Глава 2Кошке проще всего быть матерью. Полтора месяца – и сразу четверо-пятеро отпрысков. А еще годик – уже бабушка. Общественная задача выполняется с колоссальной экономией времени.
Джейкоб Джонсон, многодетный отец.
По возвращении в «Нору» Анжелина и Джордж до обморока напугали ее обитателей своим видом вырвавшихся из Аида. Джонсон видела себя со стороны грудой битых черепков, подобно той, в которую за год превратилась вся посуда в доме Лонгботтомов. Но, так или иначе, не уставала благословлять день, когда решилась выманить друга из дома. Затворничество стало для него хинным порошком, сумевшим излечить лихорадку вернее хлопотливого кудахтанья и бессмысленных попыток подбодрить.
Теперь каждый раз во время обеда они с миссис Уизли устраивали вокруг Джорджа ритуальные пляски, уговаривая съесть «еще малюсенький кусочек», словно откармливали гуся к Рождеству.
Обустраиванием будущего супружеского гнездышка близнец-одиночка занялся самостоятельно. Гнездышком должна была стать та комната, в которой они с братом жили столько времени. Прежде всего он безжалостно искоренил в ней то, что напоминало о Фреде. Одежда, стопки исписанного пергамента, альбомы, мелкие безделушки и тысяча разных разностей погибла в огне.
- Это же память! – попыталась воспрепятствовать ему Анжелина.
- Память? – Джордж вздернул бровь. – Это барахло? Ты полагаешь, что без него я в считанные минуты забуду о Фреде? Моя память со мной, ее не надо ничем подкреплять.
Он пощадил только три вещи, принадлежавшие брату. Красный шерстяной шарф невероятной длины, в который замечательно было кутать нос, скажем, когда приходилось тренироваться зимой.
Фотографию, сделанную незадолго до памятного бегства из Хогвартса: Фред и Джордж сидят по-турецки под раскидистым дубом, высовывают языки, строят рожи в обычной милой манере.
Сухой и хрупкий кленовый лист. В свое время он, один их сотен других листьев, тронутых желтизной бросился близнецам в глаза, такой первозданно зеленый. Братья пожалели его и унесли из-под дождя в теплый дом. И хранили все это время залогом милого детства, когда жалеешь даже неживые предметы.
Джордж учился жить один, как человек после комы заново учится говорить, есть, одеваться.
Джордж сдерживался, когда хотелось полуобернуться, что-то рассказывая.
Джордж бросал вредную привычку слишком часто говорить «мы» и вводил в речь столь редкое доныне местоимение «я».
Каждый такой маленький шаг давался ему с непосильным трудом. Но зато жизнь постепенно начала входить в мирное русло. На свадьбе Джордж впервые после смерти Фреда рассмеялся. Анжелина, та просто ревела от счастья, как дура.
Вскоре после свадьбы состоялось долгожданное открытие «Ужастиков Умников Уизли». Для всех это стало своеобразным знамением: если веселый магазинчик близнецов снова распахнул двери, значит, дыши ровно. Вторым Умником пришлось стать Рону, и он взялся за дело с невиданным рвением.
Беременность Анжелины стала апофеозом торжества радости над скорбью. Казалось, наступил благоприятный момент, чтобы прервать цепь треволнений, бодро сменяющих друг друга, и воздать должное отдыху.
Например, завалиться на все девять месяцев на тахту с подушкой под поясницей, только и делать, что листать любимые книги и покидывать в рот виноград. Но та же самая судьба, на которую юная Анжелина легкомысленно возложила решение вопроса о поклонниках, теперь снова показала подопечной, как глупо заниматься планированием.
Для начала, мистер и миссис Уизли (первая пара) уехали погостить к родственникам. Справедливости ради стоит отметить, что Анжелина сама насоветовала это свекрови, которая жаловалась на усталость и вконец расшатанную нервную систему. Насоветовала на свою голову, тоже мне, крупный специалист в области неврологии. Вместе с Молли в каминную сеть высквозило тахту, и подушку, и книги, и виноград, и сон до десяти утра. Фигурально, конечно, выражаясь, но легче не становилось. На хрупкие плечи будущей мамы упал небесный свод домашнего хозяйства. Семья была большая, хотела есть не по одному разу в день и мусорила с великой охотой.
Допустим, Билл с супругой и ребенком временно поселились у родителей Флер. Допутим, и Джинни числилась за конторой Уизли лишь номинально. Три четверти своей молодой жизни она проводила в доме на площади Гриммо, в компании одного скромного героя. Такое положение вещей, между прочим, не вполне устраивало миссис Уизли-самую старшую. К счастью влюбленных, Молли всегда считала Гарри человеком без единого недостатка, теперь же, когда его чело венчали невидимые лавры победителя, она вовсе не решалась возражать.
Рон скорректировал ситуацию, вслед за братом опутав себя узами брака. Честь стать миссис Уизли № 4 выпала Гермионе Грейнджер (кто бы удивился!). Именно она, к слову, должна была стать поддержкой и опорой Анджелине, по идее Молли. Но мать многочисленного семейства не учла того, что такая прагматичная девица, как Гермиона, столкнувшись с такой романтичной вещью, как супружество, через месяц все еще смотрит на мир сквозь фату. А посему берет в голову столько глупости, сколько туда влезает. На данном этапе Гермиона была способна только разгуливать по дому в белом платье, петь, составлять букеты и писать в саду весьма неэстетичные пейзажи. Заставлять ее сейчас заниматься сколько-нибудь полезным трудом – все равно, что лить воду в прохудившийся котел. Да и не хватало у Анжелины окаянства топить новоиспеченную жену в грубом быте. Розовые очки сами рано или поздно рассыплются.
Рассыплются - не рассыплются, но… Джордж плюс Перси плюс Рон плюс Гермиона, все они требовали заботы, ласки и стакан горячего молока на завтрак. О какой тахте могла идти речь?
Понимаете теперь, что Джордж со своими свежими идеями насчет рождения детей пришелся как нельзя к месту. Если ребенок хочет сову, ко Дню рождения он доведет родителей до нужной кондиции, когда они будут готовы купить ему хоть горгулью. Если муж хочет близнецов – будьте покойны! – он якобы случайными оговорками и ненавязчивыми, но красноречивыми намеками проймет вас до самых печенок. Но ведь не зайдешь в магазин, не попросишь: «Заверните мне воон тех двух малышей, пожалуйста», не принесешь домой в коробке с ленточкой! Анжелина начинала просто какой-то неполноценной себя чувствовать из-за неспособности повлиять на собственный организм. А может, все-таки способна? Не зря же Джордж просвистел ей уши!
Для очистки совести женщина каждый день по пятнадцать минут перед сном сосредоточенно думала о близнецах. Она представляла их, маленьких, умильных, огнеголовых, как у них появятся первые зубки, какие будут их первые слова, какими умненькими вырастут эти мальчишечки – на радость маме – и проказливыми – на радость папе.
Аутотренинги привели только к тому, что близнецы проникли и в Анжелинины сны. Дети взрослели прямо на глазах, становясь невероятно похожими на легендарных братьев и делясь словно амебы. Дом, улицы, Хогвартс – все было запружено близнецами. Когда десятая пара со сладкой улыбкой принялась потчевать профессора Флитвика Икотными ирисками, бедная миссис Уизли не выдержала. С криком вскочила она на кровати и открыла глаза.
Часы сонно тикали. В окно тихонечко постукивала ветка. Блаженное безмолвие. Лишь Анжелина пялилась в темноту и тяжело дышала – разумеется, ей больше нечем заняться!
Всегда чутко спящий Джордж мигом приподнялся на локте:
- Анж, тебе нехорошо?
- Мне? Мне нехорошо?! Мне плохо!!! Ты доконал меня своими близнецами! – со злости Анжелина довольно чувствительно ткнула супруга кулаком в плечо. Ей хотелось произнести гневную обличительную речь, но из пересохшего горла вырвался один жалостный клекот.
- Тебе воды дать? - мирно спросил Джордж, отводя ее руки.
- Не надо! Сама возьму. – Анжелина безуспешно зашарила по тумбочке в поисках волшебной палочки, которая, очевидно, опять затерялась с концами. Воленс-ноленс пришлось встать и босиком идти на кухню (тапки утерялись вслед за палочкой), предварительно грозно заявив Джорджу: «Я тебе устрою!» Как и следовало ожидать, сзади зашлепала еще одна пара босых ног: Уизли мнительно следовал за женой. Вероятно, проследить, чтобы она действительно чего-нибудь не «устроила».
Пока Анжелина жадно пила воду из кувшинчика, Джордж смотрел и машинально потирал рукой искалеченное ухо. Из-за этой травмы приходилось носить длинные волосы, дома стягивая их в хвостик – короткий, куцый и смешной. Во взгляде, что угодно, кроме вины. Вот хитрый паршивец!
Cамое забавное в близнецах…в Джордже, что он никогда не станет взрослым. Никогда , он из тех людей, которым и в семьдесят дают семнадцать.
Когда вы были несознательной первокурсницей, неужели не грезили о каком-то Прекрасном Принце курса этак с третьего? И неужели не вышибало слезу, когда вы встречали его много лет спустя? Черты лица огрубели, словно все прошедшее время каменели под толщей земли. Щеки он прилежно надувает и кашлянуть боится, чтобы не уронить свое ДОСТОИНСТВО (слово, выбитое у него на лбу, как эпитафия). А уж откроет рот… Одно слово: Силенцио.
Джорджа миновала столь пленительная перспектива. Он – вечный подросток, что неистребимо. Его заживо сожгли в прах и пепел – он возродился словно птица Феникс. Он улыбался через силу, смеялся сквозь слезы и – опять-таки как птица: со сломанным и сросшимся крылом – вспорхнул, вспорхнул, вспорхнул и взлетел.
У него потрясающие глаза. Потрясающе золотые, потрясающе прозрачные. Без дна. Без-дна. Бездна. Сердиться на человека с такими глазами низко.
Жажда и ночное бдение из кого угодно сделают философа.
***
Душа требовала выплеснуть наболевшее на любого, кто согласится быть облитым. Доброй советчицей могла бы стать Джинни, которая понимала своих братьев так же ясно, как Анжелина – своих. Но выловить Джинни из бурного потока жизни не представлялось возможным, пока она сама не всплывет на поверхность. Миссис Уизли далеко, ну не с Перси же секретничать. Остается одно…
Анджелина на мгновение замерла с колотушкой для отбивных в руке и быстро глянула на Гермиону. Та подравнивала ножницами букет и пела. Она пела целый месяц без умолку. Анджелина подозревала, что золовка и во сне напевает. Ладно, пусть ее. Скоро очарование пройдет, Гермиона устроится на скучную работу в дурацкое Министерство и будет чахнуть от пыли и постных лиц. Фу, какие глупости! Старик Джонсон правильно воспитал дочь. Ее – дудки! – ни за какие пряники не заставишь идти работать.
- Гермиона! – решилась Анжелина наконец.
- Да. Чего ты хочешь? – ответ девушка переложила на мотив какой-то фривольной песенки.
- Мне надо с тобой СЕРЬЕЗНО поговорить, - интересно, поможет ли сделанный на слове «серьезно» акцент?
- Я слушаю, - для приличия жена Рона сменила мелодию на героическую балладу.
- Мне надо с тобой посоветоваться насчет семейной жизни.
В десятку! Гермиона мгновенно напустила на себя важность, составила ноги коленка к коленке и чинно сложила руки. Даже в глазах что-то нормальное появилось.
- Говори.
- Говори! Да я вся киплю! Честное слово, хочешь нахлебаться горя – свяжись с мужиками. С четырьмя из них я до 11 лет делила кров! Но ничему-то меня жизнь не учит!
- Анжелина, ты кряхтишь, как старая ведьма.
- Ты бы тоже закряхтела, если бы услышала, о чем мне вещает этот стерва-Джордж!
- Анжелина! – Гермиона укоризненно покачала головой. – Что за вульгарные выражения! Говори толком, у меня тоже дела есть!
- У нее дела! Какие, к примеру?
- Какие… Такие! Всякие.
- Ерунда! Послушай же меня! Ты умная, ты в школе хорошо училась. Скажи, как вылечить человека от близнецовой горячки? Я поставила такой диагноз Джорджу. Он доведет меня до судорог!
- Джордж или диагноз?
- Оба вместе. Нет, сначала я старалась обратить дело в шутку. Потом сердилась. Теперь я в отчаянии! Что если Джордж не будет любить нашего ребенка из-за того, что он не близнецы?
- Не глупи, Анжелина! – Гермиона рассеянно махнула рукой. – Насколько я знаю Джорджа, он не сделает ничего подобного. Всего-навсего безобидные предотцовские рефлексии.
- Ха! Надо будет сказать моему благоверному, что у него …рефлексии.
- Я не шучу. Но в одном ты права. Стоит поговорить с ним, объяснить ситуацию.
- Объяснить? Объяснить Джорджу – проще покрыться мхом от макушки до пяток.
- Анжелина! Прости за прямоту, но ты, взрослая женщина, без пяти минут мать…
- Без четырех месяцев, - сварливо заметила взрослая женщина.
- Хоть без трех, - гнула свое подруга. – Ты больше похожа на малолетнего сорванца из Хакни. И внешним видом, и манерами, и речью. Поэтому не жалуйся на мужа – вы идеальная пара.
Веселые дела. Пришла за советом, а получила отповедь. И от кого? От мадам, которая младше ее на два года, к тому же и в мадам-то недавно превратилась из мадемаузели.
- Знаешь что? – Анжелина с независимым видом сунула руки в карманы просторного трикотажного платья – Поосторожней со сравнениями. Если угодно, я родилась и выросла в Хакни. И ничего, как видишь.
Насладиться смущением золовки сполна, к сожалению, не удалось: стрелки с именами «Рон» и «Джордж» переместились на отметку «дома» и снизу послышался протяжный призыв:
- Гермио-о-на-а!
Все. Серьезной беседе пришел конец. С Гермиониного лица в момент смыло признаки разума, как у кошки, которой сунули под нос пузырек с валерьянкой. Она цапнула букет и, прискакивая, устремилась вниз с томным: «Ро-он!». Откуда что берется?
- Анжели-и-на-а! – вторил другой голос, нарочито изломанный.
- Очень смешно, Джордж. Извини, я не запаслась букетом, и прыгать в моем положении затруднительно.
- Очень скверно! Люди должны любить друг друга так, чтобы со стороны было видно. – Джордж явился и выглядел как всегда донельзя расхристанным: мантия распахнута, волосы взлохмачены, за ухом обгрызенное перо. Типичный директор.
За ним рисовались трогательно прильнувшие фигуры Рона и Гермионы, вдвоем держащихся за букет. Хоть уменьшай заклинанием и сажай на торт.
«Ох уж эти роковые Уизли, - подумалось Анжелине. – Если даже умничке Грейнджер так снесло крышу, что взять с меня, малолетнего сорванца из Хакни? Мы, женщины, вообще жутко нетребовательны. Отвечаем на «да» на предложение руки и сердца, начинающееся со слов « Анж, знаешь, что я придумал?»
- Впрочем, я знаю безотказный способ проверить твои чувства, - продолжал разглагольствовать муж, принюхиваясь.
- Что за признак?
- Рисовый пудинг.
- Пардон?
- Рисовый пудинг. Его у нас никто терпеть не может. Кроме меня и… Кроме меня. Пока ты готовишь рисовый пудинг, я не усомнюсь в твоей любви.
Спорим, дедукцию придумали мужчины?
