Глава 1Каждый день она спрашивала, когда можно будет снять повязку, и каждый день дежурный колдомедик с неизменной вежливостью отвечал, что еще не время. Что еще несколько дней, еще одно зелье, еще одна мазь...
Лаванда не верила, что день или два смогут что-то изменить. Левой половины лица она не чувствовала вообще, левый глаз видел настолько мутно, что невозможно было оценить расстояние до предметов. Руки тоже были забинтованы, но во время перевязки ей удавалось рассмотреть новенькую розовую кожу, тут и там попятнавшую кисти.
Битва помнилась смутно. Вспышки заклятий, суматошно мечущиеся туда-сюда ученики и растерянные преподаватели, фигуры в черных мантиях, маски вместо лиц, ужасные существа, которых она раньше видела только на картиках в учебнике ЗОТИ...
Победили, конечно же, они - иначе Лаванда сейчас не лежала бы в Сейнт-Мунго. Волдеморт совершенно недвусмысленно заявлял свою позицию по отношению к полукровкам и магглорожденным. Лавандин отец, замечательный человек и талантливый повар, был магглом, а значит, их семья никак не могла рассчитывать на снисхождение.
Почему-то ни он, ни мать в больнице так и не появились. Лаванда подозревала худшее, хотя колдомедики постоянно говорили, что ее состояние пока не позволяет принимать посетителей.
Наступил день, когда Лаванда уже собиралась самостоятельно снять повязки и хотя бы в оконное стекло посмотреться. А заодно и выбраться из палаты в поисках номера "Ежедневного пророка" или на худой случай замечательнейшей газетенки Лавгудов. Дождавшись, когда медиведьма принесет ей утреннюю порцию зелий и уйдет, девушка осторожно спустила ноги на пол. Удерживающие заклятия с ее кровати сняли всего два дня назад, но девушка опасалась, что осталось какое-нибудь следящее.
Ничего не случилось, если не считать того, что ее босые ноги начали мерзнуть.
Наплевав на подобную мелочь, Лаванда решительно встала, и тут же села обратно, испуганно прижав к груди одеяло - дверь тихо отворилась.
Внутрь заглянула Грейнджер.
- Гермиона! - обрадованно вскочила Лаванда. - Наконец-то! Мне ничего не рассказывают, вообще ничего! И никто не приходит! Ни папа, ни Парвати...
Грейнджер приложила палец к губам:
- Потише. Меня и так не хотели пускать, пришлось отвлекать внимание дежурного.
Лаванда понимающе кивнула, и спросила:
- А почему ты вообще пришла? Я бы еще поняла, если бы Рон...
- Рон лежит этажом ниже, он пока не ходок, - помрачнела Грейнджер, и тут только Лаванда заметила, что под глазами у всезнайки залегли синие тени, да и вообще вылядит она хуже, чем когда-либо. Тощая, ключицы даже из-под водолазки выпирают, а джинсы вообще мешком висят - как только не падают? И волосы - шикарные непослушные вьющиеся волосы беспощадно стянуты в бесформенный узел.
- Он попросил меня зайти, поговорить с тобой, ведь больше некому... Ты лучше ляг, а то я не умею сообщать плохие новости, вдруг тебе нехорошо станет, - добавила Грейнджер. У Лаванды внутри все оборвалось. Она послушно легла и даже одеялом укрылась. Грейнджер присела на краешек кровати и начала излагать по пунктам.
- Мы, как ты понимаешь, победили, но наших погибло очень много. Это раз. Там же в основном студенты были, сама знаешь. Из преподавателей - Флитвик, Снейп и Трелони, и Люпин, он в Ордене Феникса был, так что тоже примчался на помощь. Из студентов... в общем, Падма и Парвати попались великанам, их даже похоронили вместе. Об остальных прочитаешь, - Гермиона сунула ей газету. Лаванда приняла подношение не глядя, спрятала под подушку.
- Твои родители... В общем, Пожиратели... ты понимаешь.
- А что Рон? Почему он здесь?
- Ему каким-то режущим заклятьем по ногам досталось, буквально по кусочкам собирали. Костерост не действует, так что сращивают по-маггловски. Хорошо хоть обезболивающее дают, иначе он бы точно рехнулся. У тебя-то что?
- Вот... Никак повязки не снимут. Мне кажется, они и сами не знают, чем меня лечить.
Грейнджер немного помолчала и спросила:
- Лицо - это Грейбек?
- Да. А что?
- Шрамы, оставленные когтями оборотня, не лечатся. Поздравляю. Можешь послать к мерлиновой бабушке всех этих колдомедиков с их доброжелательностью.
- Спасибо за честность, - горько рассмеялась Лаванда. - А теперь уйди, пожалуйста, пока у меня истерика не началась.
- Хорошо, - согласилась Грейнджер. - Я завтра загляну. А, вот еще: я сейчас звукоизолирующие чары на твою палату наложу, они через час рассеются.
Лаванда сперва не поняла, зачем ей звукоизолирующие чары, но стоило только двери захлопнуться, как слезы неудержимым потоком хлынули из ее глаз. Отстраненно подумав, что Грейнджер и вправду если и не самая умная студентка, то самая предусмотрительная так уж точно, Лаванда заревела в голос, как ребенок. Папа, мама, Парвати... профессор Трелони... Никого не осталось, и сама она навсегда теперь будет уродиной. Можно забыть о карьере модели в "Ведьмополитене", куда ее уже приглашали, да здравствует работа официанткой в задрипанном "Дырявом котле".
Слезы помогали облегчить сердечную боль, а минут пять спустя Лаванда неожиданно для себя стала еще и подвывать. Так оказалось еще удобней, и она заорала, матерясь и ругая Волдеморта, как только умела. Где-то ей попадалась на глаза статья о том, что покричать и поплакать полезно - так горю дается выход. Чертовски верное замечание.
Лаанда сама не заметила, как уснула, устав от плача.
Грейнджер пришла и завтра, как обещала. И послезавтра, и на третий день. Рассказывала новости, честно и прямо отвечала на вопросы.
Нет, им не дадут дипломы. Не было ведь ни СОВ, ни ТРИТОНов, и вообще - министерство подумывает оставить всех на второй год, принимая во внимание специфику обучения в контролируемом ПСами Хогвартсе.
Несовершеннолетним сиротам, к которым относится и Лаванда, обещали дать пенсию. Когда - непонятно, поскольку выплаты предполагается делать из конфискованных у осужденных Пожирателей денег, а гоблины ни в какую не соглашаются выдать требуемое. Дескать, Министерство им не указ, они обязаны хранить в неприкосновенности имущество хоть самого Волдеморта... Нет, они не обязаны предоставлять такую информацию. Может, и хранят, может, нет - спросите у самого Волде... ах да, уже не получится. Что ж, значит, не судьба.
Куда податься, Лаванда попросту не представляла. Денег почти не было: родители жили от зарплаты к зарплате, откладывая разве что на отпуск. Нет, Брауны не бедствовали, просто тратили, не задумываясь о гипотетическом "черном дне", а теперь, когда он наступил, Лаванда все ногти сгрызла, пытаясь состыковать возможности и потребности. Хуже всего то, что ей еще не было семнадцати, и целых три месяца девушка должна была питаться воздухом, прежде чем сможет устроиться на хоть какую-то работу, попытаться продать большой родительский дом или обменять его на жилье поскромнее... Да что там - даже снять с банковского счета родителей в Гринготтсе те жалкие крохи, что там есть, ей не удастся - это должен будет сделать либо ее опекун, либо она сама через эти сволочные три месяца!
Грейнджер предлагала пожить у нее. И Рон просил передать, что в "Норе" Лаванде будет неплохо. Человеком больше, человеком меньше - Молли даже не заметит, тем более что после смерти Фреда она вообще мало что замечает.
Все это Лаванде претило - хотя бы потому, что она не привыкла жить за счет других. Обременять своим присутствием людей, в общем-то, и не близких вовсе, не хотелось еще и потому, что она не могла смотреть на себя в зеркало без содрогания. Грейбек оставил ей шикарный подарочек, расписался всей пятипалой когтистой лапой - по волосистой части головы, сантиметров на шесть выше линии роста волос, потом через всю щеку и левую половину лба, задев глаз, и до губ. Губы почему-то остались нетронуты, а вот волосы слева сбрили, и отрастать они не спешили. Вернее, отрастали, но толстые, в палец, шрамы настоько бросались в глаза, что Лаванда предпочитала лишний раз не выходить из палаты.
Целитель Хиггинс ее вроде понимал - не торопил с выпиской, хотя уже признал, что колдомедики сделали для нее все, что смогли. Лаванда пыталась собрать воедино блуждающие в голове осколки мыслей, и понимала, что ей отчаянно хочется, чтобы все стало, как прежде - а так уже не станет. Она дико боялась выйти из дверей больницы - ведь тогда придется что-то делать, признав перед самой собой, что отныне и навеки ее жизнь изменилась до неузнаваемости. Что не осталось ни друзей, ни родных, ни даже Лаванды - потому что эта страхолюдина в зеркале не может быть Лавандой.
В очередной свой приход Грейнджер была мрачнее тучи. Лаванда спросила, в чем дело, и тут же пожалела: гриффиндорская всезнайка разревелась.
- Молли умерла, - едва смогла проговорить она между всхлипываниями. - Она перестала узнавать сперва Джорджа, затем других, почти не могла колдовать - но нам сказали, что это шок, он пройдет. А вчера она просто не проснулась. В "Норе" сейчас могила, Лэв, понимаешь? Они еще Фреда толком не оплакали, а теперь и Молли - а ведь на ней весь дом держался. Мальчишки как прибитые, Артур поседел за ночь, говорит, лучше б и ему умереть!
Лаванда молча гладила Гермиону по волосам, снова абы как стянутым в узел.
- Куда ни посмотришь - везде смерть, траур, нищета, все несчастны... А мы ведь победили! Но это не победа вовсе. Не знаю, что это, но точно не победа.
Лаванда вспомнила содержание последних газет и молча кивнула.
- Если бы я могла, я бы обернула время вспять, я бы этого Риддла в колыбели задушила, я бы Меропу и всю семейку ее выхолостила, чтобы это гадючье семя не плодилось! - Грейнджер с силой стукнула кулаком по металлической спинке кровати, потом еще и еще - пока не сбила костяшки. С интересом посмотрела на выступившую кровь, слизнула и задумчиво произнесла:
- А ведь он, как ни странно, был в чем-то прав.
- Прав? Волдеморт - прав? - Лаванда не сомневалась, что гриффиндорская всезнайка наконец-то сошла с ума. Книжек обчиталась, например - как она может называть Риддла правым?
- Он, конечно, псих и маньяк еще тот, но по сути он был прав. Он считал магглов наибольшей опасностью для волшебного мира, и по-своему пытался ужесточить Статут секретности. Я тут книгу написать собиралсь, может, и напишу еще... С опровержениями риддловских идей.
- Зачем?
- Чтобы никто не захотел повторить его путь, разумеется, - Грейнджер с тихим вздохом спрятала лицо в ладони, потом с силой провела ими в стороны, словно пытаясь разгладить скорбные складки у рта и морщинку между бровей, нелепо и страшно смотревшуюся у восемнадцатилетней девушки. - Еще во время учебы в Хогвартсе я отметила одну странность, которой тогда не придала значения. Школьная программа обычно усложняется, меняется, чтобы ученики могли идти в ногу со временем... А программа, по которой учили твою бабушку, например, гораздо сложнее той, по которой учились мы. Многие заклинания просто выбросили - не за ненадобностью, а просто потому, что большинству студентов не под силу их выполнить, а ориентируются всегда на большинство. То, что мы учили на пятом курсе, раньше было рассчитано на третий. Ты же знаешь, я буквально жила в библиотеке, там множество старых учебников, которыми мы не пользовались - и толковых учебников, не чета нашим. Всякие там зелья от кашля и Инкарцерус... Это здорово, конечно, но вовсе несложно. Для этого не требуется значительных магических усилий.
Знаешь, каждый год в специальной книге появляются имена детей, которым нужно прислать письмо. Я интересовалась: раньше их было больше, ненамного, но все-таки... Тенденция прослеживается. И возраст, в котором имена вписывают в книгу - сколько было твоей маме, когда она начала колдовать? А бабушке?
Лаванда честно постаралась припомнить, что ей рассказывали.
- Бабушка левитировала погремушки. А мама... приклеилась намертво к ручке двери, когда не хотела выходить к гостям на свой восьмой день рождения.
- А ты?
- Я играла в начальной школе, мне было десять. Ставила карандаш вертикально на заостренный кончик, и он не падал.
- Видишь! - воскликнула Гермиона. - Это подтверждает мою теорию. Магия - это мутация, полукровки почти всегда слабее магглорожденных или чистокровных. У магглорожденных мутация случайна, но если уж случается, то проявляется ярко и полно, у чистокровных она взлелеяна поколениями тщательно взвешенных браков. Ты знаешь, что чистокровные почти всегда заключают помолвки в детском возрасте? Процент семей, где детям разрешают искать себе пару самостоятельно, был очень невелик до первой войны с Волдемортом, потом стало модно словно в пику взглядам аристократии отказываться от старинных устоев. И что мы имеем?
- Что? - эхом откликнулась Лаванда. Неужели Грейнджер права?
- Маги слабеют. Наш мир слабеет, и не смотри на меня так! Прошло всего семнадцать лет, а уже можно отметить резкое уменьшение популяции волшебных существ, которое... Ой, прости. В общем, как ни неприятно лично мне это говорить, но магглы - смертельная опасность для нас. Еще немного - и мы растворимся в них. Колдовство исчезнет.
Лаванде показалось, что небо обрушилось на нее. Грейнджер говорила невероятные вещи, уставясь в стену каким-то нехорошим взглядом.
- Как думаешь, Лэвви, где можно спереть хроноворот? У Пожирателей его точно не было, иначе нам бы вовсе плохо пришлось. Может, у министерских?
Посидела минутку, и ушла - оставив Лаванду в растерянности.
До следующего посещения Грейнджер Лаванда места себе не находила. Все обдумывала, фантазировала, размышляла, какой момент в прошлом лучше всего было бы изменить, пыталась рассчитать последствия этих изменений - так, чтобы все осталось как было, только Волдеморта не случилось бы, и все были бы здоровы и счастливы. И живы.
Из министерства пришло письмо - через неделю должно было состояться слушание, на котором ей назначат опекуна. Меньше двух месяцев до совершеннолетия, но закон требует. Да и кто станет ее опекуном? Чиновник из министерства? Родители кого-то из ее школьных друзей? Лишь бы чета Патил не вздумала...
Лаванда боялась выйти в мир. Было куда безопаснее мечтать о хроновороте и вмешательстве в историю, чем думать о завтрашнем дне.
И потому явление Грейнджер было для нее спасением.
Гриффиндорка на этот раз была растрепана, волосы - как жесткое мочало.
- Нет больше хроноворотов. Есть ритуал. Только тот, кто его выполнит, больше в свое время не вернется - останется жить в прошлом. И пара условий есть. Я не подхожу, увы.
- Что за условия? - Лаванда согласна была хоть глаз себе выколоть - левым все равно практически ничего не видно.
- Н-ну... В общем, суть в одалживании чужого тела. Берется два человека, тот, что в прошлом - обязательно слабее того, кто в настоящем. Обычно это дети и подростки, в нашем случае - точно моложе одиннадцати, чтоб наверняка. Ты слабая после болезни, а брать тело маггла - бред собачий, согласись. В одиннадцать ребенку покупают палочку, он учится управлять своей магией, и его труднее вышибить из тела.
- Стоп, - замахала руками Лаванда. - Я что, стану этим ребенком, а он - его душа, в смысле - умрет? И мое тело здесь умрет тоже?
Гермиона скривилась:
- Ну да. Твое тело и так не слишком тебя радует, а чужой ребенок - так душа же бессмертна! Подумаешь, чуть раньше уйдет на следующий виток реинкарнации, ну или что там бывает после смерти.
Браун смотрела на сокурсницу и не узнавала ее. И себя не узнавала - потому что поняла вдруг, что ей по большому счету наплевать. Пусть умрет какой-то там человечек, зато она получит шанс на вторую, нормальную жизнь. И проживет ее нормально. И все будут живы - те, от кого остались только могильные холмики и строчки в "Истории Хогвартса" - говорят, книга пишет сама себя, только Лаванда все не удосуживалась ее почитать, чтобы убедиться...
- К тому же дети смертны не менее взрослых, знаешь ли. Мы можем выбрать девочку, которой суждено было умереть ребенком от какого-нибудь несчастного случая.
Лаванда даже не раздумывала.
- Хорошо, я согласна, - и тут же спохватилась:
- А ты почему не подходишь?
Грейнджер поджала губы. Замолчала. Потом призналась:
- Мне еще есть что терять. Я могу в последний момент подсознательно не захотеть начинать жизнь с чистого листа. А ты не передумаешь.
Впоследствии Лаванде не хотелось вспоминать, как они с Грейнджер перебирали подшивки "Ежедневного пророка", выискивая в некрологах девочку, не дожившую до одиннадцатилетия. Все, родившиеся в чистокровных старинных семьях, отметались сразу - Лаванда не была уверена, что сумеет сыграть юную аристократку. Вернее, она могла с уверенностью сказать, что не сумеет этого сделать - ведь их с пеленок учили французскому, игре на фортепиано и искусству составления букетов.
Выбор пал на полукровку Ребекку Эштон - девочке было восемь, и умерла она как раз за десять лет до рождения Тома Риддла. У Лаванды было время вырасти и придумать, как убить будущего темного лорда или помешать Меропе зачать его.
Браун выписалась из больницы и временно переехала к Грейнджер. Ну, как переехала - забежала переодеться в нормальную, не больничную одежду, а потом вместе с Гермионой отправилась на маггловское кладбище, где покоились останки Ребекки.
Как они выкапывали останки - вручную, чтобы на колдовском кладбище не сработали сигнальные антивандальные чары - Лаванде вспоминать не хотелось. Достаточно сказать только, что был ливень, и совсем скоро земля превратилась в вязкую тягучую массу буро-красного цвета, которую было трудно подцепить на лопату, и еще труднее - стряхнуть. Грейнджер вполголоса ругалась, поминала Слизерина и Волдеморта, а Браун удивлялась отстраненно: откуда отличнице знать такие слова? Хотя... Может, словарь обсценной лексики где-то откопала.
Гробик был маленьким, как показалось Лаванде - слишком маленьким для восьмилетней девочки. Грейнджер безо всякого пиетета к покойной с размаху опустила на него лопату.
Доски почему-то поддались сразу. В пролом глянул безглазый череп - разве колдуны не накладывают сохранные заклятья на своих покойных? С другой стороны, окажись труп Ребекки целеньким, Лаванде было бы труднее отрезать у нее локон - как у живой девочки, которую собираешься убить. А так - все равно она умрет, уже умерла, свернула шею, упав с метлы старшего брата. Ах, какая непослушная девчонка... была.
С трудом выбравшись из ямы, Лаванда с отвращением попыталась стряхнуть налипшую грязь.
- Брось. Я сейчас, - пропыхтела Грейнджер, вылезая на траву рядом. Взмахнула палочкой:
- Эванеско! Эванеско! Эва... тьфу, пакость, - сплюнула попавшие в рот волосы. - Идем отсюда.
- А закопать?
Грейнджер равнодушно посмотрела на Лаванду:
- Плевать. Все равно ты изменишь прошлое, и этой могилы не будет. Идем.
- Все хочу спросить: что будет с моей магией? Я всегда считала, что это свойство разума, а ты говоришь - мутация... Это же в крови?
Грейнджер рассмеялась.
- Честно? Не знаю. Слабее ты не станешь. Может, ваша магия увеличится, приплюсуется. Может, перевесит чей-то потенциал. Мне самой страшно жаль, что я так и не узнаю ответа на этот вопрос. Аппарируем домой, некогда.
Отличница жила в небольшом одноэтажном коттедже: белый забор, газон, посыпанная красным гравием дорожка. Правда, забор давно следовало подкрасить, газон пышно колосился бурьянами, да и сквозь гравий пробивалась молодая поросль. Внутри было тихо и пыльно. Лаванда вспомнила: говорили, что родители Грейнджер так и не нашлись. Судя по всему, она редко заглядывала в этот дом, наверное, дневала и ночевала в Норе...
Дома у Грейнджер были приготовлены остальные ингредиенты. Глядя на отвратительные банки с чьими-то внутренностями, Лаванда решила не спрашивать, нужна ли Гермионе помощь с подготовкой. Та, впрочем, ни о чем подобном и не просила.
Лаванда тихо уселась прямо на пол в углу гостиной, устало закрыла глаза и неожиданно для себя задремала, даже во сне придерживая карман с локоном Ребекки.
- Подъем, соня! - Грейнджер потрясла ее за плечо, казалось, всего спустя минуту.
- Сколько я спала? - рывком вскочила Лаванда.
- Часа полтора. Чертовы руны...
Чертовыми рунами был исписан весь потолок, стены и часть пола. На столе еще дымилось какое-то пойло в чашке.
- Это мне? - шагнула к столу Лаванда.
- Тебе. Пей кофе, просыпайся, и отправляйся в прошлое. А то настоящее слишком паскудное, - вымученно улыбнулась Грейнджер.
Лаванда поспешно цапнула чашку.
- Мы больше не увидимся? - спросила она.
- Почему же? Если ты доживешь до моего рождения... Если в созданном тобой будущем мне суждено родиться...
- А что, может получиться, что..
Грейнджер пожала плечами:
- Может. Думаю, от твоего вмешательства изменится многое, но если Риддла не будет... Мне не жалко не рождаться, не видеть, как...
Гермиона не договорила, Лаванда не переспрашивала. Молча допила кофе, вынула из кармана локон, протянула Гермионе:
- С этим что?
- Это привязка. Чтобы тебя выбросило именно в тело Ребекки.
Грейнджер быстро вплела локон в волосыЛаванды, соорудив куцую косичку на правом виске. Ткнула пальцем:
- Встань сюда, - а когда Браун заняла нужное место, монотонно забубнила что-то непонятное, выписывая палочкой сложные узоры. А дальше была темнота.
