Глава 1Всё для нас обрывает смерть
Нам не нужно потом ничего
И её не преодолеть,
И она не щадит никого.
И у каждого смерть своя
Кто как трус, ну а кто как герой…
2 мая 1998 года
Джордж Уизли
2 мая 1998 года – особенный день для всего волшебного мира. Мальчик, который выжил смог победить величайшего темного волшебника, освободить всех ведьм и волшебников от многолетнего страха, наводимого им, предотвратить смерти, которые и дальше были, будь жив он и его соратники.
Для всех этот день – праздник. Для всех, кроме тех, кто потерял в этой войне своих родных и близких.
Терять любого близкого человека невероятно тяжело, но когда уходит твоя частичка, братишка, с которым ты делил свою жизнь пополам, это невыносимая боль. Для Джорджа Уизли 2 мая - это самый ужасный день в жизни.
Фред. Всегда веселый, всегда душа компании и заводила, главный весельчак школы и организатор всех самых крутых приколов и шуток. Мертв. В это так же трудно поверить, как в то, что Волан-де-Морт побежден.
***
Джордж не помнит, как он оказался дома, в Норе. Не в квартире на Косой аллее, а именно в Норе, где они с Фредом родились и выросли, где прошло все их счастливое детство. Сейчас не имело значения, где он проведет ближайшие дни, но когда пришло время трансгрессировать, в голову пришло именно это место. Ничего на свете больше не имело значения, кроме того факта, что Фред мертв. Его, Джорджа, Фред, его братишка, который всю сознательную жизнь был с ним. Все, что с Джорджем когда-либо происходило - радости, улыбки, шутки, изобретения, Ужастики Умников Уизли и Всевозможные Волшебные Вредилки - он делил с ним. Теперь его нет. Нет и никогда больше не будет.
Джордж, с именем которого теперь больше не будут употреблять неизменное «Фред», прошел в их … в свою комнату и остановился на пороге не в силах сделать больше ни шага. Такого порядка здесь никогда не было. Сколько Джордж себя помнил, тут всегда пахло порохом, а на каждой поверхности лежали их изобретения. Мама каждый день пыталась заставить близнецов навести хоть какой-то порядок, но безуспешно. Даже если они и убирались кое-как, все равно примерно через час все было по-старому. В конце концов, миссис Уизли смирилась с этим.
На стене напротив двери висит их колдография. Джордж хорошо помнит тот день, когда папа явился домой, сияя как начищенный галлеон, и принес с собой какой-то чудо-аппарат. Он утверждал, что этот самый аппарат почти то же самое, что колдоаппарат, только он магловский, и колдографии, сделанные им, не будут двигаться. Он щелкал всех детей подряд, но близнецы получились самыми забавными: Фред держал Джорджа за свитер и пытался заставить того отдать шоколадную лягушку, а Джордж, весь измазанный этой лягушкой, в свою очередь, тянул в другую сторону. Колдография действительно изначально не двигалась, но по настоянию самих близнецов, которым снимок очень понравился, Артур поколдовал и сделал его обычным для волшебников.
Джордж снял снимок со стены и уставился на него. Редкий случай, когда Фред не улыбался. Он выглядел обиженным, но такое беззаботное и доброе лицо могло быть только у него. Слезы, которым Джордж дал волю только один раз с того момента, как увидел бездыханное тело брата, посыпались снова. Слезы, такие горячие, наполненные горестью и невыносимой болью, катились по щекам Джорджа Уизли. Ему все равно, что тем самым он показывает, каким слабым стал без него. Все равно, что его кто-то увидит. Все равно на все.
Зашел Чарли. Спрашивает в порядке ли он. В порядке? Как он может спрашивать его в порядке ли он? Как он вообще может предполагать, что Джордж сейчас в порядке? Впрочем, Чарли и сам понял, что сморозил глупость - еще до того, как Джордж свирепо посмотрел на него.
— Джордж, ты должен держаться. Мы все должны держаться. ОН бы не хотел, чтобы мы раскисали. Фред не одобрил бы этого…
Джордж молчал.
— Всем нам тяжело. Не только тебе. Но …жизнь продолжается, - последние слова Чарли произнес как можно увереннее, но Джордж уловил в его интонации неверие в собственные слова.
Чарли положил руку на плечо брата. Джордж молчал и смотрел на колдографию. Он твердо решил, что эту память о НЕМ он всегда будет носить с собой. Это первое адекватное решение, принятое им за последние несколько часов.
— Ты держись, братишка. Мы всегда рядом и всегда поддержим тебя.
Как Чарли может столько говорить? Джорджу внезапно захотелось, что бы брат ушел, оставил его в покое, но вместо того чтобы попросить его об этом, сказал:
— Как мама?
Чарли будто не ожидал услышать от него и слова. Он удивленно повернул к нему голову, спохватился и ответил:
— Плохо. Но папа с ней. Она справится. И ты тоже.
— Я… не хочу ни с чем справляться. Не хочу… Без него ничего не имеет значения.
— Ты не прав. Жизнь на этом не заканчивается.
— Для тебя, может, и нет, но для меня она закончилась! – Джордж устремил на брата полные боли и слез глаза, - вам всем не понять того, что чувствую я. Никогда! Уходи. Оставь меня в покое.
Чарли, не в силах произнести что-то связное на такую речь брата, просто вышел.
Это не тот Джордж, который был день назад. Это новый Джордж, которому, хочется ему или нет, придется снова научиться жить. Ради родителей, ради братьев, ради Джинни и самого себя. Сейчас он не понимает, что маме и папе, потерявшим ребенка, не лучше, чем ему; он не видит, как убивается Джинни и потерянно смотрит в противоположную сторону Перси; не чувствует, как у Чарли, вышедшего из его комнаты минуту назад, болит сердце; не замечает, как Билл сжимает кулаки до того, что они побелели, чтобы не позволить Флер увидеть свои слезы, и как, не скрываясь, рыдает Рон.
Сейчас Нора, всегда живая и веселая, плачет вместе с ее обитателями. Может, и не скоро, но все они снова будут жить, снова будут радоваться и смеяться, только Джордж никогда не сможет оправиться от своей потери, никогда больше он не увидит своего братишку, как две капли воды похожего на него. Вместе с Фредом умерла частичка Джорджа, и, пожалуй, лучшая его частичка.
Гарри Поттер
— Гарри! Тебя все ждут, — голос Гермионы вывел Поттера из транса. Сняв очки, он протер их и, снова нацепив, встал с кресла. Кабинет Дамблдора выглядел как всегда. Единственное исключение – обитатели портретов отсутствовали. Наверняка блуждали по другим, пытаясь увидеть, что происходит в Большом зале. Внезапно нахлынувшие чувства не давали Гарри сдвинуться с места. Всю окружающую действительность он начал воспринимать только сейчас, спустя часы.
Фред, Люпин, Тонкс, Колин… Все они погибли по его, Гарри, вине. Наверное, их родные ненавидят его, и он с ними согласен. Если бы не Гарри, не было бы ни этой войны, ни этих смертей. Да кому нужна победа такой ценой. Как можно радоваться, когда столько хороших людей отдали свои жизни? А Уизли? Что они сейчас чувствуют? А Андромеда, оставшаяся совсем одна с маленьким Тедди?
После смерти Волан-де-Морта Гарри просто поднялся сюда, в кабинет Дамблдора. Рон и Джинни были с семьей, Гермиона - с ними, но он, Гарри, не мог сейчас смотреть им в глаза, хоть и понимал, что они никогда не станут его винить в смерти сына и брата. Ему было достаточно того, что он сам понимал всю свою вину. Возможно, он мог бы предотвратить все эти смерти, если бы сразу пошел к Волан-де-Морту. Неужели недостаточно людей погибло из-за него до начала Битвы за Хогвартс. Как он мог позволить своим друзьям биться против Пожирателей, когда сам бегал по замку и искал крестраж. Он мог бы заполучить его и раньше, если бы не терял столько времени впустую, мог бы поручить это дело Невилу и другим товарищам, раз сам не может явиться в школу так, чтобы его присутствие не опознали, а потом, когда они втроем пришли, сразу идти к Волан-де-Морту и сдаться ему.
Мысли душили Гарри. Он не понимал как будет жить дальше. Раньше казалось, что после Победы все наладится, что все начнут жить счастливо и спокойно. Он не осознавал, что для этой Победы придется пожертвовать стольким и теперь не понимал как все эти люди в Большом зале, сквозь толпы которых он проходил, могут радоваться. Конечно, это были те, кто отделался всего лишь небольшими ранами и никого из близких не потерял, но неужели они не осознают, сколько людей погибло?
— Гарри! Ты слышишь меня? — теплая ладонь легла на его плечо, и Гарри обернулся. Гермиона больше не выглядела как несколько часов назад. Она привела себя в порядок и теперь снова походила на саму себя.
— Ты должен спуститься к ним. Они хотят тебя видеть, - девушка говорила очень тихо и мягко. Именно она всегда понимала Гарри лучше всех, именно она всегда знала все ответы.
- Гермиона, объясни, чему они радуются и что хотят от меня услышать?
Гермиона опешила, но все же ответила:
- Гарри, они столько лет прожили в страхе, что радость от конца Волан-де-Морта для них сейчас сильнее, чем горечь от утраты людей. Все понимают, какие потери мы понесли, но мы не можем винить их в том, что они радуются. А от тебя они хотят, чтоб ты просто уверил их в том, что это действительно конец и что дальше все будет хорошо.
Она права, как всегда. Глупо ожидать от тех, у кого все близкие живы, что они будут переживать то же самое, что и те, кто потерял родных. Они счастливы, что избежали участи многих семей, и он сейчас должен спуститься и заверить их в том, что все закончено, а еще поддержать своих друзей. Как он может тут сидеть, когда семья, которая всегда относилась к нему так же, как к своим детям, переживает такое горе.
— Да, я сейчас спущусь… - кивнул Гарри и машинально пригладил свои непослушные волосы, но его отражение в омуте памяти, который так и остался стоять на столе с того момента, как он погружался в память Снегга, подтвердила промелькнувшую мысль, что ничего не изменилось - они как торчали, так и торчат.
— Не вини себя, Гарри. Ты сделал больше всех для этой Победы. Никто не думает даже тебя в чем-то обвинять, - уверенно сказала Гермиона.
Гарри кивнул и вместе они отправились в Большой зал, где его ждало все Волшебное Сообщество.
