Глава 1«Наверное, это что-то вроде страховки: как будто мир боится моего вмешательства», — думает Мерлин, когда Герберт Крауд вылетает из седла и поломанным чучелом приземляется в двух метрах от злополучной ограды: неподвижный и очень-очень бледный, особенно по контрасту с ярким пятном крови на виске. Мерлин почти уверен в том, что увидит, подойдя ближе. Ему всякий раз кажется, что больше он не вынесет.
Такое бывало уже десятки раз, он сбился со счета — или, скорее, сделал все, чтобы забыть о счетчике в своей голове.
Девушка на костре в Кастилии — юная магия, еще не осознавшая себя и неспособная защититься.
Двое смуглых мусульман под Аскалоном, изрубленные в куски крестоносцами Готфрида Бульонского.
Старик-гугенот, распластавшийся на затоптанной мостовой Парижа, — Мерлин работал у него три года, и готов был поклясться, что тот за всю жизнь и мухи не обидел.
Женщина из команчи под копытами вороного коня: ей было не больше шестнадцати, и накануне она кормила незваного гостя похлебкой.
Торговка рыбой, пришибленная балкой при строительстве Шартрского собора.
Мальчишка у подножия баррикады на улице Риволи, зажимающий руками рану справа под ребрами.
Седой монах, умирающий в развалинах монастыря Кладрубы.
Моргана. Леон. Персиваль. Гаюс. Фрейя. Гвен. Мордред. Утер.
Вселенная смеялась над ним, но ему все еще хотелось верить, что был какой-то тайный смысл в том, чтобы позволить ему узнать их — в последнюю минуту, когда никакая магия уже не могла их спасти.
Кого-то он видел чаще, кого-то реже. Со многими проживал рядом целую жизнь, не видя, не узнавая, и потом, различив знакомые черты, чертыхался, не постигая, как мог не заметить раньше. У нее был точно такой же голос. Он абсолютно так же качал головой. Кто еще, кроме этих двоих, мог так управляться с мечом. Чьи еще снадобья…
Ланселот довел до совершенства дар умирать молодым. Только раз Мерлин видел его старше сорока — и это было тогда, когда парню удалось-таки заполучить Гвиневру. Единственный, насколько Мерлин мог судить, раз за многие столетия.
Моргана всякий раз удивляла его, погибая на — метафорических или реальных — кострах и плахах раз за разом за самые немыслимые убеждения. Он видел ее среди альбигойцев, гуситов, старообрядцев, последних могикан и первых феминисток. И магия всегда была с ней, порой таясь в глубинах, порой вырываясь нещадным пламенем и сжигая все на своем пути.
Гвейн был из тех непостижимых людей, которые плохо, но весело живут, а умирают всегда бессмысленно, но благородно. Падение с лошади во время банальной лисьей охоты вписывалось в эту парадигму, и Мерлин уже знал — предчувствовал — чье лицо увидит там, у изгороди.
…Артура он не встречал никогда. И, однако, этот парень в потрепанной гимнастерке, яростно отплевывающийся от болотно-зеленой жижи, которую только и можно было найти для питья в здешних местах, не мог быть никем иным.
Мерлин замер, зная, что это должно случиться. Бомба, граната, землетрясение, неудачный выстрел кого-то из товарищей по оружию.
Прошла минута.
Кажется, Вселенная наконец-то решила немного побыть серьезной.
