Глава 1/ Семейный заговорМолли вышла, тихонько прикрыв за собой дверь. Оставила только узкую щелочку, в которую, если аккуратно заглянуть, можно было увидеть Джорджа, навзничь лежащего на своей старой кровати. Возле него на подносе стоял горячий завтрак, который - это Молли знала наверняка - так и останется нетронутым.
Вот уже больше десяти лет каждый год происходит одно и то же: в первых числах мая всё семейство Уизли собирается в Норе. Анджелина, Гермиона и Джинни привозят детей; ближе к вечеру появляются Артур и Гарри; а поздно ночью – когда уже все спят – в дом входят Рон и Джордж.
Спят?
Нет, спят только дети, набегавшиеся за день по дому и двору, перевернувшие все с ног на голову, подравшиеся и помирившиеся несчётное количество раз…
Анджелина и Джинни, забравшись с ногами на кровать, тихонько секретничают, чутко прислушиваясь к звукам дома. Гермиона сидит с ними тут же – но у нее на коленях очередная книга, а рядом по полу разбросана куча пергаментов, на которых что-то быстро строчит Прытко Пишущее перо красивого медно-золотого цвета.
Гарри и Артур продолжают что-то горячо обсуждать, запершись, по обыкновению, в старом гараже, где все также полно маггловских изобретений, и стоит старенький летающий «Форд» - точь-в-точь такой же, который много лет назад навсегда обосновался в Запретном лесу.
И Молли не спит – сидит на кухне, привычно вывязывая аккуратные петли очередного свитера. То и дело бросает взгляд на странного вида часы, где вместо стрелок – старые ложки с портретами. Ложек много – и почти все они замерли на секторе «Дом». Две - с портретами Рона и Джорджа, не шевелясь, стоят в секторе «Магазин Уизли».
И еще одна – почерневшая, матовая – навсегда бессильно повисла. Возле нее нет никаких надписей, и портрет, изображенный на ней, давно исчез.
Но у Молли так и не поднялась рука снять черную ложку. Столько лет прошло – а рана все еще не затянулась. И каждый раз, смотря на часы, Молли вздрагивает от этой зловещей стрелки. И каждый раз ей хочется поправить ее, выпрямить, оттереть – и увидеть смеющееся лицо Фреда.
Черную стрелку видят все.
Гаснут улыбки Джинни и Гарри; чуть хмурится Артур, незаметно вздыхает Рон. Все дети, без исключения, когда были совсем маленькие, боялись ее как огня. И однажды Фред-младший, в один из таких же приветливых майских вечеров, набравшись смелости, спросил бабушку об этом пугающем знаке.
Молли плакала, рассказывая о своем сыне и волшебных часах, которые всегда предупреждали ее, где бродит семейство. Тихонько утирала слезы Анджела, укладывая детей. Как хорошо, что в детской темно! Крохотный огонек ночника позволил маме скрыть от детей слезы – но разве от Молли их можно утаить?
Сидели на кухне, пили чай. Говорили долго – пока за окнами не посерела ночь.
Наперебой рассказывали друг другу – о Хогвартсе, о заботах и приключениях минувшей поры, о проделках близнецов – и о том, как похож Фред-младший на Фреда-близнеца…
Молли вспоминала их детство – а Джинни ехидно комментировала мамины восторги.
Но тронулись стрелки – и кухня враз опустела. Появившееся через минуту на пороге Рон и Джордж нашли здесь только горячий поздний ужин да четыре чашки, которые беззаботно полоскались в раковине.
Вот и в этом году все повторится – утренняя заря разрежет горизонт – и братья Уизли ступят на порог родного дома.
Поужинают, расхваливая мамину еду и стараясь не особенно греметь посудой.
Разойдутся по своим комнатам.
Гермиона поднимет голову, приветствуя мужа, тихонько поцелует его, и одними глазами спросит: «Ну как?». Рон обреченно покачает головой в ответ – нет, этот год ничем не отличается от череды предыдущих. Джордж не изменился.
А это значит только одно: завтра они опять отправятся в Хогвартс без Джорджа. И без Молли. Она не сможет оставить сына одного – и снова найдет кучу предлогов остаться дома.
Молли боится самого страшного – что Джордж покончит с собой.
Никакие уверения на нее не действуют – Молли твердо знает, что вида еще одного своего мертвого сына она просто не выдержит.
Джордж никогда не давал ей повода думать, что хочет оборвать свою жизнь.
Наоборот – именно ему пришлось в свое время вытаскивать из петли обезумевшую от горя Анджелу. Именно ему пришлось стать опорой для матери, оставшуюся практически один на один со своим горем – и Артур, и Рон, и даже Джинни были так вовлечены в восстановление мира после гибели Волдеморта, что месяцами не появлялись дома…
Именно к матери Джордж и привез тогда Анджелу. Так они и жили втроем – поддерживая друг друга, оживая, учась принимать мир новым – без Фреда…
Вскоре Джордж вернулся в магазин, вместе с Роном.
А потом они с Анджелой не смогли расстаться – и стали семьей. Они полюбили друг друга – и любовь на какое-то время отодвинула горе.
Они были счастливы - так, как это только возможно в такой семье.
Джордж справлялся.
У него появилась привычка иногда вслух разговаривать с братом – и если кто-то вдруг отвечал на заданный вопрос, Джордж спокойно продолжал беседу так, как будто это его близнец говорит с ним.
Нет, он не страдал галлюцинациями, и не сходил с ума. Он иногда называл Фредом и Рона, и Джинни, и Анджелу…
Он не праздновал свой день рождения. Никогда. Неизменно появлялся на всех семейных праздниках – но только не на своем. Поэтому дату рождения близнецов семья Уизли отмечала врозь – Рон и Гарри зависали где-нибудь в ирландском пабе, Джинни с детьми неизменно приезжала к матери «на чаепитие», мистер Уизли допоздна задерживался на работе, и Молли делала вид, что не замечает легкого запаха виски, источаемого засыпающим мужем.
Джордж сидел до утра в магазине, и после бессонной ночи продолжал работать, чтобы потом свалиться от усталости и проспать без сновидений шестнадцать часов.
Он справлялся. Он был умницей – не давая никому повода усомниться, что с ним все ОК.
И только раз в год, когда все семейство прибывало в Нору, когда дом гудел от веселых детских голосов, а кухня полнилась соблазнительными запахами самой вкусной еды – он снова задерживался на работе до утра. Рон – следуя слезной просьбе матери – всегда оставался с ним. И прибывал в Нору вместе с братом.
Джордж поднимался в свою комнату – вернее - в ИХ комнату.
И только раз в год Джордж давал выход своей боли.
Молли так никогда и не узнала, что происходит за закрытыми дверями спальни близнецов: в первый год ее не пустил туда Артур.
Она проснулась от страшного ощущения, что кто-то умирает.
Тяжело и мучительно.
Бросилась в комнату Джорджа – но на пороге стоял Артур с волшебной палочкой наперевес. Гермиона и Рон наспех наводили на комнату Заглушающие заклятия, но даже сквозь них волны тоски и горя окатывали мать удушающей волной.
- Молли, успокойся! Все хорошо, он там не один – с ним Гарри! Ничего не случится, дорогая моя, поверь! – Артур гладил волосы жены, крепко сжимая ее в своих объятиях.
Моли даже слово вымолвить не могла – так ей было страшно. В конце концов она повисла на руках Артура, сотрясаясь в горьких рыданиях и осознавая, что ничем не может помочь своему мальчику…
Утром дверь оказалась отперта. Молли увидела Джорджа, навзничь лежащего на своей кровати. Замирая от ужаса, прислушалась – ровное спокойное дыхание сына показало ей, что все в порядке. Жив. Спит.
Так и повелось.
Шло время - сыграли свадьбы, отпраздновали рождения детей.
И каждый май – прислушаться к дыханию сына. Поставить завтрак возле кровати. Закрывая дверь, оставить щелочку – чтобы каждые десять минут, замирая, подглядывать в нее в надежде, что, может, в этом году очнется пораньше, или позавтракает…
Но нет.
Все идет так, как повелось в первый год – год, когда не стало близнецов Уизли. Когда один перестал стареть, а другой перестал смеяться.
Нет – он не разучился улыбаться и даже посмеивался иногда – но это было жалкое подобие его прежнего смеха и его прежней веселости.
Он изменился – однако стал для Анджелы любящим мужем и прекрасным отцом своим детям.
Но только в играх с Фредом-младшим загорались в его глазах отблески прежней беззаботной веселости.
И тогда старый дом вспоминал, что такое проделки Фреда и Джорджа.
Гермиона неоднократно уверяла всех, что душевные раны рано или поздно затянутся, и Джордж снова обретет себя – хотя бы с помощью собственного сына…
Но время шло – а все оставалось по-прежнему.
Май начинался всегда одинаково – семейство отправляется в Хогвартс, где вот уже добрый десяток лет торжественно отмечается дата победы над Волдемортом.
Джордж остается в Норе.
Выходит из своей комнаты, когда в доме становится тихо и пусто. Бродит по этажам, уходит далеко от дома, куда-то аппарирует, возвращается… Это его дни. Его – и Фреда.
Страшно то, что с каждым годом он все больше уходит в себя. С каждым годом – все меньше слов, все меньше улыбок, все меньше желаний.
- Он как будто истончается! - плачет Анджелина, прислушиваясь к тишине дома. – Он все дальше и от меня, и от детей! Даже сын его не радует так, как раньше… Он жить не хочет – никакой радости вокруг не видит! Улыбается, целует, говорит что-то – а сам будто и не здесь совсем...
- Рон о том же говорит. В этом году Джордж что-то уж совсем сдал – ни одной новинки за весь год! Ничего нового не придумал! Рон уже и так, и сяк – а тому вроде как и все равно – ну идет торговля – и ладно! Не идет – и Мерлин с ней! - Гермиона обнимает Анджелину, укачивая ее в своих руках, утешая, почти убаюкивая.
- Это уже совсем плохо, - встревоженно произносит Джинни. – Мне казалось - что раз не бросил магазин, вон и Рона привлек, даже дело расширил – все ему легче будет. А главное, поговорить с ним никак не получается! Я сколько раз пыталась – без толку. Гарри с ним разговаривал – как в пустоту. Он просто-напросто не верит в смерть Фреда. Не верит – и точка! И в Хогвартс поэтому с нами не ездит, и все разговоры о Фреде заканчиваются одинаково: этого не может быть – и всё. Боюсь, это его на тот свет и утянет. Не отпускает он брата. Как будто сам к нему уйти хочет…
Где-то скрипнула половица, и девушки насторожились. Нельзя, чтобы их разговоры слышала Молли! И так мучается, что сын страдает! А уж мысли о том, что скоро, возможно, и второй ее сын уйдет – могут иметь самые трагические последствия…
- Вот что я вам скажу! Так дело добром не кончится! – рассерженно прошептала Джинни, и, тихонько встав с кровати, плотно закрыла дверь.
Гермиона, поняв, что у Джинни что-то на уме, быстро наложила на комнату Заглушающее заклятие.
- Анджелина! У меня есть план – но мне необходимо твое согласие. Я не знаю, к каким последствиям все это приведет – но мне кажется, что лучше что-то сделать, чем просто смотреть, как мой брат умирает на глазах всей семьи.
Анджелина судорожно вздохнула.
- Говори, Джинни. Я готова ухватиться за любой шанс – даже призрачный! Потому что сейчас так жить невыносимо.
- Мы должны в этом году отвезти Джорджа в Хогвартс. Всеми правдами и неправдами. Сами знаете – выбраться он оттуда при всем своем желании не сможет – аппарировать нельзя. А в связи с тем, что на праздник прибывает множество гостей – и Хогвартс, и Хогсмид становятся на неделю особой зоной, куда можно войти – но нельзя выйти. Предлагаю действовать методом шоковой терапии – если уж ничто другое не действует…
Повисло молчание.
- Это либо убьет его, - наконец медленно проговорила Гермиона, - либо, наконец, даст выход его горю. И тогда, возможно, что-то изменится в лучшую сторону.
- В любом случае, это лучше, чем холодный зомби, - сдавленно проговорила Анджела. – Я готова все что угодно сделать – лишь бы он хоть чуточку в себя пришел! Роксана его уже побаиваться начала - а я не могу допустить, чтоб дети его боялись! И бросить его не могу!
- Всё, не плачь, никто тебя и не простит его бросать! – взволнованно проговорила Джинни. - У детей должен быть отец, в конце концов! И если Джордж этого не понимает…
- Возможно, поймет, когда выпустит свое горе наружу, – подхватила Гермиона. – Мы сможем дать ему понять, что он нужен не только своему брату – но и своим детям. И если его брат ушел… - Гермиона запнулась.
- То его дети еще здесь, на этом свете. Также, как и он. – вздохнув, горько закончила Анджела.
На том и порешили.
Утром, когда заря располосовала горизонт, Джорджа в Норе встретил не горячий ужин, заботливо оставленный Молли, а Оглушающее заклятие, пущенное из палочек его сестры, жены и золовки.
