Глава 1Иван тяжело поднялся с дивана, прошаркал на кухню. С каждым днем он чувствовал себя все хуже и хуже: из-за слепой ненависти народа он почти потерял зрение, оттого что люди забыли о своей истории, открылись и закровоточили старые раны.
Каждый шаг давался с трудом. Повязка на груди опять пропиталась кровью. Иван добрел до шкафчика с аптечкой – бинты кончились. Ну что ж такое-то сегодня!
Альфред собрал Мировой Союз, куда вошли все, даже Беларусь. Отказались только Брагинский и Скотт Керкленд, отделившийся от брата, проклянувший Америку с его идиотскими идеями и вообще пославший всех куда подальше. Кроме своего неожиданного союзника – России.
- Хреново выглядишь, друг! – шотландец помог Брагинскому затянуть перебинтованные руки в перчатки и застегнул ему шинель: Иван не хотел, чтобы кто-то из Мирового Союза видел его слабость.
Последний визит Скотта затянулся почти на неделю – и Брагинский ожил. Даже нашел в себе силы сходить на последнее собрание, где и заявил о своей полной автономности.
Но теперь Скотт в Эдинбурге, на полную катушку укрепляется, а Иван остался один на один с нефтью и озлобленным восставшим народом.
Шум за окном отвлек Брагинского. Он выглянул во двор: подвыпившая компания студентов хоккейной клюшкой разбивала его машину. Иван прислушался к себе – ничего. Ни раздражения, ни злости, вообще никаких чувств.
Брагинский попытался вздохнуть и не смог. Легкие как будто закрылись резиновой пленкой, стало вдруг так холодно, как будто Иван нырнул в ледяную воду. «Умираю?» - вяло подумал он, заваливаясь назад.
Последнее, что он почувствовал, - как его подхватывают чьи-то горячие руки, щеку обжигает рваное дыхание, а голос неизвестного ругается по-немецки.
Очнулся Иван в темной комнате, остро пахнущей сладкими духами. Этот запах, шелковые простыни и балдахин уверили его, что он не дома.
Воспаленные раны кто-то залечил, кровь больше не текла, а потянувшись, Россия понял, что больше не испытывает боли, только страшную слабость. Даже зрение вернулось. Иван с детским восторгом уставился на свои руки, которые больше не напоминали раздутые резиновые перчатки, а были такими же, как прежде, до болезни.
Но кто же ему помог?
«Это, наверное, Скотт, - решил Иван и тут же возразил сам себе. – Нет, Скотт не знает немецкого. Людвиг? Даже смешно. Гилберт мог по старой памяти, но…»
Дверь распахнулась. На пороге стоял Скотт Керкленд собственной персоной.
- О, ты уже проснулся? – Скотт подошел к Ивану, положил руки ему на плечи, заставил лечь. – Тебе еще рано садиться, вот температура поднялась, - он прижался прохладными губами ко лбу Брагинского.
- Ты не он, - прошептал Иван, проваливаясь в забытье.
Скотт улыбнулся, поправил на России одеяло, присел возле постели в нечеловеческой, собачьей позе.
Иван периодически приходил в сознание, но ненадолго. И каждый раз он видел над собой обеспокоенное лицо Шотландии и с болью понимал, что перед ним не Скотт, а кто-то другой, умело притворяющийся его другом.
Русский народ быстро сообразил, что что-то не то.
- Вы убили страну, - новый лидер говорил в полной тишине. – Своей ненавистью и неблагодарностью.
Люди стали потихоньку исправлять то, что наворотили за последние годы: восстанавливать памятники, вспоминать традиции. Народ понял, что как бы трудно ни жилось, это их страна, их Родина, и предавать ее – высшее бесчестие.
Иван чувствовал это. Сердце его, молчавшее столько лет, вновь забилось ровным стуком миллионов сердец.
Окончательно Брагинский пришел в себя после Девятого Мая.
- Кто ты? - спросил Иван, когда Скотт пришел сменить ему повязки.
- Я тебя поймал, ты головой вроде не ударялся, - пожал плечами шотландец. – Я Скотт, забыл, что ли?
- Скотт другой, - заявил Брагинский. – И он скорее Альфреду Эдинбург подарит, чем так оденется, - Иван выразительно посмотрел на обтягивающие брюки Скотта.
- Так и знал, что в какой-нибудь мелочи проколюсь, - вздохнул «Скотт». – Это ж надо же, так глупо.
- Что со Скоттом? – спросил Брагинский, садясь на кровати. – Кто бы ты ни был, если с ним что-то произошло, я тебя по стенке размажу.
- За это я и люблю тебя, Ванечка, вот уже сколько лет, - «Скотт» покачал головой. – Все с ним нормально, он даже не знает.
- Кто ты?
- Ай-ай, не узнал старого друга! – огорчился «Скотт», тряхнул головой, и волосы его удлинились, потемнели и больше не торчали в разные стороны; лицо похудело, вытянулось, заострилось, сверкнули красные гласа, уголки черных губ расстроенно опустились.
Брагинский закрыл лицо руками.
- Только не ты!
Рейх недовольно оглядел свою одежду, миг – и он в любимой форме офицера СС.
- Ну зачем же так сразу, Ванечка. Я тебя, между прочим, спас.
- Глаза б мои тебя не видели.
- Ванечка, - Рейх присел на край кровати, обнял Брагинского. Как ни старался Иван вырваться из железной хватки фашиста, ему это не удалось. – Позволь мне помочь тебе. Америка создал Мировой Союз, они тебя хотят уничтожить! Я не могу этого позволить.
- Сам меня убить хочешь, демон? – глухо спросил Брагинский.
- Ну Ваня, ну как так можно? Я понимаю, у нас были в прошлом небольшие разногласия, но как там у вас говорится? Кто старое помянет тому глаз вон?
- А кто забудет, тому оба.
- Нам дан шанс на прощение, Ванечка, - горячо шептал Рейх. – Я хочу помочь, хочу искупить свой грех! Позови меня – и все сразу станет как в раю! Плохой пример, но как я возвеличил Германию!
Рейх отпустил Брагинского и взволнованно зашагал по комнате. Иван молча слушал.
- Я сделал его властелином. Его боялись все, пусть и не признавались. Даже ты. А что сделал этот глупый мальчишка? Дал по тормозам в самый ответственный момент!
Иван вздернул одну бровь: Рейх, видимо, забыл, что «самый ответственный момент» - это был последний шаг Людвига убить его, Брагинского.
- А Наполеон? Жалкий идиот, никогда меня не слушал! Говорил я ему, не надо было идти на Москву!
Россия подобрался: Рейх потерял бдительность, забыл, что он не один.
- Нерон был моим любимцем! Какой характер, какая фантазия! Александр Македонский тоже всегда меня радовал, особенно когда убил этого нытика Клита. Но ты, - Рейх повернулся к Ивану. – Я никогда не мог тебя понять, сколько тебя не гнобили, ты восставал всегда сильнее, чем был! Но сейчас, - отрывистая речь вновь полилась песней, - ты бессилен, Ванечка. Признай, моя помощь нужна тебе.
- Признаю, - согласился Брагинский.
Рейх ахнул, просиял, кинулся к Ивану, схватил его за руки, прижался губами к его запястью. Он даже говорить не мог от восторга: лелеемая многие года мечта наконец сбылась.
- Твоя помощь мне действительно нужна, но, - Иван с отвращением посмотрел на Рейха, - я никогда к тебе за ней не обращусь.
Он резко рванулся из рук Рейха, так, что тот упал на пол.
- Отойди от меня, сатана. Ты такое уже слышал, не так ли?
Губы Рейха задрожали. Иван, превозмогая слабость, слез с кровати и пошел к двери.
- Не уходи! – Рейх бросился за ним. – Мы опять окажемся по разные стороны баррикад! Я не смогу тебя убить!
- Кому ты врешь? – спросил Брагинский, не оборачиваясь.
- Не-ет!! – взвыл Рейх, падая на колени посреди комнаты. От вопля демона потрескались своды, начали обваливаться стены. «Вот и умру» , - Иван перекрестился и закрыл глаза.
Грохот стих. Иван осторожно открыл один глаз. Перед ним стояла…
- Мама! – Иван бросился к высокой женщине, обнял ее. Киевская Русь погладила сына по седым волосам.
- Ты держался как герой, Ваня.
- Герой? – усмехнулся Брагинский. – Меня демон по кускам сшивал, а я герой?
- Тебя исцелила любовь твоего народа, демон тут ни при чем, - Русь заглянула в глаза сына. – Домой?
Иван улыбнулся и кивнул. Домой.
Глава Новой России вскочил из-за стола и бросился к не пойми откуда взявшемуся Брагинскому.
- Вы вернулись, вернулись! Мы так ждали вас, мы не верили, что вы можете умереть!
Иван улыбнулся матери, которую видел только он.
- Да, я вернулся.
На конференции Мирового Союза Рейх скучал.
Слушать Альфреда было еще хуже, чем Гитлера: та же мешанина непонятных призывов и воплей, но незабвенный фюрер во время речи хотя бы не жевал беспрерывно.
Кстати, о фюрере. Людвиг узрел давнего знакомого, схватил Италию и смылся. Узнав о том, что Германия в прямом смысле сбежал из Союза, Гилберт промыл мозги Испании, и вместе они сумели вытащить Франциска.
Тотчас же США объявили о том, что защищать их ни от кого не будут и выразительно кивнули на известную 1/6 суши, обведенную красным маркером. Людвиг мобилизовал все население, готовясь пасть, защищая Рейхстаг от северо-восточного варвара. Еще бы, Альфред ведь говорил, что Россия собирается восстановить СССР, и мало никому не покажется, и Людвигу в первую очередь. По праву «давнего друга».
Варвар лишь осведомился, нужна ли Людвигу нефть, и если да, то по какой цене. А от торговых отношений и до союзничества недалеко. Франция заменил Артура Скоттом, стал доставать его, схлопотал по шее и угомонился. Испания снабжал Россию помидорами и верил, что ему помогут.
Рейх скучал. В Альфреде ни ума ни фантазии, одни амбиции. И кока-кола.
То ли дело Брагинский… о, с ним бы Рейх всех поставил на колени…
Скромный стук прервал мечты Рейха. На пороге стоял Брагинский.
- Уходи отсюда, ты не входишь в Мировой Союз! – возмутился Англия.
Россия не обратил на него никакого внимания.
- Соединенные Штаты Америки, я объявляю вам войну.
И ушел.
Альфред растерянно повернулся к Рейху.
- Что делать будем?
- Не знаю, - пожал плечами Рейх. – Это тебе войну объявили, а не мне.
- Но ты…
- Что я? Я – ничего. Точнее, ничто. Меня нет, - Рейх растаял в воздухе.
«А это мой прощальный подарок. Награда за те часы, что я провел, слушая твой бред про инопланетян», - Рейх запустил вирус в базу данных Пентагона.
Когда Альфред нажал красную кнопку, запуская ракеты на Москву, на экране высветилась надпись: «Adieu, mon ami. Le spectacle est fini. Le rideau»
Америка не знал французского, но все равно понял.
Установки молчали.
Русские ракеты летели на Вашингтон.
« - Тебя запомнит весь мир! – Рейх крутанул глобус. – Представь себе: ночь, звездное небо и ракеты летят в сторону столицы одного из величайших государств! Стирают ее с лица земли! Великая нация уничтожена, унижена, раздавлена!»
Тогда Америка думал, что Рейх говорит про Россию. Теперь все встало на свои места.
Рейх поправил фуражку, вздохнул. Пора в Москву, у него еще есть один шанс заполучить Россию.
Хотя что-то ему подсказывало, что эта затея безнадежна.
Но ведь стоит попробовать, верно?
Adieu, mon ami. Le spectacle est fini. Le rideau. - Прощай, мой друг. Спектакль окончен. Занавес.
