Глава 2. УлыбайсяБудет новая песня в тетрадке.
Не беспокойся, я в полном порядке.
Слёзы сдержи, постарайся,
Улыбайся.
Гости из будущего
Я была права, когда думала, что вернуться в Хогвартс будет тяжело. Все здесь напоминало мне о прошлом. И почему-то вспоминалось не что-то светлое о моих годах учебы, перед глазами мелькали картины последней битвы: вспышки заклятий, крики, падающие тела, разрушение и смерть, и мысли неизменно возвращались к гибели Северуса.
Я застыла посреди коридора, не дойдя до кабинета директора каких-то пару-тройку шагов. Прислонившись к ближайшей стене, судорожно вздохнув и закрыв глаза, я позволила себе поддаться минутной слабости. Что бы я ни говорила раньше, все равно безотчетно продолжала надеяться, что спустя шесть лет будет легче. Я ведь смогла это пережить, привыкла к миру без войны, научилась отпускать тени прошлых потерь.
Но правда в том, что я просто надела маску, тщательно спрятав за ней истинные чувства, и почти уверила себя и окружающих, что это маска и есть я. А сейчас она трещала по швам, грозясь разбиться вдребезги, обнажив меня настоящую — опустошенную, почти полностью погребенную под завалами рухнувших надежд, переполнявших меня тот недолгий период, в который я была пусть немного, но счастлива.
В первый год после победы я жила словно на автомате. Я была раздавлена горем. Война убила во мне ту часть, которая верила в сказки о радужном будущем. В первые три месяца перед началом занятий в Хогвартсе я почти не появлялась в мире магии. Мне было трудно ходить по Косой аллее, постепенно открывающей двери магазинов. Магический мир охватила эйфория. Волшебники, особенно те, которые предпочли спрятаться и не влезать в открытые военные действия, бурно выражали свою радость, поздравляли друг друга с победой, будто это была их заслуга, игнорируя то, что за нее была заплачена высокая цена — жизнями сотен людей: авроров, членов Ордена Феникса, студентов и преподавателей Хогвартса, жителей Хогсмида...
Но и вдали от мира магии, среди обычных людей — боль не утихла. Все мои попытки забыться, даже в алкоголе, не приносили должного результата, пустота в душе становилась только больше с каждым прожитым днем.
В тот период я с трудом понимала, что делаю, как живу, как, черт возьми, вообще дышу и открываю каждое проклятое утро глаза. Я не отвечала на письма, не читая, выбрасывала их, разрывая на мелкие кусочки, или сжигала.
В какой-то момент я начала приходить с утра в парк и бесцельно бродить по дорожкам, погрузившись в плен воспоминаний. Плакала по ночам, почти не спала и не пыталась делать вид, что все в порядке. Не обращала внимания на окружающих, на недоуменные взгляды, которые бросали мне вслед, не слушала никого, отмахиваясь от вопросов: «Все ли у вас в порядке?» и дежурных фраз: «Могу ли я чем-нибудь вам помочь?»
Мне было плевать, потому что я знала, что никого это не интересует на самом деле. Что за всеми этими вопросами следует лишь банальное любопытство и еще, может быть, желание познакомиться с молодой девушкой. И не более того. Никто и никогда не поймет тебя, ведь каждый в глубине души эгоист. Жалеть самого себя куда проще, чем взвалить на плечи чужое горе, попытаться помочь, забывая о себе. И я такая же.
Но постепенно я взяла себя в руки. Загнала свою боль как можно глубже в душу и заставила себя улыбаться вне зависимости от того, хочу ли я этого на самом деле. В конце концов, если каждый сам за себя, глупо показывать свои переживания.
Каждое утро я начинала с того, что улыбалась своему отражению и говорила: «Со мной все в порядке. Я живу и все еще могу улыбаться. Меня нет, но вы об этом не узнаете. Мне больно, но эта боль не выйдет за пределы моей комнаты. А теперь — сдержи-ка свои слезы и улыбайся. Улыбайся». И в какой-то момент я поняла, что смогу встретиться со своими друзьями и притвориться живой. А главное, я смогу поддержать их, ведь им, а особенно Гарри, это просто необходимо.
И я вернулась в мир магии, снова начала общаться с друзьями и знакомыми, наглухо убирая свои чувства куда подальше. Ведь так лучше, так проще, так правильнее. Именно — правильнее, а ведь я всегда стремилась все делать так, как надо, а не так, как хочется.
Но когда вопрос встал о возобновлении занятий в Хогвартсе, я так и не смогла переступить через себя. Договорилась с профессором МакГонагалл о сдаче экзаменов экстерном, к зиме получила диплом об окончании Хогвартса и отправилась в Министерство работать, подавив в себе малодушное желание сбежать куда глаза глядят — прочь от Британии, от прошлого и от самой себя. Но я знала, что если поступлю так, то навсегда потеряю Гермиону Грейнджер, а я этого не хотела. Не могла себе позволить. Я сильная, я буду улыбаться всем бедам назло. Улыбаться и жить дальше. Жить без Него.
И все-таки никакая я не сильная. Я просто хорошая лгунья.
Я пытаюсь обмануть всех, а главное — саму себя.
Пока я думаю, что у меня это получается, я продолжаю двигаться дальше. Как только я признаю правду, я пойму, что топчусь на одном и том же месте, что и спустя шесть лет так и не смогла сделать шаг вперед, не переступила через потерю Северуса, что все еще его люблю.
Еще раз глубоко вздохнув, я очнулась от неприятных мыслей, отлепилась, наконец, от стены и, снова нацепив маску «со мной все в порядке», уверенно назвала пароль, который мне сообщила в ответном письме МакГонагалл, и поднялась в кабинет директора.
***
Внутри я встретила того, кого не ожидала увидеть еще как минимум пару месяцев. Гарри, как оказалось, вновь вернулся в Британию и стал преподавателем ЗОТИ — предыдущий внезапно уволился в самом начале учебного года. Хорошо, что мой друг решил занять эту должность — он прекрасный специалист и хороший учитель. А еще я была рада, что Гарри вернулся на родину и теперь мы сможем чаще видеться.
Обсудив с МакГонагалл все детали проверки, ради которой я приехала, мы с Гарри оправились в «Три метлы», чтобы пообщаться. Как в старые добрые времена.
— Как тебе удалось уговорить Луну прекратить поиски мозгошмыгов и вернуться в Британию? — спросила я. — МакГонагалл уговорила?
— Мою жену даже она не переубедила бы, — посмеиваясь, признался Гарри. — У меня был более весомый аргумент: предписание целителей вести оседлый образ жизни в ее положении. Луна уже на шестом месяце беременности.
— Значит, ты, наконец-то, станешь отцом? — ахнула я. — Что же ты молчал?!
Честно, я думала, что Гарри, едва женившись, тут же займется «воспроизведением потомства», так как всегда мечтал о своих детях, считая, что без них семья неполноценна. Но вместо этого он с женой все эти годы путешествовал по свету в поисках неведомых зверей. Иногда они что-то даже открывали, но не любимых Луной мифических мозгошмыгов и нарглов.
Они планировали посвятить этому не менее десяти лет, но, видимо, кто-то свыше посчитал, что им пришло время завести ребенка (или мой друг устал этого ждать и уговорил жену). Правда, это все не объясняло, почему Гарри раньше не сказал мне о скором пополнении в семействе. Все же я за эти годы стала даже для Луны кем-то вроде сестры. Хотя, зная об ее странностях... Так и оказалось:
— Прости, но Луна где-то вычитала, что надо скрывать беременность как можно дольше, желательно до родов, но уж точно до первого шевеления плода. Поэтому то, что она ждет ребенка, даже я узнал лишь спустя три месяца!
— Ругался, небось, — засмеялась я.
— Если бы! — с не меньшим весельем произнес он. — Я начал ее отчитывать, а Луна своим самым невозмутимым тоном заявила, что я безграмотный профан, а все, кто не следует этому правилу, рискуют притянуть к нерожденному дитя кучу неприятных существ, которые потом отравят всю его жизнь.
— Она в своем репертуаре, — подытожила я. — Что же, поздравляю!
— Спасибо, — поблагодарил Гарри и резко перевел разговор: — А ты как?
— Нормально. Как видишь, пришлось вернуться в Хогвартс по делам, — слукавила я, но не тут-то было:
— Брось, Гермиона, я слишком хорошо тебя знаю. Ты опять вспоминала о нем? Я не забыл, как ты не хотела возвращаться сюда даже на день встречи выпускников...
Я вздохнула. Гарри был прав, говоря, что знает меня. Он безошибочно почувствовал мое настроение, разглядел, какие мысли меня одолевают.
— Я до сих пор живу воспоминаниями. А здесь они просто зашкаливают, — призналась я после минутного молчания. — Но я справлюсь. В конце концов, шесть лет уже прошло, когда-нибудь я должна была попытаться сюда вернуться. Нельзя всю жизнь бежать от прошлого.
— Ты знаешь, что всегда можешь поговорить со мной. Я хочу, чтобы ты была счастлива, даже если его нет рядом. Надо жить дальше.
— Да, я понимаю. Спасибо. Но я не могу ничего с собой поделать. Хотя, как видишь, я продолжаю жить. Нет, правда, Гарри, все со мной нормально, просто я действительно долго здесь не была.
Гарри единственный, с кем я могла поговорить об этом, ведь он был самым близким мне другом, больше таких у меня нет. Но даже ему я не хочу показывать, как мне больно.
А ведь в какой-то степени именно Гарри стал тем, из-за кого мы с Северусом поругались. Нет, он не был виноват в этом, просто Северус не всегда делал правильные выводы из тех или иных ситуаций. Особенно, если это касалось чувств и Гарри. Он никогда не верил до конца, что я действительно люблю его, а еще видел в моем друге Джеймса Поттера, своего школьного врага и соперника в любовь к Лили Эванс.
7 лет назад
Весть о том, что Гарри пропал, прозвучала громом среди ясного неба. Он был в министерстве, когда пришло сообщение, что дом Дурслей взорван. Но доехал ли Гарри до родственников — было неизвестно, так как сопровождавшего его аврора нашли мертвым недалеко от вокзала Кинг Кросс.
Все сбились с ног, пытаясь отыскать следы Гарри, но все было тщетно. Я с ужасом думала, увижу ли своего лучшего друга живым, учитывая, как к нему относятся Пожиратели, и что у нас нет возможности узнать, куда его могли спрятать.
Угнетало и то, что меня держали в неведении, как продвигаются его поиски. Я даже накричала на Северуса, когда он в очередной раз сказал, что «все под контролем». Потом, конечно, извинилась за вспышку, а он лишь грустно улыбнулся и, поцеловав, сказал, что все понимает.
Прошло два долгих дня, когда, увидев меня в коридоре, профессор МакГонагалл радостно воскликнула:
— Гарри в больничном крыле. Он сбежал, спасся!
Я, толком не поблагодарив декана, бросилась в вотчину мадам Помфри и выпалила:
— Слава Богу, ты жив!
Я хотела сжать его в самом крепком объятии, но была остановлена предупреждающим взглядом целительницы и изможденным видом Гарри. Он же, улыбаясь через силу, торжественно сообщил:
— Меня не так-то просто убить. Я сумел вырваться, оставив Волдеморта с носом.
— Неужели он им все-таки обзавелся? — пошутила я, тщательно сдерживая слезы.
Я подошла вплотную к его кровати, опустилась на колени и аккуратно положила свою голову на его грудь. Ткань под щекой тут же намокла, и Гарри, ласково перебирая мои волосы, сказал:
— Ну, что ты, не плачь. Я же жив.
— Вижу, — всхлипывая, выдавила я и, расцеловав его в обе щеки, призналась: — Не знаю, как бы я жила, если бы тебя не стало. Я так люблю тебя, Гарри.
— Я тоже люблю тебя, Гермиона. Поэтому твои слезы для меня невыносимы, — проговорил он, целуя меня в лоб.
Наш разговор был прерван тихим вздохом. Обернувшись, я увидела Северуса, который, окинув хмурым взглядом меня и ненавидящим — Гарри, процедил сквозь зубы, обращаясь к нему:
— Вот, выпейте, Поттер.
Он сунул ему фиал с зельем, а затем стремительно ретировался, сильно хлопнув дверью.
— Что это с ним? — поинтересовался Гарри, глядя ему вслед. — Вы что, поссорились?
Мой друг прекрасно знал о моем романе с Северусом — я не собиралась держать это в тайне. Честно говоря, я немного побаивалась потерять Гарри, когда скажу, что не просто сплю с зельеваром, но люблю его. Он понял меня, в отличие от того же Рона, закатившего скандал нам обоим. Именно это стало концом нашей дружбы с рыжим.
— Эээ... нет, — неуверенно ответила я, чувствуя, что Северус почему-то злится на меня.
— Значит, просто не в духе, — предположил Гарри. — Не бери в голову.
— Постараюсь, — кисло выдавила я, боясь предстоящего объяснения с любимым.
Да, предчувствия меня не обманули.
— Чем обязан вашему визиту, Грейнджер? — встретил меня Северус с порога.
— Мне показалось, ты сердишься на меня, — словно не замечая его холодного тона, сказала я и попыталась обнять.
— Не стоит, — осадил он, сбрасывая мои руки.
— Невероятно, ты ревнуешь меня! — кокетливо произнесла я, делая еще одну попытку «не замечать», но, встретив его яростный взгляд, стала оправдываться: — Напрасно. Гарри — мой друг, почти брат, но я не люблю его как мужчину.
— Во-первых, меня это не интересует, — категорично припечатал Северус. — Во-вторых, дружбы между мужчиной и женщиной не существует. В-третьих, прошу покинуть мои апартаменты и не тратить мое драгоценное время.
Настоящее время
Помню, во мне взыграла тогда обида. Как же так, любимый человек не верит мне, хотя я не давала поводов для этого! Северус не слушал меня и не слышал, лишь твердил, что все молодые девушки одинаковые, а Поттер — копия своего папаши и куда более хорошая кандидатура на роль моего возлюбленного.
На другой день я уговорила Гарри пойти к зельевару и все объяснить, сказать, что у него есть Луна, они любят друг друга, а я ему даром не нужна. Но Северус не пустил его дальше порога. Я слышала, как они кричали друг на друга.
— Угрюмый параноик, — возмущался Гарри. — Вы отталкиваете от себя тех людей, кто искренне любит вас и заботится. Вы когда-то оттолкнули мою мать, а теперь снова упускаете свой шанс, прогоняя Гермиону. Но если тогда были хоть какие-то основания — все же мои родители поженились, то сейчас...
— Не трогай Лили, щенок! Ты ничего не знаешь о прошлом! — громко и зло парировал Северус.
— Всего скорей, вы правы. Зато я все знаю о настоящем, знаю, что Гермиона любит тебя, злобный мерзавец, а мне она — как сестра!
Северус лишь запустил заклинанием в ответ и захлопнул дверь. Я же долго плакала, уткнувшись в грудь Гарри, а он уговаривал успокоиться и заверял, что все образуется, что Северус поймет, остынет, и мы будем вместе...
На следующий день началась Последняя Битва.
***
День битвы
С Северусом я столкнулась неожиданно — просто влетела в его объятья. Он, растерявшись, долго не разжимал рук, затем оттолкнул меня.
— Северус, это глупо! Мы можем погибнуть сегодня, оба или кто-то из нас. Выслушай меня! — попыталась достучаться я до его разума.
В ответ последовал поток сарказма, приправленного горечью, что наши отношения с самого начала носили неправильный характер, и я просто придумала себе любовь. В заключении он ядовито и холодно прошипел:
— Нам более не о чем с вами разговаривать, Грейнджер. Все и так предельно ясно, а мне не нужны ваши нелепые отговорки. Для них у вас есть Поттер.
Он быстрым шагом стал удаляться по коридору.
Обида затмила мой разум, а глаза — злые слезы, и я, не особо отдавая себе отчет, выкрикнула в его спину:
— Ну и черт с тобой! Ты только и делаешь, что никому не веришь. Ненавижу!
Заплакав от жгучего отчаянья, разрывающего меня на части, я бросилась в другую сторону.
Настоящее время
Из воспоминаний меня вернул голос Гарри, который, оказывается, рассказывал мне что-то об их последнем путешествии с Луной.
— Смотрю, ты с трудом воспринимаешь действительность, — с легким укором произнес он.
— Я постараюсь отрешиться от прошлого, — пообещала я. — Все же мне надо провести в Хогвартсе несколько дней и проделать не слишком приятную и довольно сложную работу. Завтра я буду в норме. По крайней мере, натяну маску.
— Главное, не сделай ее своей кожей, как Снейп. Заледенеет лицо, а за ним и душа, и сердце.
— Да, конечно, — отмахнулась я, думая, что это было бы неплохо. По крайней мере, я перестану страдать.
Ночью мне предсказуемо не спалось, и я боялась, что однажды прошлое засосет меня полностью, и я сломаюсь под его натиском. Но пока... пока мне действительно стоило взять себя в руки. Ни министр образования Боунс, ни директор МакГонагалл не примут в качестве оправдания за проваленную работу мои душевные переживания и разбитое сердце.
