то остаток вечера он, вполне вероятно, проведет в кабинете, слушая о выдуманных существах и пожевывая приторно-сладкий пирог. Луна же, словно прочтя его мысли, задержалась у доспехов, задрав голову и заглядывая под шлем, в то время как Люпин подошел к двери.
- Счастливо оставаться, профессор, - произнесла она тихо, наматывая на волшебную палочку пепельную прядь волос. Римус кивнул и вернулся в кабинет, все еще хранивший особое волшебство этой девочки, пока не ощутимое, но точно существующее.
