Пазл 2. Неземное счастье. Время шло своим чередом. Вот и близнецы сделали свои первые шаги по пыльным дорожкам усадьбы. Однажды, когда Артур по своему обыкновению ушёл на работу, оставив Молли вариться в круговерти домашних хлопот и забот, в Нору прилетел филин. Молли сразу отличила представителя почтальонной волшебной братии. Это был филин семейства Малфой, поскольку обычно сообщения доставляли совы. Еле сдерживая нервную дрожь в руках, Молли отвязала послание от лапки птицы и, угостив летучего письмоносца совиными вафлями, развернула пергамент. Письмо было от Нарциссы Блэк, и уже один этот факт заставил Молли рухнуть в ближайшее кресло. Нарцисса просила о встрече, и Молли, немного поразмыслив, чиркнула пару строк о готовности принять столь важную особу.
Нарцисса прибыла в Нору на следующий день, ближе к полудню. Она нервно теребила платок и, казалось, не знает, куда деть руки. Молли, пытаясь сохранить остатки самообладания, предложила гостье чашку чая с лимоном. Нарцисса первая нарушила неловкое молчание:
- Очень мило у вас здесь!
Молли метнула взгляд на верёвку с бельём, растянутую поперёк кухни, на которой болтались разномастные мальчишеские штанишки, пестрящие обилием цветов и красок, на лужу на столе (Фред с Джорджем пускали кораблики), на валявшиеся здесь же на столе прутики (Чарли мастерил себе «настоящую» волшебную палочку), на лежащие в кресле «Сказки Барда Биддля» и нервно хмыкнула. Нарцисса справилась с волнением и продолжила:
- Молли! Я не знаю с чего начать! Я пришла к тебе просить прощения.
Нарцисса нервно заламывала руки и с отчаянием в голосе метала изредка на Молли загнанный взгляд.
- Я хочу просить прощения за тот случай в нашем поместье, когда Люциус оскорбил тебя и Артура. Понимаешь, мы с Люциусом не первый год женаты, но, как ты знаешь, у нас нет детей. Я знаю, что со здоровьем у нас обоих всё в порядке, думаю, это наказание за поведение Люциуса. Он повёл себя низко тогда, высмеяв твою беременность, и вот мы, у нас...
Куда делась обычная спесь и надменность белокурой аристократичной красавицы? Нарцисса едва сдерживала слёзы, голос её дрожал, и, казалось, она находится на грани срыва.
- Молли! Умоляю! Пожалуйста! Скажи, что ты не держишь зла, скажи, что простила Люциуса.
Молли ошарашено смотрела на Нарциссу, не сразу придя в себя. Все домочадцы знали, что Молли, не смотря на разносы, устраиваемые периодически всем обитателям Норы, внутри носит самое доброе и отзывчивое сердце. Вот и теперь она, отбросив в сторону полотенце, кинулась к Нарциссе и стала её утешать:
- Ну что ты? Цисси, не надо, не расстраивайся! Я и думать забыла про тот случай! Если тебя это успокоит, я правда не сержусь и не таю обиду. Так что ваши трудности никак не связаны с проклятием семейства Уизли.
Молли тепло улыбнулась Нарциссе. После получасовых утешений и заверений в том, что всё будет хорошо, супруга Люциуса стала понемногу приходить в себя. Молли ещё долго беседовала с Нарциссой о премудростях и секретах семейной жизни, и даже дала пару советов весьма личного свойства, от которых Нарциссу буквально бросило в краску. Расстались обе женщины весьма довольные состоявшейся беседой. Напоследок Нарцисса проникновенно заметила, что очень благодарна Молли за все, и что у неё с души камень свалился.
Вечером Артур, устало потирая глаза в кресле перед тарелкой, спросил:
- Молли! А что у нас летом Рождество наступило? Откуда столько гостинцев?
Мимо как раз пронеслись Фред и Джордж, по уши перемазанные в шоколаде.
- Да сегодня Нарцисса ко мне приходила, вот и принесла мальчишкам.
Артур насторожился:
- Вот как? Нарцисса Малфой? И что ей было нужно? Надеюсь, она тебя не обидела?
- Ну что ты, дорогой, конечно нет! Это наши женские дела, не стоит тебе беспокоиться по этому поводу!
Еще несколько мгновений Артур продолжал буравить жену подозрительным взглядом, затем:
- Иди ко мне, я тебе тоже дам гостинцев.
Через год после этого визита Нарцисса родила долгожданного наследника поместья Малфой. Счастливые родители назвали сына Драко, что было в традиции семейства Блэк - давать детям имена созвездий и звёзд.
А у самой Молли очень тяжело заболели близнецы, заразились банальной магловской ветрянкой в Оттери-Сэнт-Кэчпоул, куда Молли ходила за покупками. Болели мальчишки мучительно, сердце Молли замирало каждый раз, когда она трогала их огненные лбы. Разметавшись по подушке, Фред лежал в бредовом состоянии. Молли совсем извелась и измучилась. Остальных мальчиков отправили к тётушке Мюриэль, где за всеми присматривал девятилетний Билл. В один из этих июньских жарких дней, слившихся в одну череду кошмара, Молли провела всю ночь у постели больных, меняя им повязки, которые высыхали, как на батарее, и задремала под утро прямо в кресле около кроватей Фреда и Джорджа. Тревожный сон сморил уставшую мать. Ей приснилось, что она лежит в грязи, без сил, израненная, всеми брошенная и не может подняться. Вокруг она увидела толпу людей, которые стояли и смеялись ей в лицо, но никто не хотел ей помочь. Вдруг всё вокруг озарилось неземным сиянием, темнота отступила, и с небес полился белый лучистый свет. Изумлённым людям предстала перед взором удивительная картина - с вышины на землю спускалась хрустальная карета, запряжённая белоснежными лошадьми. Прекрасные животные летели над самой землёй. От серебристых грив и статности крупа захватывало дух. Все пытались потрогать лошадей, как-то их достать, но никому это не удавалась. А Молли чуть приподнялась, всё такая же беспомощная, и прекрасные лошади подхватили её в карету. Молли оказалась над всеми, она взирала на эту толпу, оставшуюся внизу, тянувшую к ней руки, и ощущала такое неземное счастье, которого никогда в жизни не испытывала. Всю её сущность охватила необыкновенная эйфория, она осознавала, что это и есть счастье. Проснулась Молли сразу, не поняв в первый момент, где она находится. Потом, придя в себя, она почувствовала горечь - ну какое такое счастье? Мальчишки болеют, денег вечно не хватает, что же такого прекрасного в её судьбе может произойти? Злая ирония. Ответ пришёл буквально через пару недель. Молли поняла, что она опять беременна. Вообще, они с Артуром хотели остановиться и больше не хотели заводить детей, дай бог пятерых мальчишек поднять. Но Молли сразу вспомнила свой яркий неземной сон. Это было предупреждение! Это был знак свыше. Вот её неземное счастье.
Сомнения терзали Молли. Правильно ли они поступают с Артуром, позволяя себе столько детей? Смогут ли они дать им то, что необходимо? Не вырастут ли их сыновья с чувством обделённости? В глубине души Молли понимала, что не материальные блага вершат судьбы, но и без элементарных условий и предметов тоже далеко не уедешь. Вот за такими раздумьями её застала Минерва МакГонагалл, прибывшая проведать шумное семейство. Заметив, что Молли задумчива и печальна, Минерва мягко выведала причины тревог своей младшей подруги. Молли рассказала про свои опасения, а ответ мудрой Минервы запомнила на всю жизнь:
- Запомни! Каждый ребёночек, появляясь на свет, несёт в своей ручонке хлеба краюшку.
Эти простые слова вызвали в Молли бурю чувств, и она расплакалась, с облегчением понимая, что решение родить этого такого желанного младенца было правильным, и что нужно слушать голос сердца в минуты отчаяния.
Весь февраль лили дожди. Даже воздух был пропитан сыростью и унынием. Двор Норы являл собой настоящее раскисшее болото, грязь и лужи не успевали просохнуть к неудовольствию Молли и полному восторгу близнецов, которые разве что не купались в грязи. Конец беременности дался особенно тяжело, Молли очень устала, а погода только добавляла уныния.
В положенный срок, после трудной и мучительной ночи, рано утром на рассвете первого марта окрестности Норы огласились новым криком. Когда измученная мать посмотрела на только что родившегося младенца, лежавшего комочком у неё на груди, в окошко спальни вдруг пробился солнечный луч. Перемена была разительной. Серость и уныние последних пасмурных дождливых дней мгновенно преобразились золотым, заливающим всю комнату, светом. Луч прокрался по потолку, стрельнул отбликом по стене и метнулся на кровать. Уже не луч, но сноп солнечного света озарил прекрасную рыжую головку малыша, только что появившегося на свет. Это был мальчик, шестой сын Молли и Артура, которого счастливые родители назвали Рональдом Биллиусом. Надо сказать, родители понимали, что имя данное человеку при рождении во многом предопределяет его характер, тем более в волшебном мире. Так получилось и с Роном. Много позже, наткнувшись в журнале «Ведьмин досуг» на статью о значении имён, Молли лишь головой покачала, настолько Рону подходит его имя. Рональды, было написано там, «…интроверты, это значит, что они больше углублены в себя, убегают от действительности, прячась в песках своего подсознания. Обладают живым воображением. Часто пытаются заранее оправдать свои действия, поступки, особенно когда испуганы или боятся осуждения. В их решительности есть некоторая неустойчивость, шаткость. В их настойчивости чувствуется беспокойство, которое подчеркивает некоторое непостоянство характера».
Все эти качества были присущи Рону сполна. Молли часто ловила себя на том, что беспокоится о нём гораздо больше остальных сыновей. Рон был особенно ранимый, порой беспомощный и, пожалуй, сильнее других сыновей был привязан к ней, нуждался в заботе или просто поддержке. Маленький он буквально не отходил от Молли и всюду следовал за ней по двору Норы. Когда сынишке был всего месяц от роду, Молли кормила его, сидя по обыкновению в глубоком кресле, подложив под спину подушку. Она очень устала и вымоталась, близнецы опять залили всю кухню подсолнечным маслом, и ей пришлось битый час магией и не магией пытаться привести кухню в надлежащий вид. Молли сидела, откинувшись на спинку кресла, рукой придерживая сладко причмокивающего Рона, и устало ни о чём не думала. Рон наелся, отлепился от груди, и, поводив глазами вокруг, вдруг уткнулся взглядом в неё. Несколько секунд голубые глазёнки внимательно смотрели в карие Моллины, а потом личико малыша озарилось настоящей всепоглощающей своей любовью улыбкой. Это было так трогательно. Рон улыбался Молли, и в эту минуту не было счастливее этих двоих, в этот удивительный миг тесного незримого единения матери и дитя.
Когда Рону было четыре года, он сильно заболел. Рон накануне пускал кораблики с братьями, намочил ноги и самозабвенно продолжал бороздить лужи на заднем дворе Норы, пока его не выудила оттуда мать, занимавшаяся хозяйством и малышкой Джинни. Ноги Рона были просто ледяными, и Молли, тревожась, сразу приняла все меры предосторожности, необходимые в таких случаях. Но то ли организм Рона после зимы был не очень защищённым, то ли ещё по какой причине, к вечеру он заболел. Лоб малыша был просто огненным, он метался в кроватке в полуобморочном состоянии, а Молли в лёгкой панике не знала, чем ему помочь. Когда были перепробованы все средства, она решилась на крайнюю меру, добавила в бодроперцовое зелье добрую порцию огненного виски и влила в рот Рону. Наверное, одному Мерлину известно, что пошло не так, но только температура, как её называют маглы, у мальчика упала очень резко. Вместо огненного Молли теперь трогала покрытый испариной лоб сынишки, ледяной, как сама рука смерти. Рон не реагировал ни на что, он впал в оцепенённое состояние, вялое и неподвижное. Молли развила бурную деятельность, страх подстёгивал её и подсказывал план действий. Женщина укутала малыша, положила ему в ноги горячую бутылку с водой, которую постоянно меняла, на ножки одела шерстяные носки, в надежде хоть как-то согреть больного. Не сразу, очень медленно, Рон начал приходить в себя. Щёчки его покинула смертельная бледность, и он уснул. Так прошло три дня. Молли не отходила от кровати сына ни на минуту, засыпала в тревожном сне тут же, сидя возле малыша, все заботы по дому на себя взял Артур. Даже близнецы не озоровали как обычно, а один раз Фред, крадучись на цыпочках, принёс Рону кораблик и положил в изголовье. Молли измучилась в тревогах, разум буквально парализовывал сознание, о плохом думать она просто не могла! Рон как будто барахтался между двумя мирами и никак не мог прибиться ни к одному берегу. Он ничего не ел, только пил воду сухими губами. Глаза его почти не открывались, он был очень слаб. И вот на исходе третьего дня, когда Молли задремала возле кровати, она вдруг очнулась как от толчка. Рон посмотрел на неё ясным, пронзительным взглядом, а потом сказал:
- Ма! А сосисочки нет?
Молли расплакалась. Рон никак не мог понять, почему такая естественная просьба о еде, такая привычная из его уст, вызвала такую бурю чувств у матери. Она плакала, смеялась, всхлипывала, вытирала фартуком глаза и снова плакала, а Рон всё ждал, ну когда же ему дадут поесть? Почему-то он очень проголодался.
