Колдография

*

— Мне Дамблдор вчера специально выходной дал, — улыбнулся Хагрид. Ну, чтобы я все успел. Столько сов пришлось отправить всем тем, с кем твои родители в школе дружили. Ну и после. Просил их фотографии прислать, а то ведь у тебя нету ни одной… Короче, вот. Держи.

Хагрид протянул ему большую книгу в красивом темно-бордовом кожаном переплете. Гарри с интересом открыл ее. Это оказался альбом с колдографиями – колдографиями его родителей… Они улыбались и махали ему с каждой страницы. Гарри вдруг почувствовал безграничную благодарность к своему большому другу. Это определенно был самый прекрасный подарок во всей его жизни…

* * *


Вот и позади все его невероятные приключения, учеба, лица друзей… Гарри дома у Дурслей. Они не стали выселять его из комнаты на втором этаже обратно в каморку под лестницей, как он опасался, зато дядя Вернон, багровый, как перезревший помидор, брызжа слюной, запретил ему хоть кому-нибудь рассказывать обо всей этой «ерунде», которой он занимался весь последний год, а заодно отобрал у него чемоданы – чемоданы с учебниками, пергаментом, спортивной мантией и самое главное – альбомом с колдографиями его родителей. Но Гарри пошел на хитрость: едва дядюшка отлучился на минутку, чтобы сходить в гостиную за ключом от каморки, где он собирался спрятать чемоданы (тетя Петунья убежала на кухню, чтобы приготовить что-нибудь для их ненаглядного Дидди – ведь он не кушал уже почти два часа!), Гарри с быстротой молнии расстегнул чемодан и достал оттуда альбом – он, к счастью, лежал поверх всех вещей, — побежал к себе наверх и спрятал драгоценную вещь под подушку. Теперь можно и вздохнуть спокойно.

Дядя Вернон, к счастью, ничего не заметил. Конечно, Гарри расстроился, что ему придется провести все лето без вещей, что так напоминали ему о волшебном мире, ставшем ему почти родным домом, но зато у него был альбом. Каждую ночь, когда Дурсли ложились спать, он потихоньку доставал фонарик, который был честно утащен у Дадли, фотоальбом, который он держал под кроватью, завернутым в полотенце, и принимался рассматривать цветные колдографии родителей. Особенно нравилась ему одна – довольно плохого качества, будто снятая на не слишком хорошую камеру, потускневшая, немного потрепанная, но все равно удивительно красивая. На ней были запечатлены родители Гарри – Лили и Джеймс Поттеры, совсем молодые и еще счастливые, беззаботные, что было видно по их широким улыбкам… Гарри осторожно прикоснулся к волшебной картинке пальцами, стараясь унять дрожь. Его мама… Какая же она тут красивая! Длинные рыжие волосы развевает ветер, глаза искрятся; папа, взлохмаченный, с широкой улыбкой – наверное, Гарри улыбается точно так же, — кружит маму в шутливом танце, они смеются…

Гарри быстро стер с колдографии слезу, испугавшись, что может испортить картинку. За стенкой послышалось ворчанье дяди Вернона, хриплый голос произнес: «Опять эти совы!», хотя Букля уже давно спала, запертая в своей клетке, и не издавала ни звука. Послышались тяжелые шаркающие шаги – наверняка дядюшка пошел проверить, спит ли его дорогой племянничек, не нашел ли способа взломать замок на двери в каморку под лестницей. Гарри быстро завернул фотоальбом в полотенце, спрятал его под кровать, накрылся поплотнее одеялом и так старательно притворился спящим, что уснул в ту же минуту.

Ему снился его родной дом.