Глава 1Китнисс вяжет узлы и чувствует, что горит.
Кругом неё полыхает огонь, который она сама и разожгла. Она бежит сквозь кустарники, огибает деревья, уворачивается от огненных шаров и желает одного — прекратить это. Китнисс не хотела — правда не хотела — всего произошедшего. Лицо революции, девочка-уголь, которая распалила праведный гнев Панема и вызвала его жителей на войну. Она не понимает, как это произошло, в какой момент всё вышло из-под контроля?
— Прекрасный новый мир, не правда ли? — говорит президент Сноу и поправляет белую розу в лацкане пиджака.
Китнисс не отвечает. Вокруг неё воздух заполняется гнетущим ароматом цветов и крови. Она представляет язвы во рту президента, его полуразложившийся язык и морщится. Старается не дышать, но запах проникает в кожу, впитывается в неё, будто в губку, и отравляет сердце.
— Хотя я думаю, могли бы что и получше придумать. Но их идея последних Голодных Игр просто потрясающая! Я преклоняю голову.
— Их не провели, — отвечает Китнисс, не отрываясь от верёвки.
— Проведут. Это дело времени, вот увидите. Всё возвращается на круги своя, Китнисс Эвердин, но вот вопрос: найдётся ли ещё одна такая же дура, как вы, чтобы попытаться всё прекратить?
— Найдётся, — огрызается Китнисс.
— Я в этом сомневаюсь. Люди глупы, да, и запоминают лишь отдельные моменты истории. Но то, что совершили вы, не забудет никто. И сейчас это отнюдь не комплимент.
— Спасибо.
— Мисс Эвердин, — смеётся президент Сноу. Китнисс на мгновение хочет заглянуть ему в рот, чтобы убедиться в своих подозрениях, но сдерживается. — Вы так ничего и не поняли в устройстве этого мирка. Меня нет. Койн нет. Но разве что-то изменилось?
Китнисс делает глубокий вдох и еле сдерживает тошноту. Полузатухшие угли внутри неё, подпитанные благоуханием роз, разгораются и жгут ненавистью, как раскалёнными иглами.
— Зачем вы приходите ко мне? Вы умерли, вас нет, — Китнисс продолжает крутить верёвку.
— Умер? Вот как, — удивлённо говорит президент Сноу. — Что же я тогда здесь делаю?
Китнисс чувствует, что ещё немного, и она сгорит дотла. От неё не останется ничего кроме запаха роз и крови.
Китнисс вяжет узлы и слышит свист летящей стрелы.
— Ты уверена, что с моей сестрёнкой всё в порядке? — в который раз спрашивает Катон и кривит то, что когда-то было губами.
У него почти нет лица, вместо кистей рук пара обрубков, цело лишь тело, до сих пор закованное в тонкую кольчугу. В шее торчит стрела Китнисс.
— Надеюсь, она не видела, как меня переродки грызли, жуткое, наверное, зрелище было. Сам как вспомню, тошнить начинает. Зато шоу удалось! Эх, жаль, что сглупил и не смог убить тебя ещё тогда, на дереве. Очень зря.
— Я тоже так думаю, — отвечает Китнисс, старательно не глядя на Катона.
Вокруг неё летают стрелы, и раздаётся простенькая четырёхнотная песенка Руты. Всё в порядке?..
Все хотят её убить, Китнисс слишком многим перешла дорогу, чтобы вот так спокойно продолжать жить. Первая стрела входит точно между рёбер. Боль сильная, пронзительная, никак не проходящая. Вторая стрела впивается в солнечное сплетение. Китнисс сбивается с дыхания.
— Глупо вышло. Я должен был победить, к этому ведь шло. Где я допустил ошибку?
— Ты сам всё знаешь. Я не хотела.
— Вот не надо сейчас, не хотела она. Все всё хотели. Это ты можешь другим рассказывать, как сложно кого-то убить и как тебе, на самом-то деле, хотелось быть пушистым котёнком. Но я тоже там был, Китнисс, меня не проведёшь. Убийство — ни с чем несравнимый кайф. Поначалу я даже жалел, что трибутов так мало, негде было развернуться. Но ты зато молодец, целую войну раскрутила, чтобы вдоволь наиграться. Завидую. И однако, как я умудрился так сильно ошибиться?..
Китнисс чувствует очередную стрелу прямо в сердце и несколько секунд не может вдохнуть. Она чувствует, что умирает с каждым новым выстрелом. Но ей ещё долго мучиться, просто так её никто не отпустит. Шоу должно продолжаться.
Китнисс вяжет узлы и слышит оглушительный взрыв.
Один взрыв, одна вспышка света — и мир разнесён на разноцветные куски. Почему она не погибла там? Ведь обещала спасти Прим, обещала оберегать её от всего на свете, жизнь обещала свою за неё отдать. Но, видно, жизнь «огненной Китнисс» ни черта не стоит. Просто теперь её каждый раз разрывает горячей волной и колючими осколками на части.
Прим ничего не говорит. Тихонько сидит рядом и смотрит на сестру. Иногда кладёт ей на плечо голову или гладит волосы. Прим удивительно красивая: большие голубые глаза, в которых столько спокойствия и скорби, что хватило бы на всю страну, тонкие губы всегда изогнуты в лёгкой, почти незаметной улыбке. И хвостик.
Китнисс всхлипывает, но продолжает вертеть в руках верёвку.
— Представляешь, Лютик сам нашёл дорогу домой из Тринадцатого, — шепчет Китнисс.
Прим молчит и улыбается.
— Всё такой же задира. Ему очень тебя не хватает. Мне тоже. Прим, При-и-им! — рыдания сухие и скрипучие, потому что слёз уже давно нет. — При-и-им! Как же мне тебя не хватает.
Китнисс качается из стороны в сторону, но продолжает крутить верёвку дрожащими руками.
— Я всегда тебя любила и буду любить, помни это, — говорит Прим своим невесомым воздушным голосом. Он на мгновение заполняет собой всё пространство, заползает в каждый уголок, но потом растворяется.
— Никогда себя не прощу. Это должна была быть я.
Китнисс снова и снова слышит взрыв. Яркая вспышка света… и ничего. У неё всего лишь больше нет сестры.
Китнисс вяжет узлы и сходит с ума.
На висках тёплые, заботливые пальцы Пита. Осторожно касаясь кожи, пять кругов в одну сторону, пять — в другую, лёгкие массажные движения, любовь в каждом полужесте и полувзгляде. У Китнисс в голове каша из лиц, слов и действий. Все эти люди, которых она видела, которых убила, которых не спасла, они не отпускают её. Приходят каждый раз, когда она вот так сидит и вяжет узлы. Разговаривают, убеждают, винят, задают вопросы, медленно растаскивают её на кусочки.
— Пит, — тихо зовёт Китнисс, не отрываясь от верёвки. Пальцы уже сводит, они покраснели и покрылись мозолями. — Скажи, ты живой?
Пит не удивляется таким вопросам. Он был там, вместе с ней, знает, что это такое, когда сил нет даже на то, чтобы попросту вдохнуть, втолкнуть в лёгкие ещё хоть глоток воздуха.
— Да, я живой и я рядом с тобой. Всегда рядом.
Он целует Китнисс в висок, чувствуя губами биение пульса.
— Что же с нами будет, Пит? Как мы сможем жить в этом мире? Зачем всё это было?.. Ничего не изменилось с тех пор, как я ушла на Арену, ни-че-го. Президент Сноу говорит, что скоро Голодные Игры снова введут. Опять будут умирать дети. Это не прекратится никогда, понимаешь, Пит?!
Китнисс закрывает глаза и надеется, что сможет умереть.
Питу нечего ей ответить. Он садится рядом и прижимает Китнисс к себе. Закрывает глаза…
Китнисс продолжает вязать узлы и медленно умирать.
