Глава 1… И пока она спит – жизнь не останавливается.
Пыльные часы, висящие на черт-знает-какой стене в мать-его-пустом доме Блэков, тикают до жути громко, словно отсчитывают, сколько нам еще осталось в этой гребаной войне. А осталось нам всего ничего в любом случае – пару дней, при везении – месяцев, а потом – смерть от голода, холода или же от безнадежности. Ну, когда люди больше не могут бороться – они умирают.
А мы и сейчас – ходячие трупы. Вон, наш герой, Избранный, у которого килограммовые мешки под глазами, бледность Кровавого Барона и мысли Плаксы Миртл, в данный момент к тому же сопящий, как ребенок, и стонущей, словно видит во сне отнюдь не Сами-Знаете-кого.
Мы – трупы. Чокнутые идиоты, которые сами лезут на рожон. И я, и Гарри, и Гермиона. Мы все – придурки. Геройский придурки, которые гибнут всегда первыми, будто это спасет других. Ага, как же. Люди мрут сотнями. Скоро мест не останется, куда их закапывать. И нет гарантий, что, вот именно в эту минуту, кого-то из наших близких не настигает зеленое пламя заклятия.
У нас нет гарантий ни на сейчас, ни на завтра. Мы живём на «авось»: авось, пронесет, авось, выкрутимся, авось, хватит еды на неделю, авось, маячащие под окнами Пожиратели не по нашу душу.
И самое странное, что пока нам фартит. Гарри все еще может скулить во сне, закусывая кулак, я могу думать дурацкие мысли, а она может спать.
Гермиона…
Да, пожалуй, ради того, чтобы она могла спокойно спать, можно перетерпеть и холод, и голод, и бессмысленность этого сражения .
Наверное, ненормально – чувствовать такое к девчонке, особенно, если она – вот уже полжизни твоя лучшая подруга, особенно, когда она тебя знает, как облупленного, но на все твои глупости смотрит снисходительно, как-то загадочно улыбаясь. А особенно – когда за окнами война.
Но я чувствую. В груди – словно шар света, который греет, оберегает, заставляет жить. Любовь ли это? Я не знаю. Но меня тянет к ней, как само собой разумеющееся, а без нее я себя не представляю. И как, скажите на милость, я мог бы есть без ее «Не чавкай, Рон!». Или без «Не будь таким черствым, Рональд!». А особенно, без «Уизли, какая же ты задница!». Тяжело бы мне пришлось, тяжко. Да и без ее умных глаз, кудрявых волос, тонких кистей и выступающих ключиц я мало представляю каждый прожитый и грядущий день.
А пока она спит. А я смотрю на нее. Между бровей у нее морщинка; раньше такая появлялась, когда она злилась, а сейчас – постоянно. Даже со свои эмоциональным диапазоном, я точно знаю, что ее постоянно сердит: война, Пожиратели и Сами-Знаете-Кто, которые убивают сотни людей ежечасно, а еще – отсутствие плана действий.
Это «пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что» и меня бесит конкретно. Только не виноват в этом ни Гарри, которому выпала основная заварушка, ни Дамблдор, оставивший его ни с чем. Хотя Дамблдор, может, и виноват, но в подробностях копаться не хватит никаких нервов, а моих, всегда воспалённых, тем более.
Так вот и получается – у меня внутри кипит ненависть к нашей безвыходности, а у Гермионы – морщинка, которую хочется разгладить.
…И я осторожно, чтобы не разбудить ее, провожу пальцем по бархатной коже. Морщинка изчезает бесследно. Я не могу сдержать улыбку, хотя знаю, что, стоит Гермионе только проснуться, она вернется вновь. Но сейчас еще ночь, и пока лицо остается гладким и белым от падающего на него лунного света.
Часы бьют ровно три раза. Сна ни в одном глазу, потому что в голове – ворох мыслей. Что ждет нас завтра? А наступит ли оно вовсе? А если и наступит, переживем ли мы его? А переживут ли его мама, отец, Джинни, братья? А Невилл, Луна, родители Гермионы? Сколько еще волшебников и маглов заберет наступающий день? Сможем ли мы это все выдержать?
Вопросы, на которые нет ответов.
Только жаль потраченного зря времени. Я сожалею, что потерял столько возможностей, минут, которые могли бы стать бесценными, но навсегда канули в вечность. И я ощущаю себя стариком, лучшие годы жизни которого прошли, и за каждом поворотом его поджидает смерть.
Чтобы прогнать эти мысли, я вновь перевожу взгляд на Гермиону. И, опять рискуя заставить проснуться, почти невесомо касаюсь губами ее щеки.
На душе становится легче; особенно, когда я, могу поклясться, различаю ее голос, сквозь сон пробормотавший еле слышное «Рон».
Я люблю ее. Однозначно.
Усталость накатывает резко, и мысли начинают оставлять мою замученную голову.
И уже лежа на раскладушке, я беру ее за руку.
И мне плевать, что скоро меня расщепит трансгрессия, что потом я их брошу, что Гарри и Гермиону чуть не убьет мерзкая змея, что я буду скитаться по лесу, что я нырну за своим лучшим другом в озеро, что мой брат будет убит во время Битвы за Хогвартс и что мы все же победим безносого.
Плевать. Это все потом. Ведь пока все хорошо.
И пока я могу держать ее за руку, все так и будет.
