Забавная главаВинсент Крэбб торчал в коридоре около библиотеки уже никак не менее получаса. А подходящей жертвы всё никак не попадалось. Пару раз из дверей выходили студентки слизеринки, но с ними проворачивать его коронный трюк было «западло», легко могло потом влететь от собственных старших товарищей по факультету за нарушение внутренней лояльности. А жаль, одна четверокурсница выглядела весьма ничего, вполне в его вкусе – высокая, крепкая, с длинными ногами и большой задницей, но… приходилось сосредоточить внимание на ком-нибудь другом. Шестикурсница рейвенкловка была ему не по зубам, с ним – третьекурсником – она легко могла сотворить что-нибудь жутко неприятное, о чем бы он потом полгода вспоминал с содроганием. А больше как-то никто и не появлялся.
Июнь был в разгаре, учебный год близился к завершению, и библиотека пользовалась популярностью только у старших курсов, готовящихся сдавать экзамены. Похоже, он без толку проторчал здесь сегодня столько времени. Хм, вот же невезение, именно сейчас в самую жару, когда студентки предпочитают поддевать под мантию как можно меньше одежды, этот такой удачный с точки зрения его стратегии участок коридора пустует!
Он уже собирался возвращаться к Малфою и компании, когда дверь библиотеки распахнулась, и из нее выбежала Грейнджер, прижимавшая к груди целую стопку больших фолиантов. Крэбб сморщил недовольную гримасу. Там же не на что было смотреть! Маленькая, худая, как спичка, да еще и визгливая вдобавок! Ладно, на безрыбье и рак – рыба, Грейнджер так Грейнджер, тем более, с ненавистного Гриффиндора, и дружит с этим уродом Поттером. Нашел же тоже себе сокровище подстать – тьфу! Кожа да кости!
Крэбб повернулся полубоком у поворота коридора, делая вид, что внимательно рассматривает пейзаж на стене, время от времени пытаясь пальцем прижать изображение двух гончих, стремительно носящихся по вспаханному полю.
Она стремительно потопала мимо него, очевидно, посчитав момент, пока он не смотрит в ее сторону, весьма удачным для того, чтобы лишний раз не обращать на себя его внимания. Когда она поравнялась с ним, он неожиданно развернулся, задевая ее своей тушей. Так, как будто всё это вышло случайно. Она вскрикнула и отлетела к самой стене, книги оказались разбросаны по всему коридору. Мантия задралась, и Крэбб скривил рожу еще сильнее. То, что он и ожидал, конечно. Детские гольфики и ножки тоньше, наверное, чем у его младшей сестры, которая еще даже в Хогвартс не поступила.
Тьфу!
И кто-то на Гриффиндоре еще называл ее симпатичной! Вот придурки!
По крайней мере, он может получить удовольствие хотя бы от ее гнева. Сейчас она начнет вопить.
- Крэбб! Ты неуклюжий, как тролль! И похож на него точь-в-точь! Посмотри, что ты наделал!
Она встала, судорожно отряхивая мантию, и указала на раскиданные книги.
- Собери их немедленно! Слышишь, животное?! Это очень ценные экземпляры!
Он издал только короткое «гы-гы», продолжая стоять и лыбиться, наслаждаясь ее негодованием.
- Смотри, здесь же все страницы помялись! – воскликнула она в ужасе, обнаружив, что один из фолиантов раскрылся при падении, и лежит обложкой вверх.
- А! С тобой говорить, всё равно, что с табуреткой! – сверкнула она на него глазами напоследок и, наклонившись, принялась собирать с пола свои драгоценные тома.
Ее попка целиком уместилась бы, наверное, в одной его ладони. Он поднял ладонь и несколько раз переводил свой взгляд туда-сюда, примеривая. Ну, почти…
- Идиот! – бросила она на прощание, когда собрала все книги, и зашагала дальше по коридору.
Крэбб гыгыкнул еще раз и уже собирался пойти следом, но его взгляд привлек тонкий предмет, валявшийся поодаль у стены, похожий на маленькую книжку в кожаном переплете. Видимо, малявка Грейнджер кое-что забыла.
Крэбб подошел поближе и поднял книжечку с пола. «Дневник» - было вытиснено на кожаной поверхности обложки. Кожа пахла приятно, он несколько раз втянул воздух, наслаждаясь запахом. Потом пролистал страницы без особого интереса, просто так, чтобы убедиться, что внутри очередная заумная галиматья. Желтоватого цвета листочки были сплошь испещрены меленькими аккуратными буковками, так плотно, что у него сразу зарябило в глазах. Неужели она умудрилась столько всего понаписать?! Что в этом за радость? Она точно больная!
Крэбб с неприязнью взглянул на кожаную книжечку, напряженно пытаясь придумать, как именно ему с ней поступить. Просто выкинуть или порвать не было никакого интереса. На секунду у него мелькнула замечательная идея высморкаться или наплевать внутрь, а потом догнать ее, вернуть дневник и полюбоваться на ее физиономию, когда она в него заглянет. Да, это было просто сногсшибательной идеей! К сожалению, к тому моменту, когда она пришла ему в голову, Грейнджер ушлепала слишком далеко. Бегать за ней по всему Хогвартсу у него не было никакого желания. Ладно, еще успеется. Например, сегодня за ужином. На глазах других слизеринцев сделать это будет в сто раз смешнее! Он представил себе, как подходит к столу Гриффиндора, демонстрирует ей потерю, у всех на глазах харкает внутрь и вручает ей. Он прямо-таки видел сейчас ее лицо и чувства, написанные на нем - растерянность, омерзение и ужас. Как она дрожащими руками берет свой дневник, трясясь от отвращения. Орет на него, а на глазах слезы. Да, это должно быть просто прекрасно!
Он растянул толстые губы в насмешливой улыбке и спрятал книжицу в карман мантии.
Последние два дня Гарри провел в задумчивом нетерпении. Он сам не понимал, как это может сочетаться, но выходило именно так. Он с нетерпением ждал письма от крестного, изо всех сил надеясь, что тому удалось найти безопасное укрытие, и, одновременно с этим, пытался осмыслить, вместить в себя эту новую, незнакомую ему ранее, жизненную доминанту – надежду иметь свой дом, в котором он будет любимым родственником, а не едва выносимым, всех раздражающим изгоем. Эта перспектива уже болталась перед ним, висела так близко, что рукой можно было подать. До конца учебного года оставалось чуть более чем полмесяца, и снова он вынужден будет любоваться на кислые физиономии своих родственничков. А там снова начнется – крики, претензии, ненавистная, утомительная работа по дому…
Ах, если бы Сириус каким-то образом оказался готов приютить его у себя уже на эти каникулы! Гарри понимал, что это невозможно, но страстно хотел надеяться на это. Он был бы готов жить с крестным где угодно - в любой каморке, в любой пещере, да хоть в норе, лишь бы не торчать два месяца (два лучших месяца года!) у проклятых Дурслей.
«В норе…» Ему сразу привиделся образ немного странного на вид, но уютного жилища посреди цветущих лугов. Вот еще место, в которое он был бы готов переместиться… да прямо хоть сейчас. Ведь Артур и Молли всегда рады были видеть его у себя, тем более, на какие-то два месяца. Ну что с ним может случиться в «Норе»?! Когда вокруг сплошные друзья, когда столько народу кругом. Рон постоянно был бы с ним. И Гермиона обязательно приехала бы к ним в августе… Обязательно приволокла бы кучу учебников и стала бы их обоих очень смешно пилить. Рона это раздражает, а ему забавно смотреть на нее, когда она начинает свои привычные лекции. При этом пытается делать такое серьезное лицо, что просто невозможно смотреть на нее без улыбки. Она и в школе-то выглядит маленькой по сравнению с ними, а летом, без своей широкой мантии вообще будет похожа на одуванчик. С вспушенной шевелюрой на тонкой фигуре. Короткий такой одуванчик.
Он поневоле улыбнулся. Она и вправду бывает такая трогательная в своей серьезности. И как он раньше не обращал на это внимания? Надо будет почаще присматриваться к ней, это же так… так…
«Как?» Он понял, что не может найти подходящего понятия.
- Хм, - буркнул он под нос, удивляясь, куда ушли его мысли от первоначальных размышлений о Сириусе. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. В конце концов, именно Гермиона была рядом, когда они вытаскивали крестного из его последней темницы в башне. Именно с ней он летел… летел на…
Его мысли вдруг прервал голос, доносившийся из узкого коридора, в который он забрел, бесцельно блуждая по замку в ожидании обеда, занятый своими размышлениями. И, как ни странно, это был именно голос Гермионы. Но… в нем слышалось что-то странное.
Он прислушался, и не поверил своим ушам. Он прислушался еще раз…
- Я – грязнокровка! – сказала она скороговоркой. Следом послышался чей-то смех.
Он вытаращил глаза.
- Громче, - промолвил такой знакомый голос. Гарри безошибочно узнал Малфоя с его мерзкой привычкой растягивать гласные, как будто он был котом, которого тянут за заднюю лапу.
- Я – грязнокровка! – повторила Гермиона чуть громче, и он понял, что она вот-вот заплачет.
Он быстро пошел, почти побежал по коридору, пытаясь не упустить ни слова из того, что слышал. Из того, что не укладывалось у него в голове.
- Нет, нет, Грейнджер, так не пойдет. Ты должна сказать это громко и с выражением. Так, как ты обычно отвечаешь на уроках. Чтобы мы хорошо расслышали. Ну, я жду.
- Я – грязнокровка! – практически завизжала Гермиона. – Ты доволен, Малфой? А теперь верни мне его!
- Мне не нравится, когда на меня кричат, Грейнджер. И моим друзьям тоже. И тем более, мне не нравится, когда мне указывают. Особенно, такие как ты – поганая выскочка с грязной кровью. Ты должна уяснить, что только покорность вернет тебе твои записочки.
- Нет, Малфой, пожалуйста, ты же обещал! Ты обещал, что…
- Я обещал, что отдам тебе его, если ты признаешь себя грязнокровкой! – завопил Малфой, прерывая ее. – А ты просто тупо повторяешь это с наглой рожей. Скажи сейчас же «я – поганая грязнокровка»! Встань на колени и признай это. И тогда я, может быть, сжалюсь над тобой.
- Нет! Никогда, Малфой! Ты уже достаточно надо мной поиздевался…
- «Дорогой дневник! – начал вдруг Малфой. – Сегодня на зельеварении профессор Снейп был не просто уродлив, он был уродлив как-то по особенному. Он был похож на ворона. Горбатого ворона, у которого кто-то повыщипал много перьев. Когда он склонялся надо мной, мне казалось, что он в любую секунду готов тюкнуть меня своим клювом прямо в макушку. Я так разнервничалась, что едва не уронила в котел…»
Коридор вывел Гарри на небольшую площадку с широким эркером, из которого открывался вид на горы с восточной стороны от замка. Впрочем, прекрасный вид заслоняли фигуры Малфоя и двух его друзей-мордоворотов Крэбба и Гойла, сидящих на подоконнике. Перед ними мялась маленькая фигурка его подруги, заламывая руки с выражением неподдельного отчаяния на лице.
- Какого хрена здесь происходит?! – спросил он твердо, глядя на эту изумляющую его сцену.
Малфой прервал свою тираду, и вся компания уставилась на Гарри. На лице Гермионы отразился настоящий ужас.
- Гарри, о нет… - прошептала она.
- Я еще раз спрашиваю, что здесь происходит?!
- Вали отсюда, Поттер! – набычился Гойл, но Малфой жестом остановил его движение, и произнес, осклабившись:
- Ты не представляешь, как ты вовремя. Ну надо же, а я-то думал, как бы нам разнообразить представление.
- Малфой, пожалуйста… - пискнула Гермиона.
- Заткнись! – прикрикнул тот на нее. – Будешь говорить, когда я скажу.
- Гермиона, в чем дело?
- Гарри… я… то есть они… у них…
- Грейнджер, ты что-то хотела сказать? – спросил Малфой со сладкой угрозой.
- Нет, нет! – замотала она головой.
- Умница. А теперь ударь его.
- Чт…то?
- Ты плохо слышишь? Я сказал, ударь его. А мы посмотрим.
- Гермиона?! – спросил Гарри, не веря своим ушам. – Что происходит?!
- Долго мне ждать? – осведомился Малфой.
- Малфой, пожалуйста, я не могу. Я не могу. Пожалуйста, нет!
- Хорошо, - кивнул Малфой, - нет, так нет. Тогда… - он растянул губы и заблеял тоненьким голоском, - «Дорогой дневник, сегодня я снова смотрела на Гарри и думала, как жалко он выглядит. Ой, нет-нет, я написала жалко, но это неправильно, ужасно неправильно, я хотела сказать, что мне было снова его очень жалко. Когда он становится такой, мне всегда было его жалко, но в этот раз я просто не могла отделаться от желания подойти и обнять его. В этом же нет ничего такого – если ты просто хочешь подойти и обнять своего друга…»
- Пожалуйста! – закричала она. – Пожалуйста прекрати, Малфой! Какая же ты сволочь! Ненавижу, ненавижу тебя! – она подняла кулачки, тряся ими в воздухе.
- Вот! – ухмыльнулся Малфой. – У тебя подходящее настроение. А теперь подойди и врежь своему дружку как следует, а мы поглядим.
Она стояла так, замерши, с искаженным от отчаяния лицом, не в силах хоть что-то сделать, переводя глаза, полные слез, с одного на другого, а Гарри так всё и не мог взять в толк, почему вдруг Малфой обрел над ней такую власть, и что значат все эти загадочные фразы, и почему Гермиона даже не попросит у него помощи.
- Не хочешь по хорошему, - сказал Малфой уже с некоторым раздражением, - тогда слушай. И ты, Поттер, тоже. «Дорогой дневник, сегодня после обеда я опять сидела и скучала, смотря на эту дурацкую тренировку по их дурацкому квиддичу. Единственное развлечение – там был Гарри, и его… хм, задница. Поверить не могу, что пишу это! Но мне и правда стало нравиться смотреть на… неё. Со мной же всё нормально, я надеюсь? И не у кого спросить, а в книгах о таком точно не пишут. По крайней мере, я не встречала. Как прекрасно, что он понятия не имеет, как я смотрю на него таким ужасным образом! Я бы, наверное, предпочла умереть, если бы он узнал об этом…»
Крэбб громко заржал. Гермиона опустилась на корточки, обхватила голову, зажав уши, как будто и правда готовилась умереть.
- Ударь его! – крикнул Малфой.
- Нет, никогда, никогда, - замотала она головой.
- Да что это за чушь, которую он несет, Гермиона?! Почему он так разговаривает с тобой?!
- У НЕГО МОЙ ДНЕВНИК!!! – заорала она, вскакивая, с каким-то совершенно безумным выражением на лице.
- Ах ты падаль! – он попытался выхватить палочку, но в ту же секунду на него навалились сразу оба «телохранителя». Расстояние было слишком маленьким, он не успел. Ему закрутили за спину руку, и он уперся взглядом в каменный пол, воя от боли.
- Так, так, Грейнджер! – процедил Малфой. – Не умеешь держать язык за зубами. Я предупреждал тебя, что будет, если ты проболтаешься. Теперь пеняй на себя. Еще увидимся.
На затылок Гарри обрушился тяжелый удар, и он полетел носом в пол, едва успев подставить левую руку, оправа очков царапнула о камень. Тут же кто-то двинул его ногой в живот, он скорчился от жуткой боли, а троица в это время проследовала мимо.
Когда он смог, наконец, подняться, было уже поздно. Они прошли узким коридором и влились в толпу школьников, следующих на обед.
Он обернулся. Гермиона сидела на корточках у окна и рыдала, закрыв лицо руками. У него перехватило дыхание. Она выглядела такой безутешной, такой раздавленной, что он просто не знал, как к ней приблизиться, что ей сказать. Всё-таки он решился подойти и сесть рядом, понимая, что просто обязан сейчас что-то сделать.
- Гермиона, - прошептал он, - пожалуйста, не надо. Не плачь.
Он осторожно провел рукой по ее волосам. Она зарыдала еще громче.
- Гермиона. Мы вернем твой дневник. Я обещаю. Слышишь? Только не плачь.
- Ты не понимаешь! – она подняла на него свое заплаканное лицо, и тут же снова закрылась ладонями. – Он пригрозил, что если я кому-нибудь расскажу, он покажет его всем. Всем! А там такое… И он покажет, ты же его знаешь.
- Я сейчас пойду, соберу несколько человек, и мы отобьем у него дневник, клянусь тебе! Даже если нам придется драться со всем Слизерином.
- Он не дурак, Гарри! Он не носит его с собой, он его спрятал. Ты же слышал, он читал по памяти. У этой твари такая прекрасная память! – выдавила она сквозь зубы, не прекращая рыдать.
- Тогда мы пойдем к Макгонагалл… нет, сразу к Дамблдору! Он найдет способ.
- И что мы скажем? Малфой просто соврет, скажет, что в глаза не видел никакого дневника, и дело с концом. Не будет же Дамблдор насильно у него вытягивать…
- Тогда это сделает Снейп.
- Снейп?! Ты сам-то в это веришь?! Снейп встанет на его сторону.
- Ну тогда… тогда…
Он задумался. И действительно. Что он может сделать? Он может избить Малфоя до полусмерти, отправить его в больничное крыло, но делу это не поможет. Он посмотрел на Гермиону, и у него сердце сжалось, настолько убитый был у нее вид. Он припомнил, как Малфой разговаривал с ней, ее унижение, ее жалобную гримасу, и сжал кулаки. Ладно, черт с ним, он всё равно получит свое, главное сейчас – Гермиона!
Он придвинулся вплотную и взял ее за плечи.
- Послушай, еще рано паниковать. Может быть, это была только угроза. Может, он испугается, решит, что его накажут за такие вещи.
- Ему ничего не стоит сделать это так, чтобы никто на него не подумал.
- Ну и ладно! Пускай!
- Ладно?! – она подняла на него глаза, и Гарри показалось, что в этот момент она похожа на маленького брошенного котенка. Влажные глаза, красный носик…
«Ты о чем это?!»
- Ладно?! Я дура, ДУРА, понаписала там столько! Про всех. Я же не думала, что… Я не хотела. Просто писала то, что мне кажется, а если почитать, такое ощущение, что я над всеми издеваюсь. Я сгорю со стыда, я никому не смогу посмотреть в глаза после этого! Ни друзьям, ни преподавателям, ни Рону, ни тебе! Тебе, Гарри!
- Если самым оскорбительным ты считаешь признание, что тебе нравится моя… хм… задница, то, поверь мне, я не обижаюсь, - он просиял помимо воли.
Она посмотрела на него так пронзительно и с такой болью, что ему тут же стало не по себе.
- Неужели ты не понимаешь? Это же как… Как будто меня раздели и поставили перед всеми голой… Нет, еще хуже! Как будто вывернули наизнанку. Всё, о чем я думала, что чувствовала, теперь будут знать все… Какая же я дура! Боже мой, что же теперь делать, что делать?!
Он снова погладил ее по волосам.
- Гермиона. Сейчас ты успокоишься, вытрешь слезы, и мы пойдем на обед. Хорошо? И посмотрим на поведение Малфоя.
Она замотала головой.
- Ну, ты же сильная, Гермиона! Соберись, мы справимся.
Однако сейчас она менее всего походила на сильного человека, и он понял, что никакие подбадривания тут не помогут. Внезапно он вспомнил ее слова про жалость из дневника, процитированные Малфоем.
- Ну-ка, - он обнял ее и прижал к себе, что есть силы. – Так лучше?
Но, к его ужасу, это произвело обратный эффект. Она зарыдала в два раза сильнее и безутешней, вцепившись пальчиками в его мантию.
