Глава 1Я постоянно хожу с ними на Луговину. Лишь там могу успокоиться от тех мыслей, которые постоянно терзают меня, где бы я ни находилась. Прошло так много лет, но я не забыла, больше того – я вспоминаю, подолгу сижу и просто думаю. Игры закончились. Война завершилась. Жизнь людей входит в привычное русло. Я знаю, что следующее поколение будет вслед за нами восстанавливать весь мир, я знаю то, что они будут жить в мире, который намного лучше этого.
Они играют на Луговине. Танцующая девочка с темными волосами и голубыми глазами. Мальчик с белокурыми локонами и серыми глазами, перебирая по-детски пухлыми ножками, старается подстроиться под нее.
Все, что есть у меня в этом мире – мой Пит, дочь, сын и цветок примулы. Их у нас в Дистрикте много. И уже сейчас они не вызывают щемящую пустоту в душе, на глаза не наворачиваются слезы. Ты просто смотришь на этот цветок, и понимаешь. Моя сестра навечно останется героем, она будет жить в сердце каждого, кто знает Китнисс Эвердин, победительницу 74 Голодных Игр. Китнисс пожертвовала собою ради своей сестры, и вернулась домой. Вот только Прим уже никогда не вернется. Её больше нет.
Раньше я думала, что жить одной лишь мыслью так долго невозможно. Рано или поздно все должно пройти, в жизни обязательно появится что-то другое, на что будет обращено твое внимание. И у меня появилось. Семья. Я вернула Пита, пусть это было и невероятно сложно, но у меня получилось. Долгие дни молчаний, его косого взгляда, обращенного в мою сторону и вечеров. Иногда мы собирались все вместе, приходил Хеймитч, и все подолгу сидели за столом. Пару раз мы видели трансляции из других Дистриктов. Шла длительная и тяжелая работа по восстановлению, и за эти несколько лет обстановка стала намного лучше. Теперь обычные людские удобства, от которых отвыкло все население Дистриктов Панема, были не только в Капитолии. Самая благоприятная обстановка сейчас была в Первом, Втором и Четвертом Дистриктах. У дальнего Двенадцатого дела обстояли не настолько хорошо, но за прошедшие двадцать лет восстановили множество построек.
Я не люблю спать. Стала очень мало отдыхать. Кладя голову на подушку, я постоянно слышу звук с Арены. Непрекращающийся залп пушки и тысячи трупов, лежащих друг на друге прямо около Рога Изобилия. Потом вижу живую Руту, и кричу во сне. Благо, рядом со мною всегда оказывается Пит. Я засыпаю только рядом с ним, прижавшись близко. В выходные, когда уже становится светло, дети прибегают и ложатся рядом с нами.
Пит печет хлеб. Я продолжаю охотиться. Хеймитч шутит, что я научу этому свою дочь, чтобы не попадать под дождь во время преследования добычи в одиночку. А я даже не знаю. Я не хочу учить её такому занятию. Я действительно хочу и для неё, и для него светлого будущего, будущего не только без Голодных Игр, но и без насилия.
Наверное, глупо и трудновыполнимо. Хеймитч назвал бы меня наивной девочкой, озвучь я ему свои мечты.
При всех этих событиях многие просто отказываются верить в то, что когда-то может быть лучше. Была война. Умирали люди. На одних Играх за все годы проведения умерло около полторы тысячи человек. У этих людей могла бы быть семья, мечты, будущее. Все из них были детьми, и треть из них была в возрасте двенадцати-тринадцати лет.
Я задумывалась, что случилось бы, не вытащи Эффи тогда имя Прим. Решил бы кто-то пойти наперекор Капитолию и Сноу? Как долго бы я и моя мать мучились каждый год во время Жатвы, зная, что имя Прим может оказаться на той бумажке, которую вытащит Бряк? На момент моих первых Игр мне было шестнадцать.
Игры и восстание изменили всех нас до неузнаваемости. Раньше я считала, что большим переменам подверглась я сама, но теперь понимаю, что это не так. Игры принесли очень много боли Питу. Боль была такой силы, что он начал меняться. Абсолютно не готовый к таким условиям, мой мальчик с хлебом.
Я сижу на старом пледу, который нам посчастливилось найти в сундуках у мамы, и перебираю в своих руках цветы. Дети бегают где-то недалеко. Я каждые несколько секунд поднимаю голову, чтобы проверить, в порядке ли они и не упал ли маленький.
Пит в них души не чает. Из него вышел блестящий отец, лучший, которого я когда-либо видела. Дети и я – вот та сила, которая вытащила его из пучины лжи Капитолия. Хоть все виновники и убиты или отданы под суд, Сноу мертв, я никогда не прощу им этого. Они не были людьми, когда делали все это с Питом. Они и были теми самыми переродками этой власти, всего Панема с его бедными Дистриктами и богатой столицей. И были люди. Люди, которыми управляли переродки.
Мы втроем отпросились у Пита сходить погулять. Он не смог пойти с нами – был сильно занят в пекарне. Обещал прийти, как только закончит, и наказывал детям вести себя хорошо.
- Мама, - моя маленькая принцесса подбежала ко мне, наклоняясь к рукам и смотря на одуванчики.
Потребовалось пять, десять, пятнадцать лет прежде, чем я согласилась на это. Но Пит так сильно хотел, чтобы они появились.
Я стала старше и намного умнее. Я подумала над всем тем, что было в моей жизни, и что есть сейчас. Я поняла, что Пит для меня был всем. Тогда, после Квартальной Бойни, мне было не до этих мыслей, но сейчас я жалею, что затеяла все это с Гейлом.
Потому что Пит – единственный мужчина, способный вытянуть меня, вернуть к свету. Именно ему я обязана за счастье в своей жизни.
- Мама, а где папа? Он обещал, что придет, - с недоумением восклицает девочка, а я просто сижу и улыбаюсь.
Когда я впервые почувствовала, как она шевелится внутри меня, я пришла в ужас, почувствовав, что стара, как сама жизнь. И лишь радость держать ее в своих руках смогла примирить меня с этим. Вынашивать его было немного легче, но лишь немного.
Я помню всю радость Пита, когда только сообщила ему о беременности. Вся полностью бледная и абсолютно потерянная, я пошла к тому единственному человеку, который никогда бы не прогнал меня. Пит с минуту всматривался в мое лицо, надеясь найти там хоть каплю улыбки или дождаться слов наподобие «шутка» или «я тебя разыграла», но их не было.
Пит был на седьмом небе от счастья. Мне было страшно. За столько лет предубеждений и четко закрепившихся в мозгу установок, сейчас я просто морально не могла принять тот факт, что во мне есть еще одна жизнь. Я не могла верить в то, что после таких потерь в моей жизни появится маленькое существо, которое станет символом чего-то нового. Нового мира. Нового Панема. Новой меня.
Пит в тот день никуда меня не отпустил. Он подолгу вглядывался в мое лицо, стараясь понять, обнимал, держал за руки и целовал. Его приступы теперь случались раза два в месяц. После того, как мы стали превращаться в настоящую семью, его кошмары исчезли. Он нашел тот «переключатель», и смог избавиться от последствий яда.
А может, он просто лучше контролировал себя. Когда мы в последний раз были в Капитолии, на прошлой неделе, врач сказал, что вся «болезнь» практически ушла. Он выразил свое восхищение, не переставая говорить, что это именно я, Огненная Китнисс, жена Пита Мелларка, спасла своего мужа. Я пару раз улыбнулась, но сидела молча и не двигалась. Я не могла поверить. А еще я не могла понять.
На обдумывание этого в моей жизни были долгие вечера, ночи. Первое время после окончания восстания я вообще не спала. То мысли о Сноу, то о Прим, то о переродках и Финнике не давали мне заснуть. Я ворочалась в кровати, никак не могла найти удобную позу, зарывалась в одеяло, чтобы, наконец, отшвырнуть его к концу кровати и вылететь из дома. Я могла успокоиться лишь в лесу. Там, где ночью нормальный человек бы уже умер от страха, я успокаивалась. Шелест листвы, шорох животных. Часто кто-то за моей спиной шумел в траве, около деревьев или несся от одного конца площадки к другому. Наверное, там было много оленей, но я была без лука. Раньше я убивала животных, а сейчас поняла – я убила свою жизнь.
И именно там, в кабинете врача, где ошарашенный Пит сидел на стуле и сильно сжимал мою руку, я не могла поверить, что могу быть настолько мерзкой и чудовищной. В меня верил народ. Больше жизни меня любил самый лучший мужчина на свете. А я еще когда-то осмеливалась думать, что по-настоящему люблю только Прим? Прим, которая, узнай мои мысли, навряд ли когда-либо решила бы со мной заговорить? Я всегда ставила сестру выше других, даже после того, как та умерла.
А теперь я сидела в кабинете врача. Он что-то говорил, но я лишь тупо уставилась в пол и изредка кивала. Пит мог вылечиться раньше. Пит мог быть бы спасен. Если бы не я. Я отвернулась от того, кто всегда спасал меня, и поставила Пита куда-то на задний ряд. Я думала, у меня был Гейл. Но мне не нужен был он. Мне нужен был Мелларк. И я поняла это действительно очень поздно. Даже позднее того, когда его, полностью измененного, привезли из Капитолия. Это был другой Пит. Моего мальчика с хлебом больше не было, а если он и был, то где-то слишком глубоко. Прежний Пит исчезал с каждым днем все больше и больше, надеясь, беззвучно моля меня, чтобы я ему помогла. И я сделала это, только намного позднее, чем надо было бы.
Теперь он не хватается за спинку стула и его тело не мечется в судорогах. Пит Мелларк вернулся. Но то, что произошло с ним – чудовищно. Мое поведение причинило огромную боль Питу. И теперь я понимаю, как сильно он мог меня тогда ненавидеть, когда думал, что я – переродок. Теперь я ненавижу себя так сама.
- Обязательно придет, солнышко. Просто он занят. Он знает, где мы. Скоро придет, - уверила я дочь, наблюдая, как она с улыбкой оборачивается назад и бежит к своему брату. Моя задача – сделать так, чтобы их ни в коем случае не коснулись пережитки войны. У них будет семья. У них будет жизнь, мечта, в их жизни будет минимум страданий и боли. Мы с Питом пережили достаточно, чтобы отгородить их. Наших маленького мальчика и маленькую принцессу. Он еще мал, но очень непоседливый. На своих маленьких пухлых ножках он вечно пытается за всеми угнаться: то за отцом, который рассказывал ему сказку, и, закончив, ушел, то за мной, когда мы вместе с ним поливаем цветы, то за сестрой.
И, кажется, именно сейчас я понимаю всю прелесть материнства. Если бы я тогда не вызвалась добровольцем на Игры – погибла бы Прим. Если бы я не стала предводителем восстания – они бы не родились. Я бы не позволила себе отправлять их на Жатву каждый год. Я не знаю, что чувствовала моя мать, смотря, как Эффи вытаскивает бумажку с чьим-то именем. Если бы я была на её месте, то умерла бы в один миг. Или спрятала бы своих детей так далеко, как только смогла бы.
Ветер приятно обдувает мою кожу, делая нечто невообразимое с волосами, отчего их приходится заправлять за уши. Я взяла на Луговину немного еды: хлеба, мяса и зелени. Тут они оба кушают гораздо быстрее, чем дома. Иногда я долго могу уговаривать своих детей поесть даже после того, как они, уставшие, пришли с прогулки.
Я пододвигаю сумку ближе к себе и начинаю шарить по карманам. В центральном отделении нахожу куски хлеба, все еще теплого и мягкого. У Пита золотые руки. За годы голодания я сразу и не могла привыкнуть к такому. Когда умер отец, вся наша семья – мама, Прим, остались на мне. Я все еще помню то ощущение, когда от боли скручивает живот и те моменты, когда организм радуется всего лишь каким-то крошкам. Теперь мы живем в достатке. Победители Игр, зачинщики восстания, народные символы. Может, о нас напишут в книжках по истории. Но это абсолютно неважно. Важно то, что маленький мальчик и его сестра будут жить так, как захотят. Мои дети будут восстанавливать руины государства, в котором когда-то жили люди. Я виню себя за это. Но понимаю, что убила бы себя, родись они во времена Игр.
Мясо приходит к нам из Десятого. Зерно из Девятого. В этом мире остались пережитки Игр – все наши Дистрикты до сих пор разделены по «специализациям».
Я чувствую, что кто-то стоит за мной, слишком поздно. Я так отвлеклась, размышляя, что будто отключилась от всего мира. Я вздрагиваю и тут же высматриваю перед собой детей. Вон они, бегают совсем недалеко и что-то собирают. Пит, а сзади подошел именно он, садится рядом со мной и смотрит, как я копаюсь в сумке. Под его взглядом я начинаю дергаться и учащенно дышать.
Господи, подумать только. Мой Пит Мелларк. Человек, который держался за меня в этом мире так сильно, как не держался еще никто. Он любит меня больше, чем кто-либо.
- Прости, задержался, - оправдывается Пит, поднимает голову и улыбается – к нему бегут дети. Маленький мальчик со всего разбегу влетает в объятия отца обнять его своими пухлыми ручками. Я смеюсь. Моя дочь подходит ко мне и заинтересованно смотрит в сумку.
На протяжении своей жизни я во многом была неправа. Наверное, составляй кто список ошибок какой-либо важной личности, я была бы там на первом месте. Я пытаюсь жить настоящим и совершенно не забываю о прошлом. Я хочу, чтобы все живущие помнили о жертвах, благодаря которым они живут. Я хочу, чтобы все знали маленькую Руту из Одиннадцатого. Финника и Мэгз из Четвертого. Я считаю свою сестру намного лучше себя. Она говорила, что осталась в живых для того, чтобы что-то совершить в этом мире. Может, она совершила и умерла. Я бы поменялась с Примроуз местами.
Я стала символом восстания случайно. Готова поспорить, окажись какая-то девушка на моем месте во время Игр – она сделала бы то же самое.
Я беру сына на руки и прижимаю маленькое тельце ближе к себе. У него замерзли ручки и я держу их в своих, согревая. Пит дает дочери хлеб с мясом, она кушает и убегает. Мальчик несется за ней. Я смотрю, как они убегают слишком далеко от меня, но дочь разворачивается и осторожно ловит своего брата.
Пит обнимает меня и целует в лоб. Я улыбаюсь.
Я знаю, что все будет хорошо. Это говорит Пит, и я ему верю.
Все были слишком сломлены. Слишком напуганы и замучены. Сейчас начинается другое время с другими проблемами, и я не могу точно сказать, что ждет нас завтра. Я знаю лишь одно – Голодных Игр больше не будет. Пока я жива, пока живы мои дети и мои последователи, они просто не имеют права возродиться. Диктатура Сноу уничтожена. Выросли новые белые розы, они абсолютно чистые. Мир меняется.
Сны когда-нибудь исчезнут. А если и нет, то я справлюсь. Со мной рядом всегда будет Пит. Он держит меня за руку.
Я расскажу детям о том, как я справляюсь с этим, о том, как в плохие дни меня ничто не радует — ведь я боюсь потерять все. Именно в такие дни я составляю в уме список всех добрых дел, которым стала свидетелем. Это похоже на игру. Она повторяется снова и снова. После двадцати с лишним лет она даже стала немного утомительной.
Я не хочу выживать, я пытаюсь жить. Люди, пережившие войну, теряются в мирное время. Я держусь за все, что попадает мне под руку.
У меня есть Пит. Дочка и сын. Цветок примулы и воспоминания того, что никогда не должно повторится. Мне есть за что держаться. И это – главное.
Глазки устали. Ты их закрой.
Буду хранить я твой покой.
Все беды и боли ночь унесет.
Растает туман, когда солнце взойдет.
Тут ласковый ветер. Тут травы, как пух.
И шелест ракиты ласкает твой слух.
Пусть снятся тебе расчудесные сны,
Пусть вестником счастья станут они.
