1 курс. 2 часть.Самый первый урок — Чары.
Класс Чар был большим в силу своей длины, но узок. Кончался он четырьмя небольшими окнами, что находились немного выше человеческого роста, но и не под потолком. Утреннее солнце проскальзывало сквозь витражные окна, освещая все предметы в классе. Под окнами стоял стол профессора, заваленный книгами, но и позади него просто яблоку не было где упасть: книги были буквально повсюду. Правда, пыль с них всегда стирали. Между продолговатыми смежными партами учеников находилась доска, полностью исписанная мелким, аккуратным, но непонятным почерком. Декан Рейвенкло в "среде своего обитания" чувствовал себя как нигде уверенным.
Профессор Яо — чуткий преподаватель. Скрупулезный и знающий ход урока до мелочей, он был мастером своего дела. Обычно его студентам бывает скучнее, чем на уроках Защиты от Тёмных Искусств, но он старается быть ласковым к детям и подходить к обучению с интересом. Для себя, конечно, тоже. Не ровен час, и учителю всегда есть чему научиться у ученика.
У профессора был звонкий мелодичный голос, наверняка он хороший певец, ведь он родился в Китае и каждый день слушал многогранные наречия своего народа.
Он всегда ходил в голубых китайских одеждах (в цвет своему факультету, может быть?..) и редко показывал руки из рукавов, только если орудовал волшебной палочкой. У него тонкие и блестящие на свету чёрные волосы, достающие до лопаток, он всегда убирал их в хвост.
— Здравствуйте, юные волшебники! — приветствовал слегка взволнованных своим первым уроком первокурсников профессор. — Моё имя — Ван Яо. В течение всего вашего обучения я буду преподавать вам такую дисциплину, как Чары. Данная дисциплина изучает, да, можно догадаться, движения ваших волшебных палочек с произнесением заклинания.
Сегодня на уроке мы будем изучать Левитационные чары. Никто ещё не знает, когда они были изобретены? Эти чары впервые были придуманы и использованы в шестнадцатом веке волшебником Джарлетом Хобартом. К Левитационным чарам относятся заклинания Левитации и группа заклинаний Локомотор, которые способны поднимать объекты в воздух, большинство из них гораздо эффективней, чем Вингардиум Левиосса, которые мы будем изучать сегодня. Самые известные заклинания — Вингардиум Левиосса, Асцендио, Мобиликорпус, Мобилакорпус, Левикорпус и Левискулус. Несмотря на то, что многие волшебники и ведьмы считают, что эти чары бесполезны, они глубоко ошибаются. Они чрезвычайно полезны не только в бытовых ситуациях, но и в опасных для жизни. Но я надеюсь, никто не убедится в этом на собственной шкуре.
У каждого из вас, друзья, на партах лежит по перу. Чтобы поднять его в воздух, нужно вашими волшебными палочками рассечь воздух и взмахнуть, и четко произнести "Вингардиум Левиосса". Если вы хоть чуть-чуть ошибётесь, от перышка может ничего не остаться. Итак, пробуем!
Впервые в жизни Альфред был поражен, удивлён, обескуражен, да что там — просто сидел в шоке с открытым ртом. Профессор и студенты колдовали. Даже не так.
Он тоже научится колдовать. А ведь до этого он считал себя человеком, которого редко может удивить что-нибудь для него новое. Привести в восторг — да, но не удивить.
— Рот закрой, — шепнул ему Артур; надо же, Джонс имеет наглость усаживаться рядом с ним, даже не спросив.
Альфред с небес на землю не думает спускаться, но слегка грубую фразу без внимания не оставил: через секунду он уже, не рассчитав, успешно закрыл рот, да так, что зубы клацнули. Пока остальные дети доставали палочки, он во все глаза смотрел на них, при этом выражение лица его казалось рядом сидящему Артуру достаточно глупым. "Что взять с магглов…" — вздохнул он.
Перед началом урока Альфред услышал, как не знакомые ещё ему ребята рассказывали про свои первые выбросы магии. Он задумался: чего же именно он такого натворил, что дало бы понять, что он особенный? Вспоминались свитера, это да. Но как же глупо, как он думал. У всех было что-то более серьезное, чем поджигание колючих вещей. Но сколько ему тогда было? Четыре или пять лет? Да он свой день Рождения вряд ли вспомнит, не то что событие шести- или семилетней давности.
— Эй, Арти, — без какой-либо совести (как бы прокомментировал это Артур) придумал ему новое прозвище Джонс, — а какой у тебя был первый выброс магии?
— Артур, — поправил его Кёркленд, не отвлекаясь от своего занятия; его перо, стандартное для первокурсников, уже давно парило над партой наравне с пером Алисы и еще парочки студентов, и профессор Яо за всеми пристально поглядывал. — Кухарку утопил.
Как только Джонс это услышал, то согнул в недоверии уголки губ вниз и слегка сдвинул брови.
— Серьезно? — шепнул он Алисе, что сидела рядом со своим братом.
— На самом деле она сошла с ума и утонула в пруду, — коротко шепнула ему Кёркленд.
Альфред бы сказал на это: "Артур уже в детстве сводил девушек с ума", но понял, что сморозит несусветную глупость, и ведь самому будет стыдно. Впрочем, он об этом забыл уже через пару секунд. Однако, утопившаяся кухарка… И хоть Артур сказал это спокойно и буднично, не похоже, что он не сожалеет об этом. Всё же, это человеческая жизнь, пусть и отнятая по чистой случайности маленьким ребёнком.
— А у тебя? — вновь обратился к Алисе гриффиндорец.
— В кои-то веки завяли розы в нашем саду.
— А я спалил свитер, — подпёр кулаком щёку Альфред и вздохнул.
На том эти трое и замолчали. Однако Альфред не переставал весь урок (а после и всё время) наблюдать за своими первыми в жизни близнецами. Именно поэтому они его и заинтересовали, ведь они не просто брат и сестра. Близнецы. Он все успокоиться не мог: не понимал, как они вместе живут?
У него никогда не было брата или сестры. Но он помнил некоторыми отрывками жизнь в Детском доме. Правда, хоть он и не ощущал какой-либо братской любви, коллектив там был сплочённый, только мало что прощавший. Может, не возьми Джонсы Альфреда к себе, он бы смог увидеть сцену жестокости детей к другим и разочароваться в мире? Он встряхнул головой. Нет, конечно, мир не такой. Может, это и мысли ребёнка, но Альфред не думал, что мир погряз в черноте; скорее, люди перестали показывать свою светлую сторону.
Его волшебная палочка, тем временем, использовалась полным ходом. Она была сделана из приятного на ощупь материала, и её было очень удобно держать. Или это пальцы Альфреда были удобны для её формы? Он слишком серьёзно воспринял слова старого колдуна: "Палочка выбирает хозяина". Скольким одиннадцатилетним волшебникам он это сказал? Поди, ни один не думал, что палочка всерьёз может быть живой и думающей.
В перерыве между первым и вторым уроком (вторым была Защита от Тёмных Искусств, так же со слизеринцами) Альфред озвучил свое предположение Кёрклендам.
— Ты так считаешь? — Артур даже повернулся к нему лицом. — Да даже если бы не считал, они и так живые.
— Не буквально, конечно, — вторила ему Алиса. — Многие это знают, но не многие их могут слышать.
— А точнее — вообще не слушают. Она для них вещь, орудие, с помощью которого они могут выпустить свою магию.
— И никто даже не задумывается о её чувствах. Во время битвы, например, она может устать.
— А раз устала — быстрее сломается. Тогда и волшебнику конец, — закончил Артур.
— Но как она может быть живая? Да еще и не буквально? — Джонс понял, что ему сказали слизеринцы, но вот это — нет.
— Это не к нам, а к профессору, — Артур вместе с сестрой зашли в класс и сели вместе за одну парту, чтобы какой-то Джонс не нарушал больше их хрупкого мирка.
— Какие люди! — вошедший в класс Гилберт не постеснялся подойди к чудаковато выглядевшему профессору. — Джа - Пустая бутылка! С момента твоей смерти тебя не видел, пьяница. Теперь ты и профессор…
— Мистер Бальшмидт, — мужчина, кажется, даже не удивился такому нахальному приветствию, — в урочное время попрошу… — иногда, как сейчас, он делал паузы между фразами, будто забывал, что хочет сказать, или даже еще не придумал, — ...относиться ко мне как к профессору. Отдыхайте, пока не начался урок.
Альфред уже просёк, что этот своеобразный мальчик, Гилберт Бальшмидт, особо не стесняется своего окружения и того, что о нём могут подумать. "Думаю, с таким будет интересно общаться", — пронеслось у него в голове, когда он усаживался за парту с Мэттом.
— Ну, Мэтти, расскажи о себе, — Джонс улыбнулся своему другу.
— Мм, ну, так сразу и не скажешь… — нет, рассказать-то Уильямс о себе мог, да только непривычно ему, что спрашивают так сразу. Да что вообще спрашивают. — Н…ну, если интересно, то я полукровка, оба родители маги.
— Это тогда как? — перебил его Альфред. — Просто я не понимаю этой всей лабуды с кровью.
— Н…ну, отец — сам полукровка, мама — маггл, — сглотнув, ответил Мэтт. "Мама — маггл" — он многое вложил в это фразу.
— Ага… — протянул Альфред. — Дальше, что ещё ты о себе можешь сказать?
— Не знаю, – честно признался мальчик. — Я никогда раньше не отвечал на подобные вопросы.
— То есть, с тобой и не дружили раньше? — Мэтт слегка кивнул. — Отлично, тогда я буду твоим другом! На вид ты не глупый, поэтому дашь списать, если что.
И Альфред ему улыбнулся. "Только ради этого?.." — снисходительно вздохнул мальчик. И не сказать, что Альфред подружился действительно ради этого — просто он иногда подбирает слова, которые в данном разговоре неуместны. И еще пару минут перемены Джонс, как с ним бывает, рта не закрывал.
***
Второй урок — ЗоТИ.
Класс располагался на третьем этаже и обставлен, мягко говоря, странно. В понимании Альфреда. Таких кабинетов он ещё не видел. Странные клетки, сундуки, причиндалы, на тумбах стояли разнообразные вещи, начиная перьями, заканчивая магическими шарами. Парты были расположены так, что ученики видели невысокую винтовую лестницу, ведущую в личный кабинет профессора, за ним же стоял прочный стол и вплотную стоящие шкафы с книгами.
— Здравствуйте, первокурсники, — монотонно и скучно сказал профессор, похлопав в ладоши, чтобы все успокоились. — Меня зовут… Джаред Фиддлфилд. Я буду преподавать вам такую дисциплину, как Защита от Тёмных Искусств. Вообще… я бы сказал, что невежественно делить магию на светлую или темную, но речь не об этом, — он немного прошёлся взад-вперед, что заняло полторы минуты его собственных раздумий. — Защита от Тёмных Искусств — это наука об использовании магических сил, направленных на защиту и самооборону мага… Можете записать, если угодно… Однако. Способы такой защиты и самообороны основываются не только на изучении магических существ, против которых могут быть использованы заклинания… но и на заклинаниях светлой и темной магии.
Позвольте также сказать, что область эта куда сложнее других магических, и её познание нужно скорее не для оценки на экзамене, а для того, чтобы выжить... — и профессор о чём-то грустно вздохнул.
Альфред рассмотрел его. Чудаковат, да и выглядит… странно. Вроде не привидение, но и не человек. Существует, но и не существует одновременно. Иногда его фигура буквально "стирается", словно помехи в настоящем. Собственно, именно со временем у этого Джареда и произошла невесёлая история, о которой позже Джонс узнал из уст товарищей.
Джаред Фиддфилд при своей жизни ("существование" — как-то неуважительно звучит) был тем ещё пьяницей, о чём упомянул в своём приветствии Гилберт. Иногда его нетрезвое состояние играло плохую роль, но как качественного сотрудника Министерства его не увольняли. В основном, за него вступался мистер Бальшмидт, отец Гилберта. Он и Джаред — хорошие друзья, соответственно, выпить с таким другом было настоящим удовольствием.
Работал бывший сотрудник исследователем в Отделе Тайн. Но однажды он пришёл, как часто с ним бывало, на работу в стельку пьян. Но, похоже, что никто не заметил разницы в его поведении и походке, возможно, всем было привычно данное состояние этого человека. Из-за несчастного случая в Комнате Времени по вине алкоголя Джаред Фиддлфилд стал жертвой Временного Парадокса, которое изучалось в то время полным ходом. Нарушив Линию Времени, Джаред случайно стёр себя в прошлом, и теперь он одновременно "существует" и "не существует". В результате его тело потерпело множество изменений: кожа приобрела неестественно бледный цвет, что делало его чуть ли не призраком. Бывало, на солнце он действительно становился прозрачным. За это он получил прозвище "Безликий". Однако только Гилберт продолжает звать его Джа - Пустой бутылкой.
Внешне он был невысоким, пухлым, постоянно грустным и отчужденным, но иногда в пасмурные дни у него случаются приступы активности. Теперь он на дух не переносит солнца, думает, что становится беззащитным из-за невидимости. Глуповат, как считается, но он просто слишком наивен и добр. Странная прическа и одежда. В тот день он был в стельку пьян, поэтому решил принарядиться, как маггл. Собственно, он никогда не знал, как одеваются магглы… Что же, теперь он выделяется не только своей "безликостью", но и эксцентричным одеянием.
— Защита от Тёмных Искусств делится на два вида: атакующая и защитная. Атакующая… используется при нападении, защитная… в качестве обороны. Для атаки вообще присуща внезапность…
Профессор вытащил палочку, чуть приподнимая руку, согнутую в локте. Кончик палочки указывал куда-то в сторону, а не прямо на учеников. Из-за того, что Фиддлфилд держал вещь слишком расслабленно, если не небрежно, получилось так, что через мгновение в той стороне вдребезги разбился какой-то керамический предмет, судя по звукам.
Класс сперва вздрогнул, но как только профессор лениво закатил глаза на это происшествие, многие рассмеялись. Конечно, вот он — момент внезапности. Вскоре после поданного скучным голосом и тоном, но достаточно интересным введением в курс ЗоТИ, профессор задал прочитать первые два параграфа учебника и написать эссе на пол-листа пергамента по всё той же теме. Ученики же должны понять и запомнить, что собираются изучать в течение семи лет.
***
Обед.
Пожалуй, ребенок, пропустивший завтрак, к обеду будет просто изнывать от голода. Альфред снова пришел в восторг, когда, пришедши следом за Мэттом, увидел вновь шикарно уставленные едой столы. Но, дабы пока Альфред мог выражать хоть какую-то скромность перед залом, наполненным учениками, он подошёл к столу спокойно, и только когда уселся — потерял контроль. Ну, действительно ведь: соки — свежевыжаты, кладезь витаминов; мясо — мягкое и нежное, тает во рту, будто готовила матушка. Кажется, это место и станет ему родным, если вдруг он не заскучает и не возникнет желание вернуться…
— Мэтти, а расскажи о Хогвартсе. Я прослушал тогда Шляпу.
— А… — растерялся Мэтт. — Я не смогу тебе ничего рассказать, я же здесь столько же, сколько и ты.
— Но ты-то знал о замке, что, никогда не интересовался? — продолжал Альфред.
— Мои родители учились не здесь, так что я знаю очень мало…
— Расскажи что знаешь, — пожал плечами Джонс.
Но, увы, Уильямс к таким вопросам вообще совсем-совсем не привык. Его застали врасплох, он как чувствовал, что поставит себя в неловкое положение, хотя это Альфред только начал.
— Не смущай паренька, — дружелюбно улыбнулся Антонио, подойдя к друзьям. — Если хочешь узнать о Хогвартсе — милости прошу в библиотеку. Там есть очень интересная книга, я забыл название, но ты сразу поймёшь, о чём она, — посоветовал он.
— Есть вот это? Нет-нет, что ты, я люблю здоровую нежирную пищу, — негромко сказали со стола рейвенкловцев, но в первый день учебы в Большом зале было ещё довольно тихо. Так что Альфред повернул голову на звук.
— Ты только послушай, что Попочка в очках опять сказал! — хихикал за столом Слизерина Гилберт; Франциска всегда веселили прозвища, которые его друг давал другим людям, поэтому его сдавленный смех норовил превратиться в хохот. К тому же и фантазии Бальшмидту тоже не занимать: он прошёлся по ученикам стола Рейвенкло и
каждому что-нибудь да придумал.
Артур и Алиса удручённо вздохнули, совершенно потеряв аппетит: таким громким идиотам не место на их факультете. Шляпа ведь могла ошибиться, да? Вообще-то — нет, но пока Кёркленды сомневались в здравости этого решения. В Большой зал вошла Элизабет Хедервари, ученица из Гриффиндора, умная, храбрая, непредвзятая, способная учиться на своих ошибках и постоять за своё мнение. Чуть заслышав знакомое с детства глупое почти несдерживаемое хихиканье, она прикрыла веки и закатила глаза, медленно закипая; она уже знала, над кем этот гений и идиот в одном лице смеётся.
— Этот придурок… — как-то угрожающе она это произнесла, кладя книги на стол, а сумку на место рядом с Каррьедо. Девочка взглянула на Родериха, тот взглянул на неё, а эту идиллию от встречи взглядов нарушил хлопок ладонью о стол. — Ну, всё… — Элизабет достала волшебную палочку из кармана. — Эй, ребята, что можно сделать с этим чокнутым?
— А, э… — Йонг Су очень захотел ответить такой красивой однокурснице, но идей не было, поэтому он лишь только замычал, ёрзая на своём месте. Наконец он с улыбкой в тридцать два зуба взял в руки тарелку.
— Отлично, — согласилась Хедервари, — сойдёт.
Взмах палочки, кончик направлен на Гилберта. Тот как раз только сейчас поднял глаза от самолётика, который делал специально, чтобы запустить им в Родериха, а бумага потом как бы невзначай загорится. Только заметив Элизабет, он хотел ей тоже что-нибудь крикнуть, но та, нахмурив брови, сконцентрировалась, и тарелка с едой попала немцу прямо в лицо. Тарелка-то со стуком вернулась обратно, а вот достоинство мальчика…
— А-а-аргх, Лизхен!.. — взревел он, не ожидая такого от кроткой, как казалось, девочки с каштановыми волосами.
— Сядь, Бальшмидт, — осадил его подошедший к столу префект Слизерина, Скотт Кёркленд. — Ты поел? Тогда проваливай.
Гилберт оскорблёно фыркнул, взял со стола салфетку и направился к выходу из Большого зала, пнув попутно Франциска, чтобы тот не смел над ним смеяться. Француз быстренько засеменил за ним следом, Антонио тоже со вздохом встал со своего места и пошёл за друзьями.
Элизабет победно хмыкнула и вновь посмотрела на Родериха, возможно, ища в его взгляде похвалу. Действительно, мальчик чуть улыбнулся ей, но потом перевёл взгляд на стол преподавателей. Девочка последовала его примеру; профессор Яо и профессор Вяйнемёйнен что-то прошептали друг другу, бросив кроткие взгляды на неё, а потом опять вернулись к трапезе.
— Ты здесь всё время сидишь, неужели сложно поддержать дисциплину? — пренебрежительно произнёс Скотт, обращаясь к Ивану Брагинскому, второму префекту; оба они на седьмом курсе.
— Хи-хи, — ответил Иван, — пусть они играют. Это же детство, — он улыбнулся.
— У тебя всегда детство, чудо-юдо, — сказал старший брат близнецов.
Кстати, о них. Таких моментов они очень боялись: Скотт и Иван сидели с двух сторон от них. От этого детского страха перед грозным на вид братом и высоким Брагинским они сидели, словно на иголках. От такого они не прочь и в Гриффиндор сбежать.
***
Третий урок — Трансфигурация.
На этот раз урок был не со слизеринцами, а с рейвенкловцами, чему Альфред почему-то удивился. Он же не заучивал расписания, которое дал декан после завтрака, как тот парень, он вообще так никогда не делал. Не запоминались также не то что ходы и коридоры замка, но и даже названия факультетов мальчик мог путать. И ведь первокурсникам не выдают даже карт замка! Поэтому он постоянно ходил следом за своим новым другом Мэттом.
Класс располагался в той же башне, что и ЗоТИ. Третий или четвертый этаж — Альфред не уследил. После сытного обеда на урок попасть, конечно, хотелось, но не плестись куда-то, еле переставляя ногами.
Иллюзорно класс был больше кабинета Чар, а обставлен, как и все классы Хогвартса, совершенно по-другому. Под потолком висели простые круглые, наверное, многовековые железные люстры со свечами. По бокам от рабочего стола профессора были расположено по доске, тоже расписанными какими-то непонятными словами (быть может, это была латынь). И, конечно же, большие клетки с птицами, которые иногда что-то по-своему кричали.
Профессор Трансфигурации, Тино Вайнямёйнен, был круглощёк, симпатичен, на первый взгляд добродушен и наивен, но может быть сильным, когда это потребуется. Ещё не будучи преподавателем в Хогвартсе, он сражался за него с присущей ему храбростью.
У него светлые волосы, интересного цвета глаза, быть может, он немного низок. Он кажется весьма взрослым, лет на двадцать семь - тридцать. Спокоен, трудолюбив, что и требуется его профессия, ведь преподавать — та еще задача. Обычно он тих и старается не встревать в какие-либо ссоры, но уроки он старается вести веселей, придумывает шутки и не может сердиться на деток. Даже если им уже семнадцать лет.
Кстати, когда в Хогвартсе устраивают праздники, Тино всегда первый кандидат на организацию и задумку. По его планам любая вечеринка проходила великолепно, а участники на следующий день ходили все сонные и уставшие, но довольные. Хотя некая странность там присутствовала.
— Добрый день, мои дорогие студенты! Меня зовут Тино Вяйнямёйнен, но вы можете звать меня профессор Тино, я уже привык, что многие не могут с первого раза произнести мою фамилию, — он чуть улыбнулся; да, голос у него действительно взрослый. — Итак, на моих уроках вы будете изучать искусство трансфигурации. Вынужден признать, что это очень сложная материя, но мы начнем с самых элементарных заклинаний, — он взмахнул палочкой, и на удивление учеников у него в руках появился чудесный букет орхидей. — Например, заклинание Орхидеус. Заклинание очень полезное для праздников и для свиданий… но не будем об этом, — несколько девочек с последних парт хихикнули. — Или заклинание Верминкулюс: оно превращает объект в червя. Как-то раз я пошел на рыбалку, но по дороге растерял всех червей, а так я смог обратить в них кучу прибрежный камней. Улов так улов был! Думаю, в конце урока мы попрактикуемся в чем-нибудь простом.
А сейчас позвольте рассказать вам больше о моем предмете. Итак, прежде чем я начну, кто-нибудь напомнит мне, чем же занимается данная наука?
Несколько рук неуверенно поднялось над партами. Профессор Тино и спросить не успел, как Эмили Джонс выпалила:
— Изменение, превращение, трансфигурация и так далее!
— О, рад, что на моем факультете такие бойкие юные леди! Пять очков Гриффиндору, — кивнул профессор. — Трансфигурация — это наука об изменении материи с помощью заклинаний. Если говорить простым и понятным языком, то мы с вами можем с помощью магии изменять что угодно: вещества, объекты и даже существ.
Хм, и когда же волшебники стали интересоваться превращениями? Точную дату начала экспериментов никто не назовет, но "очень-очень давно" даст вам хоть какое-то понятие об этом, — профессор расхаживал по кабинету, проходя между партами, и довольно интересно и бодро рассказывал. — Сам термин "Трансфигурация" был создан не очень известным магом-теоретиком на заседании Магического совета, но волшебники и до этого использовали превращения. То есть, трансфигурация тогда просто получила свое имя.
— Простите, сэр? — поднял руку мальчик с Рейвенкло, Кику Хонда. — Извините, что перебил. Вы сказали, что превращения даются также и над живыми существами. Если честно, я понятия не имею, как можно превратить человека в какой-либо предмет.
— Хороший вопрос, мистер Хонда, — вновь с улыбкой кивнул профессор. — Но вполне логичным будет сказать, что трансфигурация возможна только в том случае, если неживой предмет превращают в неживой, а живой — в живой. Кое-что расскажу. Жил-был на свете чистокровный маг, сейчас и не вспомню его имени, который (что показывают многовековые наблюдения над людьми наподобие него) был помешан на чистоте своей крови и прочими высокородными привилегиями. Но, увы, его настигла неудача: у него родилось несколько сыновей, и все они оказались сквибами. Говорят, тот маг настолько сошёл с ума, что превратил сыновей в кроликов. Бедных мальчиков поместили в больницу Святого Мунго (помню, это было в тысяча шестьсот каком-то году), но так и не добились возвращения их прежней формы. Как говорится, медицина тогда ещё была не та, что сейчас.
— А что стало с магом?
— Азкабан. Я не силен в цифрах, но, кажется, он умер в возрасте шестидесяти лет. По магическим меркам он мог бы еще долго прожить, — ответил мужчина. — Но продолжим. Что же ещё можно сказать о трансфигурации? Данная материя сейчас не слишком интересна людям, но многие заклинаний являются крайне полезными. Вот, например, есть косметическая трансфигурация и анимагия. Лично я обожаю анимагию и люблю перечитывать труды Минервы МакГонагалл. Она почти десять лет посвятила изучению связи темперамента с приобретаемым обликом. Но подробнее об этом, пожалуй, когда вы станете постарше. Не вздыхайте так разочарованно, — кротко рассмеялся профессор Тино.
После ещё пятнадцати минут кратких введений и историй профессор Тино всё-таки вернулся к теме практики. На партах перед ребятами появились обыкновенные маленькие камушки, и Альфред, не привыкший к магии, вздрогнул как ошпаренный.
— Молодой человек, не пугайтесь Вы так, — хихикнул профессор. — За всё время обучения Вы увидите вещи куда более занимательные, чем обычное возникновение камней. Итак, друзья! Так как у вас уже был урок Чар, то вас уже научили держать ваши волшебные палочки и произносить заклинания. Вы, наверное, догадались, что мы начнем с простого — с заклинания Верминкулюс. Особое мое к вам пожелание, которое одновременно является и правилом: хорошо сконцентрируйтесь, потому что мысли в юных головах быстротечны, сейчас одно, а через секунду совсем другое, и вместо червя получится невесть что. Ну, приступаем!
Альфред ещё пока не решался первым начать, вместо этого он проследил за Мэттом. Тот хоть и был более уверен в своих действиях, под таким пристальным взглядом просто-напросто терялся. И это раздражает слегка, но что он может сказать? Вот Уильямс произнёс "Верминкулюс", но камень не превратился в червя, скорее, что-то отдалённо напоминающее пластмассовую игрушку со скрепленными кубиками, которые можно двигать так и этак, чтобы придать форму, только каменное. Но профессор всё равно похвалил.
Альфреда это воодушевило: уж ему-то не смочь сделать лучше? Он повторил все движения друга, наставил кончик своей удобной для пальцев волшебной палочки на камушек, произнёс заклинание, но тот вместо превращения вскочил и понёсся в правую доску. Такая "практика" юного Джонса обратила на себя всеобщее внимание, ребята засмеялись.
Под дружный смех Альфред попытался хоть как-то избежать стыда и показал пальцем на Мэтта, хотя это было бесполезно; даже профессор хихикнул, глядя на покрасневшие щёки мальчика. Но через секунду забавность ситуации передалась и Альфреду, и он засмеялся со всеми.
***
Четвертый урок — Зельеварение.
Кто-то ещё из первокурсников, покидая класс Трансфигурации, озвучил недавние мысли Альфреда: первому курсу должны выдавать карты. Или пусть хотя бы префекты сопровождают их! Но спокойствия прибавлял вид Мэтта, который, похоже, знал, где находится класс Зельеварения.
Вообще, все классы и кабинеты в Хогвартсе не похожи друг на друга, но класс Зельеварения, располагавшийся в подземельях, был просто отдельной темой. Там царил приятный кому угодно, только не Альфреду, полумрак, создаваемый мерным пламенем факелов и свечей, пахло всевозможными травами, ингредиентами, настойками, зельями, быть может, уже даже от этих вековечных стен. Спёртый тёплый воздух заставил Джонса поморщиться и фыркнуть, лишь бы вытолкнуть этот "старый" запах из лёгких. Места было не так уж и много, парты для учеников стояли близко друг к другу, потолок будет куда ниже, чем в предшествующих классах, два-три окна, тёмных, если не грязных, не позволявших ничего увидеть. Везде, у каждой стены, стояли полки с книгами, склянками с зельями, котлы, пробирки, ступы и прочая мерная посуда, какие-то непонятные приборы… Здесь не менее занятно, чем в классе ЗоТИ.
Профессор Бервальд Оксеншерна — высокий, вполне молодой мужчина(тридцать два года), у него светлые волосы и короткая стрижка, а взгляд — яркий, холодный, слегка скучающий. Носит очки, и их отблеск от факелов придавал ему какой-то зловещности. Он не был злым, скорее, строгим и сухим на первый взгляд, и его выражение лица очень редко разнилось: мало кто видел, чтобы он улыбался (по-доброму, конечно), он суров и уверен в себе, смотрит пронизывающе. Голос его так же строг и поставлен, как и весь его вид: будто он здесь единственный командир. В общем, идеальный зельевар.
Профессор Оксеншерна не назвал своего имени, не говорил каких-либо вступительных речей, лишь поприветствовал и сразу приступил к делу.
— Всё, что вы должны пока знать, — проговорил он негромко и чисто, но его было отлично слышно, — зельеварение — дисциплина, изучающая различные зелья, настои, сыворотки и другие магические субстанции. Палочки вам здесь не понадобятся, можете убрать. Сегодня вы сразу же приступите к изготовлению зелья для излечения фурункулов и прыщей. Необходимые инструкции в учебнике. Вам следует знать, что котёл необходимо убрать с огня, прежде чем добавлять иглы дикобраза. Если вы этого не сделаете — рискуете потерять руки или ноги, — показалось, что профессор даже не задумывался, что детей это может напугать. — Можете приступать, и времени у вас не так много. Собственно, как и конечностей…
Своеобразный юмор. С одной стороны понятно, что лучше всего можно обучиться лишь тогда, когда полностью окунаешься в атмосферу изучаемого, но с другой — не педагогично ничего не объяснить бестолковым первокурсникам. Однако чего профессору распинаться, когда в учебнике всё действительно есть? С картинками и пошаговыми инструкциями. Прошлому поколению не так повезло с изданием учебников. Умно, но не педагогично.
Ингредиенты были на столе прямо перед Альфредом, стояли маленькие песочные часы, термометр, школьный котёл, ступа и учебник, конечно же. И да, Мэтт, за которым можно подсмотреть все-все действия. Однако же мальчик только изучал написанное в книге, а это же так скучно. Куда быстрее будет сразу начать выполнять пошагово. Спереди сидящие Кёркленды так же уткнулись туда и бродили глазами по строчкам. "Ладно, — подумал Джонс, — первый начну".
— Не надо, Альфред, лучше прочти. Я слышал в гостиной, что профессор очень строг к критериям… — начал шептать Мэтт.
— Для сосредоточения нужна тишина, мистер Уильямс, если Вас и мистера Джонса не устраивает — дам зелье молчания. От него разбухает язык.
Что же, это действенно. От холодного голоса Альфред вжал голову в плечи и с небывалым прилежанием принялся читать рецепт, смотреть картинки, советы и прочие заметки авторов.
"Зелье для излечения фурункулов"
Сушёная крапива
6 змеиных клыков
4 рога слизня
2 иглы дикобраза
Положить в ступку 6 змеиных клыков.
Растолочь до мелкой крошки.
Положить 4 толчёных змеиных клыка в котёл.
Держать на огне 10 минут, 250С.
Дать зелью настояться (используйте песочные часы).
Добавить в котёл 4 рога слизняков.
Снять зелье с огня.
Добавить 2 игры дикобраза.
Помешать пять раз по часовой стрелке.
"Если не убрать котёл с огня перед тем, как добавить иглы дикобраза, то пойдёт ядовито-зелёный дым, сопровождаемый громким шипением. При попадании на кожу раздражает её до кровавых волдырей".
Альфред ещё раз подивился. Неужели в мире волшебников вот это вот — нормально? Некоторые, что посмелее, уже приступили к приготовлению. И Джонс тоже решился, правда, под взглядом профессора было весьма проблематично расслабиться, даже не посмотришь по сторонам, он точно это пресечёт. Но всё, что мальчик делал, на деле оказалось не таким уж ужасным: что-то растолочь, что-то добавить, подождать…
Гилберт демонстративно хрустнул пальцами и с выражением гордого пренебрежения посмотрел на профессора. Тот подошёл и лишь коротко взглянул на оставленное для настойки зелье.
— Хорошо.
— Слышал? — повернул голову в сторону Бальшмидт, чтобы шепнуть это Кёркленду.
— Мы не соревнуемся, — он закатил глаза и устало, раздражённо выдохнул.
Почему-то немец и сидящий с ним Франциск захихикали, нарочито добавляя издевательское "о-хо-хо" на французский жеманный манер. Антонио не догонял, о чём это его друзья, у него и у Йонг Су были явные проблемы, стремительно переходившие "на вторую скорость бульканья". Вот так и делай вместе с напарником совместную работу.
— Что же такое тебе снится, Бровастик, что ты по ночам ворочаешься? — ухмыльнулся Гилберт, пользующийся тем, что Оксеншерна отвлёкся на двух незадачливых учеников. — Кашляешь, будто тонешь. Я, конечно, знаю, что ты сухопутное, а где же ты умудрился потонуть? Даже кошмары так просто не снятся.
— Да ты!.. — от наглости со стороны сокурсника Артур покраснел и огляделся, не слышал ли ещё кто такой гнусной "лжи" в его адрес.
— Артур, — быстро одёрнула его Алиса, — ресницы.
— Но не сейчас же! — чуть не голосом ответил ей мальчик, совершенно точно поняв, что она имеет в виду. Альфред опять подивился связи близнецов — понимают друг друга с одного слова. — Я тебе ещё надеру зад, знай, гений чёртов. Профессор, мои десять минут прошли.
— Как?! — ошеломлённо воскликнул Гилберт. Кёркленд опять утёр ему нос, хотя никакого превосходства с самого начала, как он сам, не проявлял.
— Десять очков, — лаконично изрёк профессор и понёс куда-то котёл.
Артур загордился, но именно на столько, чтобы хватило для доказательства самому себе, что ты лучше, для остальных же он просто чуть улыбнулся уголками губ.
— Эй, — сказал он Гилберту. — Ресницы.
— Что? — не понял тот.
—
Предупреждение. 
