Глава 1Молодой человек сел в поезд Москва – Владивосток. Его дыхание уже было смертносным, как огненное дыхание дракона, но никто этого не заметил.
Андрей Замятин прошёлся по всему поезду из конца в конец. У него была высокая температура, он чувствовал себя разбитым, как при сильном гриппе. Хотелось лечь. Но сейчас было не время, чтобы поддаваться слабости – разве только для того, чтобы пошатываться, как пьяный (что почему-то облегчало боль в крестце). Першило в горле, где уже начиналось воспаление, и он нарочито неприкрыто кашлял и сплёвывал во все углы. Это была та роль, которую он сейчас должен был играть: абсолютно здоровое, но изрядно выпившее быдло.
Ему даже приятно было казаться быдлом. Он всю жизнь был не только им, но и гораздо хуже.
Он ненавидел их всех, потому что все заставляли изменять и ограничивать себя, своё естественное поведение. Детский сад, школа... Он всегда считал, что Сам Он – это святыня и никто не имеет права требовать, чтобы он менялся. Ни на микрометр. Менять не что-нибудь, а самого себя? Вот уж … ! Это требует больших усилий, крайне неудобно, местами даже мучительно – а, стало быть, недопустимо.
Естественно, он вынужден был отступаться от этого принципа, просто чтобы выжить. Но он мог делать это только со скрежетом зубов. И он всю жизнь был злым человеком, кое-как, со скрипом, это скрывавшим. Но однажды он сделал открытие.
Он познакомился с мусульманскими фундаменталистами. Они стали первыми людьми, которым не хотелось сопротивляться. Они удовлетворили его желание считать, что он сам классный, а окружающие дерьмо, простым способом: „Неверные окружающие и правда дерьмо. А вот ты будешь считаться классным, если станешь верным мусульманином.“
Он с упоением слушал учение о том, какое они все дерьмо, не заслуживают жить и будут гореть в аду. „Будьте прокляты!“ - таково было его отношение к большинству окружающих. А теперь оказывалось, что они и в самом деле прокляты! Хотя, не совсем „в самом деле“ - он, конечно, не очень верил в изощрённые пытки кого бы то ни было после смерти (как и в их противоположность). Но потешиться такой сказкой было более чем приятно.
Он стал примерным учеником и быстро продвигался среди воинов Аллаха. И сейчас был его звёздный час, шли самые радостные (а точнее, злорадные) дни его жизни. С некоторых пор он был шахидом.
Его ячейка смогла наладить связь с собратьями в Иране, у которых каким-то чудом сохранился этот штамм. Они поехали туда и привились все, кроме одного – его, который согласился заразиться. И поспешили вернуться из мусульманских мест на относительный север. А когда он стал заразным, он поехал щедро сеять смерть по России. Из Сочи в Москву, из Москвы во Владивосток – ну и, естественно, в метро самой Москвы.
Пройдясь по поезду, он взобрался на свою полку. Наконец-то он лежал – лучшее, что можно было делать в подобном состоянии. Теперь он собирался вставать разве что за едой, водой и в туалет. Андрей отвернулся к стене, отделявшей этот кусок плацкартного вагона, и уже не сдерживал мерзкой ухмылки. Он прекрасно знал, что теперь будет.
Дня через два-три, уже в Сибири, он покраснеет, как обгоревший на солнце. Возможно, на это ещё не обратят внимания. Испугаются все тогда, когда он – ещё через день – весь покроется волдырями. Но тогда уже будет поздно.
К тому времени многие люди уже выйдут из этого поезда. Не говоря уже о поезде Сочи – Москва, из которого все уже вышли и рассеялись по последней.
Оспа заразна уже в конце инкубационного периода. Люди будут разносить вирус буквально во все стороны, не имея понятия, что заразны. Когда эпидемия вспыхнет по-настоящему, ни врачи, ни власти просто не будут знать, за что хвататься.
Сколько процентов в своё время умирало от оспы? Тридцать? Но это в тех местах, где она всегда витала где-то в воздухе и поэтому у людей был какой-никакой иммунитет. Среди индейцев, столкнувшихся с ней впервые, смертность была чуть ли не девяностопроцентной. А ведь сейчас, когда среди обычных людей нет ни вируса, ни прививок от него, люди скорее в положении индейцев, чем кого-либо другого...
Существуют, конечно, и изменённые штаммы оспы, ещё страшнее той, что была в природе. Но он знал, что у него обычная. Та, что когда-то косила людей в Иране, а потом её возбудителя сохранили с террористическими целями. Оспа-мутант может выкинуть что угодно, а обычная – хорошо изучена. Ему и его собратьям нужно было точно знать, как его болезнь протекает, чтобы успеть максимально эффективно рассеять её по стране с собственного тела...
Оскандалится, конечно, и правительство. С него станется не придумать ничего лучшего, чем попросту разбомбить этот поезд „ради общей безопасности“. Что закономерно вызовет вопли на весь мир о вопиющем преступлении режима... Почему-то мысль об этом глобальном позоре заставила Андрея ухмыльнуться ещё шире и зловреднее.
Не факт, что он умрёт от оспы. Вполне возможно, что он умрёт от бомбёжки – но, скорее всего, умрёт. Конечно, он теоретически мог и выздороветь, но не особенно на это надеялся. И, как ни странно, он мало жалел себя.
Подсознательно он себя даже ненавидел. За то, что его столь трудный характер мешает ему жить. Но он так и не понял этого и только временами удивлялся, почему ему почти не жаль, что он скоро умрёт. Но эти мысли быстро вытеснялись злобным торжеством.
Его всю жизнь заставляли страдать. Но теперь и он заставляет страдать других.
Он отомстил. Он убил их всех. То есть, не всех, конечно, так не бывает – но очень многих.
