Глава 1Примечание от автора: Мне всегда казалось, что событий, которые описывала в своих книгах Роулинг, может быть предостаточно даже для психики взрослого здорового человека, не говоря уже о забитом мальчике из чулана под лестницей. Моя версия того, что могло бы быть.
* * *
«Шлем его был сбит на сторону, передняя часть кирасы прогнута, жалкие обрывки рукава прикрывали обнаженную правую руку, забрызганную кровью. Из под всклокоченных волос его струился алый ручеек, кровь из раны превращала его черное, измученное лицо в какую то ужасную маску.
Но сквозь эту страшную маску неестественно ярко блестели синие глаза, и, смывая кровь, грязь и пороховую копоть, катились по щекам слезы.»
Р.Сабанини,
«Одиссея капитана Блада»
Все было таким нереальным… Он чувствовал это, когда лежал в Больничном крыле, бездумно разглядывая шрамы на руках Рона, глядя на искаженное болью лицо Гермионы… Он ощущал невозможность происходящего каждый раз, когда кто-то из друзей запинался на полуслове, не смея завершить фразу, всякий раз, когда кто-то упоминал…
Нет, он не будет думать об этом. Он не станет произносить это имя.
Все было ненастоящим, как во сне. И когда, поразившись этому дикому оксиморону, на перроне Хогвартс-экспресса он вдруг рассмеялся ни с того ни с сего, его позабавили встревоженные лица друзей. Бедная Гермиона… Кажется, она выглядела испуганной? За него? Но это ведь так глупо. Он ведь в порядке, не так ли?
Поезд стучал где-то в голове еще очень долго, уже после того, как остановился на платформе 9 и ¾, после того, как дядя Вернон молча встретил его и отвез в Литтл-Уининг, после того, как за ним захлопнулась дверь бывшей второй спальни Дадли.
Поезд стих только ночью, сменившись глухой пустотой. Не хотелось спать, и не было ни одной мысли в голове, кроме той, что он упорно гнал от себя.
- Ты еще спишь, мальчишка? – голос тети Петуньи был по обыкновению визгливым. Он с удивлением понял, что уже утро.
- Ты спишь? Ты меня слышишь?
Да, он слышал. Только не было сил встать или ответить.
- Ты заболел?
Он заболел? О да…
- Спускайся, иначе я выброшу твой завтрак в мусорную корзину. Ненормальный мальчишка…
Он должен встать, разве нет?
- Ты пролежал здесь весь день? – снова тетя Петунья.
Было светло. Неужели он уснул и теперь снова утро? Он не помнил, как уснул, и не помнил, что ему снилось. В голове все еще было пусто. Хлопнула дверь.
- Кажется, мальчишка заболел, Вернон… - сквозь вязкую тишину он расслышал нервный женский голос.
- Ну и что? Пет, не хватало еще возиться с этим…
- Конечно. Но что, если его ненормальные дружки явятся сюда?
- Не явятся.
По потолку плыли светлые прямоугольники, то расплываясь в размытые белые круги, то снова обретая резкость. Было по-своему хорошо ни о чем не думать, а просто глядеть на них. Но упрямые мысли все равно то и дело всплывали в вязком киселе безразличия.
О чем он только думал? Почему не понял раньше?.. Было странно сейчас спрашивать у себя, почему он никогда не прислушивался к другим, не учился, как следует, не думал головой… Все это было словно в кино – ты уснешь, затем проснешься, и будто бы ничего этого не было. Будто все снова было хорошо. Но это не так.
Почему? Что с ним самим не так? Почему люди всегда умирают вокруг него? Мама, отец, а теперь и… Сириус.
Он, наконец, произнес это имя: Сириус, крестный. Беглец из Азкабана, не успевший даже вдохнуть свежего свободного ветра, попавший из одной тюрьмы в другую, а теперь уже попросту мертвый. По его, Гарри, вине.
Мальчик-который-всегда-выживал, в то время как другие умирали вокруг него, за него. Он был глуп и самонадеян, как не раз говорил ненавистный Сопливус-Снейп. Злобный профессор, в конце концов, оказался полностью прав на его счет. Он не стоил ничего, со всем своим гриффиндорским благородством и слепым детским нежеланием видеть что-то, помимо черных и белых цветов.
Гарри только теперь понял, насколько непогрешимым себя считал. Почти бессмертным, свободным от любых последствий своих слов и действий. Как и все дети, наверное.
А сейчас… вряд ли он стал старше. Он только понял, что тоже может умереть. Как и все, кого он любит: Рон и Гермиона, семья Уизли, даже добрый Хагрид и мудрый Дамблдор… Все это перестало, наконец, быть опасной, но занимательной игрой. Они попали прямо на войну.
Зачем сейчас скрывать от себя? Перед кем рисоваться? Гарри знал, что боится. В глубине души, под слоем безразличия, опустившегося на него, как глухой снежный наст, змеиным клубком ворочался страх.
А стоило ли как-то противостоять ему? Для чего и ради чего предстояло бороться дальше, смотреть, как погибает привычный мир и люди в нем – друзья, любимые, враги и просто безразличные, незнакомые маги и магглы? Ведь война будет, она уже скоро – в этом Гарри не сомневался. После увиденного, после того, что произошло у него не осталось сомнений в этом, больше нет.
Он был мальчишкой, просто беспомощным и слабым мальчишкой в водовороте событий – как одна из снежинок, что оседает в грязь оттепели и мгновенно тает. Кажется, он уже начал таять, лишь едва соприкоснувшись с этой грязью. Гарри чувствовал, что исчезает – в прямом смысле развеивается, все больше и больше с каждым мгновением…
Ему не хотелось вставать, не хотелось спать, есть, думать, дышать… День сменялся ночью, на смену ночи приходил новый день, но Поттер едва замечал это. Он много спал или, может, не спал вовсе – понять было трудно. На него навалилась апатия, сродни летаргии. Только грудь медленно и ритмично вздымалась вверх и так же спокойно опадала вниз – он все еще дышал.
Иногда Гарри казалось, что он слышит голоса, но мальчик не мог понять, настоящие ли они. Он слышал, как переговариваются дядя и тетя, стоя в дверях комнаты, но они пропадали так же внезапно, как и появлялись. А затем он снова отключался, погружаясь в марево полуснов. В ушах что-то беспрестанно звенело, и, наконец, Гарри понял, что это эхо от его же крика: «Сиииииириуууууус!» Тогда, в Отделе Тайн ему казалось, что он зовет крестного недостаточно громко, что тот просто не слышит его. Что стоит прокричать это как можно громче, и тогда он вновь появится, живой, настоящий…
Крик звенел, отдаваясь в черепной коробке то гулким эхом, то едва слышным шелестением – точно шуршание сухой гальки в руках. Должно быть, внутренне он все еще надеялся, что докричится до крестного, и тот вновь выйдет к нему из Арки Смерти, небрежно отбросив рукой страшную вуаль. Или улыбнется чуть безумно и протянет руку, приглашая: «Идем со мной». И ведь правда, что ему терять здесь? Что его держит?
Волдеморт, в конце концов, будет вновь рваться к победе, в этом нет никаких сомнений. Он наберет мощь, восстановит все свои силы и будет снова убивать. Приказать себе не бояться? Сражаться во имя добра и справедливости? Тянуть за собой в кровавый ад всех, кто дорог? Слишком много вопросов. Это они шуршали в голове, подобно твердым серым камням, отдавали привкусом металла на губах, когда мальчик пытался произнести их вслух.
Он был один в пустой комнате. По потолку плыли ровные квадраты света – уже непонятно, солнечного или лунного. Он растворялся в этом свете, широко открыв глаза и всматриваясь в него, точно в чуть колышущуюся занавесь Арки Смерти.
«Сииииириуууууус!» - тихий звон в голове то нарастал, то с шипением затухал.
«Усссссссс…» - шуршанием отвечала галька.
«Шшшшш…» - совсем тихо звучала тьма, ползущая где-то на периферии зрения. Тьма успокаивала, просила не бояться. Он не боялся. Он почти видел руку Сириуса, которую тот протягивал ему сквозь эту тьму.
Световые квадраты на потолке постепенно блекли, становились дымкой. Чернильные тени разрастались, заполняя собой комнату. Наконец, тьма захлопнулась. Все исчезло.
* * *
День спустя того, как Альбус экстренно собрал Орден Феникса в бывшем доме Блэка, я стоял на пороге дома №4 по Тисовой Улице в Литтл-Уининге. Я не решался постучать, внутренне проклиная себя за неуместную слабость. Расклеился, Сопливус.
Наконец, я заставил себя поднять руку и несколько раз постучать. Дверь открыла бледная молчаливая Петунья. С нашей последней встречи она стала еще более худой, лошадиное лицо вытянулось и приобрело вечно раздраженное выражение, которое присутствовало у нее даже сейчас.
- Он наверху, - вместо приветствия сухо бросила она, тут же удалившись куда-то вглубь дома. Видно, не желала дольше необходимого стоять рядом со «старым знакомым». Это заставило меня против воли усмехнуться. Все ситуация с каждой секундой казалась мне все более абсурдной.
Пока я поднимался вверх по скрипучей лестнице, глаза машинально пробегали по стенам, цепляясь за фотографии: Петунья и ее муж, Петунья и толстый белобрысый мальчишка, похожий на молодого детеныша кита, - должно быть, ее сын… Там висело много, где-то около тридцати фотографии, но ни на одной не было Поттера.
А вот и дверь в его комнату. Кошачья дверца? Замок снаружи? Впрочем, сейчас здесь было не заперто. Да и зачем…
Кисть чуть дрогнула на дверной ручке, заставив меня нахмуриться и мысленно дать себе отрезвляющего пинка: «Ну же, соберись, тряпка!»
Он был там. Мальчишка лежал на узкой железной кровати, до подбородка укрытый тонким шерстяным одеялом, глаза его были закрыты. Должно быть, все это сделал Альбус, когда первым нашел его… Старик аппарировал на Тисовую, как только почувствовал сработавшие Чары Оповещения. Магия буквально вопила: произошло нечто ужасное!
Глаза все цеплялись за какие-то дурацкие незначительные детали: черные растрепанные волосы мальчишки, разметавшиеся по подушке, его очки-велосипеды на тумбочке, сломанное перо рядом с ними, так и не раскрытый школьный сундук, пылящийся в углу.
Мне нужно было забрать Поттера, поэтому я нехотя стянул с него одеяло. Как и следовало ожидать, в своих рваных маггловских брюках и майке он выглядел безумно тощим. В голове промелькнула мысль, что в школе, когда Поттер был в бесформенной черной мантии, это было не так заметно. Впрочем, возможно, все это следствие того, что последнюю неделю он ничего не ел?
Мысленно одернув и выругав себя за подобные бессмысленные рассуждения, я резко достал волшебную палочку из рукава и, наложив на лежащее передо мной тело несколько «консервирующих» чар, с какой-то подспудной опаской прикоснулся к кисти мальчишки: холодная.
Сосредоточившись, я аппарировал рядом со штаб-квартирой. Левитируя тело Поттера перед собой, я постарался как можно скорее оказаться внутри дома. Там меня сразу встретил встревоженный и какой-то осунувшийся Альбус. Не сказав ни слова, он кивнул в сторону кухни. Ну, конечно…
Как только мы вошли, все собравшиеся там ахнули. Кто-то (кажется, девчонка Грейнджер или младшая Уизли) зарыдал в голос. Осторожно опустив тело Поттера на стол, я отошел в самый темный угол, практически за спины остальных собравшихся и постарался слиться с тенью. Предстояло еще пережить несколько часов стенаний этих людей по мальчишке. Сам я не знал, что чувствую сейчас. Наверное, это был просто шок или вроде того.
Мы все ждали от Поттера какого-то безумного геройства. Да, даже я, изо дня в день поливавший мальчишку грязью за его наглость и глупость, в душе не допускал даже мысли о подобном исходе. И никто из нас не видел в Поттере просто человека, тоже, как и все, способного умереть.
И вот, он теперь лежал перед нами – изжелта белый, худой, похожий на восковую фигуру. Мертвый. Несомненно, он был уже мертв. Как его чертов пес-крестный, провалившийся в чертову Арку Смерти пару недель назад. Как Лили. Только она не была такой бледной и худой, и ее тело все еще было теплым, когда я нашел ее в разрушенном, обгоревшем доме Поттеров…
Чувствуя, что мысли готовы увести меня по привычной дороге, я заставил себя посмотреть на мальчишку. Вокруг бормотали, плакали, а иной раз и почти выли от горя люди – практически весь Орден Феникса, собранный сейчас тут, а Поттер неподвижно лежал на столе. Застывший, как статуя, без очков и очень худой. Сейчас он выглядел даже младше своего возраста. Всего лишь ребенок.
Странно, но сколько раз Альбус говорил мне о том, что младший Поттер не копия Джеймса, что он другой, я все равно не верил. А сейчас, наконец, увидел. Мальчишка не был копией Джеймса, а с закрытыми глазами мало напоминал мне и о Лили. Он был… просто мальчишкой, как и многие другие дети. А теперь он был мертвым, как и его родители.
У «светлых» больше не осталось их Надежды, их Спасителя. Поттер просто угас, как гаснет оставленный без присмотра костер. И теперь вокруг воет холодная, колючая зима, но неоткуда взять даже искры для того, чтоб разжечь новый костер. Кто в этом виноват? Наверное, они все, в том числе и я.
Альбус что-то говорил сейчас о том, что Поттер сам пожелал уйти, что это сделала его магия. Или, должно быть, как всегда, просил их успокоиться и не тревожить душу Гарри своими слезами… Только вот, говоря это, сам старик выглядел не лучше остальных – в его запавших, потускневших глазах тоже стояли слезы. Сожалел ли он о потерянном Герое или его сердце болело от того, что умер один из его учеников?
Начинающаяся боль заставила меня с силой потереть переносицу. Я уже предчувствовал сильнейшую мигрень, которая не отпустит теперь в течение нескольких дней. Мигрень и острое желание напиться. Ужасное сочетание.
Ощущение нереальности происходящего не хотело отпускать. Все теперь было напрасно, не так ли? Или это еще не конец?
К телу на столе то и дело по очереди подходили члены Ордена Феникса, дотрагивались до рук, говорили какие-то слова – точно уже стояли у гроба, чтоб попрощаться. Наиболее впечатлительных – Грейнджер, мелкую Уизли и Молли – уже вывели из комнаты, они были готовы грохнуться в обморок в любой момент. Рыжий дружок Поттера стоял бледный, как смерть, глядя куда-то в стену. Люпин едва не подвывал, забившись в плетеное кресло и обхватив руками голову…
Где были они все, когда мальчишка медленно угасал, тупо глядя в потолок на Тисовой Улице? А где был я сам? Наш общий просчет. Слепая надежда глупцов на то, что подросток сможет спасти весь мир, не оправдалась. Внезапно захотелось истерически рассмеяться, но я остановил этот порыв, понимая, как все это будет выглядеть со стороны.
Наконец, в комнате остались всего лишь несколько человек: Альбус, Минева и я. Все прочие разбрелись по домам – очевидно, чтоб уже там осознать глубину задницы, в которую попали. Я сам до сих пор так и не осознал.
- Северус… - я не сразу узнал этот хриплый голос. Дамблдор смотрел на меня почти жалобно. Он действительно настолько верил в мальчишку? А ведь сам без устали повторял, как не любит класть все яйца в одну корзину. Стало быть, ты тоже просчитался, старик.
Но я лишь хмуро кивнул ему и наколдовал простыню, укрывая тело Поттера.
- Северус, - снова обратился ко мне директор. – Тебе нужно будет доложить обо всем Волдеморту…
Он ждал от меня каких-то слов? Я мог лишь снова кивать, как китайский болванчик.
- Мы должны придумать, что сказать прессе. Ты понимаешь, люди начнут волноваться, возможно, даже поднимется паника. Необходимо оповестить аврорат, я уже сказал Тонкс, что не стоит раздувать их этого шумиху.
С каждым словом голос Дамблдора креп. Вот так, тело Мальчика-который-выжил еще лежит тут, укрытое простыней, на кухонном столе его недавно умершего крестного, но надо планировать, как быть дальше, надо думать, изворачиваться, действовать, чтоб не провалить весь план окончательно…
Я слушал уже ставший практически прежним голос директора, кивал в такт его словам, внутренне продолжая чувствовать все ту же апатию и безразличие.
Кончено. Все кончено, Лили. Я не смог уберечь его. Прости.
- Я понял вас, директор, - наконец, сказал я и, не прощаясь, вышел из дома на Площади Гриммо.
Вот так. Всем нужно было жить дальше.
Стоя на пороге дома №12, сам не зная зачем, я поднял голову вверх: радостно яркое голубое небо задорно подмигнуло мне солнечным светом.
