В чрезвычайной ситуации

Глава 2

Пятница, 6 июня. 2008. 3:17.
— О Господи, наконец-то я вас нашла! — воскликнула уже знакомая медсестра. — Извините, что так долго. Трудно довериться целителям-магглам?
Рон был уверен, что ослышался. Он очень устал; вероятно, он просто воплотил собственные мысли в голос другого человека.
— Я знаю, кто вы. Все в порядке. Во время войны я училась на первом курсе Хогвартса. Ваша жена была старостой второго курса. Я училась на Рейвенкло. Увидев ее имя в хирургии, я сразу подумала, что, возможно, это та самая Гермиона. А когда я увидела вас, то поняла, что вам может понадобиться помощь.
— Если вы ведьма, то что делаете в маггловской больнице?
— Я магглорожденная. Мои родители врачи. После окончания учебы в Хогвартсе они настояли на том, чтобы я изучала медицину в том же университете, что и они.
— Это несправедливо, — выпалил Рон, обнаружив, что злится на магглов.
Медсестра улыбнулась:
— Все не так уж плохо. Я решила выучиться на медсестру, попрактикуюсь пару лет, а потом стану целительницей. Это мой первый год. — Рассеянно взмахнув рукой, она обернулась к Гермионе. — С вами все в порядке? Кто-нибудь говорил с вами? — Она схватила карту больной, висевшую на двери, и принялась перелистывать страницы.
Рон сообразил: вот та, с которой можно говорить начистоту, не опасаясь выдать себя.
— Мы должны вытащить ее отсюда! В Мунго. Целители помогут. Они знают, что делать!
— Мистер Уизли, прошу вас, — она понизила голос, — не кричите. Я могу помочь переправить ее в Мунго, если вы так хотите, но мне кажется, что сперва нужно дождаться, пока миссис Уизли придет в сознание — тогда и решим. И ребенок…
— Вам известно что-нибудь о ребенке? — прервал ее Рон.
Она оторвалась от бумаг:
— А вам?
Он покачал головой.
— Почему бы вам не подняться наверх вместе со мной? Тогда я отведу вас к нему. Медсестра объяснят все лучше. — Открыв дверь, она на цыпочках вышла из палаты.
Пробравшись в приемную за ней следом, он нерешительно закрыл дверь.
— А что если она очнется?
Медсестра ободряюще улыбнулась.
— Не так скоро. А сейчас вам правда надо пройти со мной.
— Я Клэр Мерфи, кстати, — сообщила она, как только они вошли в лифт. — Если вам нужна помощь, вы всегда можете спросить меня.
— Спасибо, Клэр, — ответил Рон, — здесь… действительно жутко.
Он едва дышал, пока молодая медсестра провожала его в тускло освещенную комнату. Пронзительные звуковые сигналы и гудки разносились по палате, заполненной пластиковыми инкубаторами. Потянув его за локоть, Клэр подвела его к одному из них, где суровая на вид медсестра неодобрительно косилась на них, пока Клэр не прошептала: «Это отец».
Не обращая внимания на медсестру, Рон заглянул внутрь. Сердце болезненно подскочило при виде малыша с тонкой как бумага кожей и многочисленных трубок, выглядывающих из-под одеяла. Ребенок легко уместился бы в ладони — он даже казался ненастоящим. Глаза заслоняла масочка, изо рта торчала жуткая белая трубка. Крошечная грудь вздымалась и опадала в судорожных вздохах. Сделав шаг назад, Рон закрыл рот руками. Внезапно ему подумалось, что это к лучшему, что Гермиона без сознания: она не вынесла бы этого.
— С ним все будет в порядке? — еле выдавил он.
— У него все впереди. Он родился преждевременно, его легкие не настолько развиты, чтобы работать самостоятельно. Но ему повезло: все могло быть гораздо хуже.
Рон был не в силах вообразить, как может быть еще хуже.
Младенец. И не просто малыш. Он — их сын.
— Хьюго, — обратился он скорее сам к себе, чем к сыну.
Первая его встреча с Хьюго очень отличалась от знакомства с Роуз. Более двух лет воспоминание о том дне, когда он стал отцом, помогало ему пережить худшие моменты жизни.
Роуз родилась в семь утра, на восходе солнца. Спустя несколько часов все — целители и члены семьи — наконец удалились, и Рон растянулся на кровати рядом с Гермионой, любуясь кулечком, лежащим между ними. Сквозь занавески просачивалось утреннее солнце.
У Рона разбегались глаза. Этот чудесный младенец был самым красивым существом, какое он когда-либо видел. Он мог бесконечно любоваться крохотными пальчиками, обхватившими его большой палец, и пересчитывал их снова и снова. Но Гермиона. О Боже, Гермиона. Ее волосы переливались в лучах, а щеки горели румянцем под стать одеялку Роуз. Она улыбалась столь безмятежной улыбкой, какой Рон не видел прежде. Она была прекрасна, словно во сне.
Желание что-либо делать отпало само самой: он готов был любоваться своими девочками весь день напролет. Даже после
того, как Роуз принялась хныкать, а Гермиона погрузилась в столь необходимый ей сон, ощущение усталой эйфории не покидало его. Но то блаженное мгновение истаяло в последовавшие за ним недели хаоса и засыпания за кухонным столом.
Сегодня однако ничего такого не ощущалось. Его жена тяжело ранена, а его недоношенный ребенок борется за жизнь. Отделенный от жены и ребенка пластмассовыми трубками и коридорами, он чувствовал себя еще более одиноким и напуганным, чем когда-либо с того самого дня, когда он, разозлившись, оставил двух лучших друзей и аппарировал, не имея понятия, увидит ли их снова.

* * *
Несколько часов спустя сонный Рон примостился у кровати Гермионы. Страх снова сковал его с еще более тяжкой ношей на плечах.
Развалившись в кресле, вернее — если оно не раскладное, на нем особо не растянешься на кресле, он остановил взгляд на одном из аппаратов возле постели Гермионы. Сомнений нет: он наблюдает за ее сердцебиением. Устойчивый мощный ритм придавал чувство необъяснимого спокойствия. Ведь она все еще здесь, как бы ни было изувечено ее тело.
Он не мог не вспоминать тот последний раз, когда Гермиона не отходила от его больничной койки.

Рон не помнил, что на самом деле случилось, но Гарри вместе с другими аврорами рассказывали ему об этом десятки раз. Они следили за домом в северном Лондоне. Пост Рона и Гарри находился на верхушке трехэтажного здания. Остальные члены команды окружили дом. Проторчав там несколько часов, они сильно замерзли и промокли. Внизу кто-то свистнул, и Рон, встрепенувшись, отправился посмотреть, что случилось, но поскользнувшись, он упал прямо на балкон второго этажа, свалился с крыши прямо на пожарную лестницу лицом, а оттуда он рухнул на тротуар. Несколько животрепещущих секунд все авроры, включая Гарри, думали, что он мертв.
Внезапно он очутился в больнице. Он не до конца пришел в себя, так что не мог пошевелиться, однако он узнал голос, достигающий его сознания. Гермиона. Он слышал ее настолько ясно и ощущал ее присутствие столь отчетливо, будто покинул свое тело и наблюдал за этой сценой со стороны.
На Гермионе был лишь халатик. Косы распались и свисали двумя лохматыми непослушными прядями. Она даже не удосужилась надеть брюки.
Вытирая льющиеся слезы рукавом халата, она дрожащим голосом вопрошала целителя:
— В него… в него попали заклятием?
— Сначала мистер Поттер подумал, что его оглушили, но, похоже, это действительно несчастный случай. Он просто поскользнулся и упал с крыши. — Целитель осторожно похлопал ее по плечу. — Мы срастили все сломанные лицевые кости, а синяки скоро пройдут. Со спиной чудом ничего не случилось. Скорее всего, он в последнюю секунду применил невербальное смягчающее заклятие, которое вошло в силу лишь перед ударом о землю. Нужно просто дождаться, когда он очнется, чтобы узнать остальное. Можете оставаться здесь сколько пожелаете, миссис Уизли.
— Спасибо, — тихо отозвалась она.
Когда целитель ушел, Гермиона сделала несколько шагов к кровати Рона.
— Идиот несчастный, — зарычала она сквозь слезы, — твердишь, что мне не нужно о тебе беспокоиться, потому что ты умный и быстрый? А теперь ты свалился с крыши, словно шут гороховый! — Она расхаживала взад-вперед, все сильнее срываясь на истеричные нотки. — Так больше продолжаться не может, Рон! Я этого не потерплю. Потому что… потому что ты скоро станешь отцом. — Она судорожно втянула воздух и рухнула на прикроватный стул, плечи затряслись от всхлипов.
На следующий день, когда Рон очнулся, первым, что он сказал, было:
— Это мальчик или девочка?
Гермиона ослепительно улыбнулась.
— Так ты меня слышал?
— Конечно, слышал.
— Тогда не будешь больше так глупить?
— Думаю, нам обоим известно, что я не смогу этого пообещать, — усмехнулся он.
— И почему же я тебя так сильно люблю?
— Потому что я красивый.
Она рассмеялась нежнейшим смехом.
— Тебе нужно увидеть свое лицо — ужас кромешный.
— Но ты по-прежнему любишь меня даже с таким лицом, верно?
Она нежно поцеловала его в губы.
— Всегда буду любить.

Ему так хотелось вновь услышать ее смех. Он утопал в бездне ужаса, и чем больше он о ней думал, тем сильнее его охватывали страх и тревога.
Будто слабый луч солнца, проясняющий небо, ее пальцы шевельнулись, и Рону показалось, что с уст сорвался слабый стон. Он лихорадочно потер лицо ладонями, прогоняя остатки сна, и выпрямился на кресле.
— Гермиона? — Наклонившись, он осторожно смахнул прядь с ее лица. — Господи, Гермиона, ты меня слышишь? — Он всеми силами старался удержаться от рыданий.
— Рон? — прохрипела она, едва приоткрыв глаза.
— Гермиона, — с облегчением выдохнул он и прижался губами к ее лбу. — В такси врезался встречный автомобиль. Не знаю, как мне самому удалось избежать травм. Тебя же буквально подбросило.
— Я рада, что с тобой все в порядке, — она шмыгнула носом, — ты ведешь себя как ребенок, когда тебе больно.
Усмехнувшись над ее шуткой, он осознал, что по щекам текут горячие слезы.
Тут на ее лице отразилось осознание произошедшего; она провела руками по животу сквозь плотные одеяла.
— Ребенок! Где ребенок? — Она поморщилась от боли из-за резких движений. — Ему же всего двадцать восемь недель!
— Гермиона, прошу, не двигайся! — взмолился Рон. — С ребенком все в порядке. — Но это было ложью, и он знал, что она это поймет. — Он такой крошечный, ему нужно поддерживать дыхание, но он жив, Гермиона, он жив.
— Он же Уизли, — заплакала Гермиона, — а значит, настоящий боец.
Рон не мог не улыбнуться.
Внезапно ее лицо перекосилось, и ее начало трясти.
— Рон, пожалуйста, у меня все болит. — Слезы стекали по ее лицу, скапливаясь под трубкой в носу. — Я должна его увидеть. Без него я чувствую себя опустошенной. Она снова попыталась приподняться, но вместо этого издала крик такой силы, что сердце Рона словно разлетелось вдребезги.
Он вскочил и удержал ее за запястья, не выпуская из кровати и нежно поглаживая ее руки.
— Тс-с-с, Гермиона. Хочешь, я позову медсестру?
Крепко зажмурив глаза, она кивнула.
Протянув руку, Рон нажал на кнопку над кроватью, которую показала ему Клэр.
Он снова сел, примостив голову к ее щеке.
— Скоро кто-нибудь придет, — приговаривал он, поглаживая ее затылок. — Хотел бы я лежать здесь вместо тебя.
Она на мгновение приоткрыла глаза.
— Ну, я-то могу с этим справиться, — заявила она.
— Ты удивительная, — в который раз признал он. Она никогда не переставала подавать для этого поводы. — Я так сильно тебя люблю. Я бы не выдержал, если…


* * *
Воскресенье, 8 июня, 2008.
Рон тихонько прикрыл дверь в палату Гермионы и увидел Джорджа и Гарри, направляющихся к нему.
— Насилу дождались. — Он попытался улыбнуться. — Вас только двое?
Гарри растерянно пожал плечами и уставился на пол в поисках достойного оправдания.
Но Джордж лишь улыбнулся:
— Все по моей вине. И что значит «вас только двое»? — Джордж крепко обнял брата. — Разве ты не рад видеть двух своих самых любимых родственников, малыш Ронни?
— Так значит, папа здесь? — инстинктивно отшутился Рон, но осекся и оглянулся через плечо. — Гермиону увезли на операцию, а провести с собой кого-то к Хьюго так поздно не получится.
— Мы знаем, — наконец заговорил Гарри. — Но мы здесь для того, чтобы забрать тебя в паб.
— Ты, должно быть, шутишь, приятель. Я не могу ее оставить.
Джордж схватил Рона за плечи и поволок по коридору.
— Конечно, можешь. И пойдешь с нами. Согласно ее воле. И, даже если тебя самого это не страшит, я не собираюсь противоречить твоей жене. Она до ужаса умная ведьма.
Выйдя на улицу, они нашли паб слева от больницы и уселись в темной кабинке в углу. Джордж взял несколько пинт густого темного пива, которого Рон не любил, но нынче и это сойдет.
Молча подняв глаза, он кивнул в знак признательности Джорджу и Гарри. Те завязали беседу о квиддиче, немного поговорили о работе, затем с неизбежностью воцарилось неловкое молчание.
— Гермиона говорит, что не хочет, чтобы ты ночевал на этом чертовом кресле, — заявил Джордж без намека на обычный шутливый тон.
Рон выпрямился, досадуя, что жена предпочла сообщить ему об этом через его брата.
— Откуда ты знаешь?
Джордж вытащил мобильный Гарри из кармана его пальто.
— Вообще-то она умеет пользоваться телефоном.
— Это правда, — добавил Гарри. — Она звонит мне и своим родителям, пока ты навещаешь Хьюго.
Рон скрестил руки на груди.
— Ну и где мне ночевать?
— Ты можешь вернуться в гостиницу, — предложил Гарри. — Я поговорил с менеджером, и он согласился оставить за вами номер настолько, насколько потребуется.
После несколько секунд удручающего молчания Джордж посмотрел на часы и сказал:
— Рон, мне пора домой. Но мы с Энджи будем по очереди вас навещать. Позаботься о моей любимой невестке. И об этом непоседе-племяннике.
Похлопав по плечу младшего брата по плечу, Джордж медленно поднялся и добавил:
— Пока я не ушел, вот тебе.
Сунув руку в карман, он достал он протянул фирменный конверт «Уизи».
— Это твоя зарплата. Я обменял ее на фунты.
Исходя из своих знаний о маггловской валюте, Рон понял, что денег слишком много. Выпрямившись во весь рост, он склонил голову, чтобы заглянуть Джорджу в глаза:
— Откуда это? В прошлом месяце я отработал всего два дня, а летом премий не дают.
— Преимущества частного бизнеса, братишка. Ты нанимаешь людей для выполнения работы, но все равно получаешь деньги.
— Джордж крепко обнял Рона одной рукой. — Ладно, я пойду. Увидимся позже, ребята.
Рон сердито отхлебнул из своего стакана, глядя на удаляющегося брата.
— Чертов мерзавец. Мне не нужны лишние деньги.
— Мы знаем, что не нужны, — сказал Гарри. — Но также мы знаем, что помочь тебе ничем другим ты все равно не позволишь.
— Почему мама не пришла? — спросил Рон, быстро меняя тему разговора на что-нибудь менее раздражающее. — От нее вообще ничего не слышно. Ее не волнует, что невестка страдает от постоянной боли, а внук борется за жизнь?
— Рон, — осторожно начал Гарри, — просто потому… что они не понимают, почему вы все еще здесь.
— Ты ведь не видел их, Гарри, ты не понимаешь, — пробормотал Рон, борясь с накатывающим отчаянием. — У нас нет выбора.
— Нет, я понимаю. Поверь мне, понимаю. Просто я не думаю…
— Приведи завтра маму и сестру, Гарри, пожалуйста, — дрожащим голосом попросил Рон. — Мне нужно с ними увидеться. Я должен их видеть. Поговорить с ними лицом к лицу.
Гарри подошел к Рону и к его удивлению стиснул в объятиях такой силы, будто видел в последний раз, а затем без лишних слов вышел из паба.


* * *
Оставшись один на улице, Рон решил, что, вероятно, лучше всего следовать плану Гермионы и брата. Направляясь к гостинице, он не переставал думать о своей семье. Врачи заверили, что Гермионе предстоит несложная операция: ей просто поставят металлические спицы на кости таза. Для Рона это звучало в равной степени варварски и ужасающе, но уже понял, что нет смысла пытаться разобраться в этом или сомневаться в действиях врачей.
Хьюго не шел на поправку. Медсестры педиатрического отделения говорили, что он не набирает вес, беспокоясь, что виной тому может быть кишечная непроходимость. А тут еще Роуз. Он даже не мог вспомнить, у каких именно она бабушки и дедушки.
Войдя в прохладную комнату, Рон сбросил ботинки, стянул брюки и рухнул на кровать.
Двадцать минут спустя он в третий раз поправлял подушку, все еще не в силах уснуть. Ему и прежде доводилось спать без Гермионы: за последние десять лет он иногда неделями пропадал на миссиях Аврората. Он сгреб подушки с другой стороны кровати, от которых все еще доносился легкий запах шампуня Гермионы. Он баюкал подушки в объятиях, но и это не приносило ни малейшего утешения. Крепко зажмурившись, он погрузился в воспоминания об их первой совместной ночи

Тогда Грейнджеры на неделю вернулись в Австралию, чтобы продать дом, и не могли вернуться в Англию до хогвартских каникул. Рон и Гермиона встретились в хогсмидском магазине и сразу аппарировали в ее большой пустой дом. За тот послевоенный декабрь он мог по пальцам пересчитать, сколько раз они занимались любовью — по большей части им перепадали
поспешные объятия на его скрипучей одиночной койке.
Но этой ночью все было неспешно, прямо на диване в гостиной. Рона будоражило сочетание открытости и осознания того, что тут им никто не помешает.
Гермиона рано захотела пойти спать, и Рону помнилось, как они лежали под толстым пуховым одеялом, а его руки бережно обнимали ее за талию. Голова покоилась на подушке под неудобным углом и шея начала затекать, но его это мало волновало, ведь к нему прижималось обнаженное теплое тело Гермионы; они могли проспать так всю ночь, если того пожелает. И он хотел; страшно представить, насколько сильно.
Она не подскочит в самый последний момент, хватаясь за трусики и бормоча о том, что будет, если их застукают. И Гарри с Джорджем не распахнут дверь в самый неподходящий момент. Шепот Гермионы вырвал его из дремоты.
— Рон? Ты спишь? — тихо спросила она.
— Ни в одном глазу.
Повернувшись в его объятиях, она нащупала его лицо, вглядываясь в него в темноте. Она ослепительно улыбнулась.
— Я слишком возбуждена, чтобы уснуть.
— Чем же?
— Тем, что я здесь с тобой. Что мы наконец вместе и никто нам не помешает. И так жаль, что только на эту одну ночь.
— Ну, так пусть будет не только на одну ночь.
— Хорошо, — пробормотала она, прижимаясь лицом к его груди.
— Ты знаешь, я ведь серьезно, — сказал он, поднимаясь в сидячее положение. — Ты можешь переехать ко мне.
Она умилительно фыркнула.
— И Джорджу? Едва ли.
Слова неловко повисли в воздухе. Гермиона водила пальцами по груди Рона.
— Я бы предпочла обзавестись собственной квартирой. Не хочу делить квартиру с Джорджем. И тебя ни с кем не хочу делить.
Он посмотрел на нее так, словно она заговорила по-французски, и рассмеялся.
— Ты действительно хочешь делить со мной квартиру?
— Возможно. — Она лукаво усмехнулась и нежно поцеловала его нижнюю губу. — Если будешь усерден в уборке — в особенности своих грязных носков.
— Обещаю, что ты не увидишь на полу нашей квартиры ни единого носка.
Конечно же, он нарушал это обещание вновь и вновь. Один такой проступок привел к выдающейся ссоре, что (как обычно) закончилась еще более выдающимся спонтанным сексом на том самом полу. Прокручивая в голове эти фантастические воспоминания, Рон наконец заснул.


* * *
Вторник, 10 июня. 2008.
Он уже собрался уходить. Он как раз поднимался, чтобы поцеловать Гермиону в щеку и взять пиджак, когда в полуоткрытую дверь постучали.
— Здравствуйте, мистер и миссис Уизли, — деловито сказала старшая медсестра педиатрического отделения. — Вам следует подняться со мной наверх, мистер Уизли. — Она сделала крошечный, робкий шажок в комнату. — Дыхание Хьюго неустойчиво, и доктора не могут его стабилизировать. Они послали меня за вами.
— Он выкарабкается? — спросил Рон.
— Прошу вас, мистер Уизли, педиатры стараются сделать все возможное, чтобы он дышал, — спокойно ответила она.
— Это не ответ. — Гермиона не отводила взгляда от медсестры.— Мы должны знать! Я должна быть с ним, если он не… если он не…
— Прямо сейчас это плохая идея, миссис Уизли. Но вы не должны терять надежду.
— Рон, ступай, — всхлипнула Гермиона.
— Как я смогу справиться с этим один? — наконец, выдавил Рон после нескольких судорожных вздохов.
Но она не сводила с него твердого взгляда, хоть нижняя губа подрагивала.
— Придется совладать одному. Иди уже! Не хочу, чтобы он был один.
Он кивнул, поцеловал ее в щеку, и последовал за медсестрой.
Медсестра молча провела Рона в педиатрическое отделение интенсивной терапии, где Хьюго жил с момента своего преждевременного рождения. Двое врачей и две медсестры, что столпились вокруг инкубатора Хьюго, подняли глаза на Рона, будто тот шел на казнь.
— Мистер Уизли, — произнес один из врачей, — хорошая новость состоит в том, что его пульс больше не снижается… по крайней мере, на данный момент. Но у него ранняя стадия сердечной и легочной недостаточности. Это очень опасная ситуация. Просто побудьте с ним, а мы тотчас примчимся, если ему вновь потребуется реанимация.
— Хорошо, — только и удалось выдавить Рону.
— Но если он и вправду впадет в кому, мистер Уизли, я не уверен, что мы сумеем его вытащить, — добавил второй врач, опустив руку на спину Рона не слишком уверенным жестом.
Вместо ответа Рон обратился к Хьюго:
— Привет, Хьюго. У меня не очень хорошо выходит делать что-либо без твоей мамы. А если ты не справишься, то я никогда не верну ее. Поэтому, прошу тебя, будь таким же отважным и непревзойденным, как твоя мама, и борись. Я знаю, ты сможешь.
После этой фразы Рон наблюдал за сыном в ожидании пиканья, коим один из аппаратов даст знать о его неминуемой гибели. Два часа спустя он бросился навестить Гермиону, но медсестра сообщила, что они дали ей снотворное… на всякий случай.
После шестичасового ожидания доктора, что первыми сообщили ему дурные новости, заступили ему на смену.
— Мистер Уизли, ваш сын — настоящий маленький боец. Его дыхание заметно улучшилось. Похоже, он выкарабкался.
— Ох, слава Мер… спасибо вам. Я должен сказать жене, — почти прокричал Рон.
Едва завидя красного и запыхавшегося Рона, что ворвался в палату, распахнув дверь, Гермиона сразу начала рыдать.
— Нет, нет, нет!
Рон подскочил, обхватил ее лицо ладонями и принялся стирать с него слезы:
— Гермиона, он жив! Врач сказал, что он выкарабкался.
— Что? Он и в правду жив? О, Рон!
Рон наклонился, чтобы обнять ее, и она вцепилась в него с такой силой, что он покачнулся. Он осторожно опустился на кровать, силясь не придавить ее. Они плакали и смеялись, радуясь мгновению радости… пока Гермиона не вскрикнула от боли: ее плечо вновь выскочило из сустава, когда она обнимала Рона. Рон почувствовал себя ужасно от одного взгляда на это, однако она, несмотря ни на что, по-прежнему сияла, даже когда пришел ортопед, чтобы вправить плечо.
— Больше никаких сокрушительных объятий, — пригрозил врач, посмеиваясь.
— Оно того стоило, — парировала. Гермиона.


* * *
Пятница. 13 июня. 2008.
— Это что такое? — пропел Артур, увидев экран на стене.
«Спасибо тебе, Мерлин, за папу», — пронеслось у Рона в голове.
— А, это мои рентгеновские снимки, — ответила Гермиона.
Его мама и папа, вместе с Гарри и очень беременной и оттого очень раздражительной Джинни, наконец пришли их навестить, но они едва ли обменялись парой слов, прежде чем вошли в палату.
Артур внимательно рассматривал светящиеся снимки.
— Это что, фотографии твоих костей?
— Да, — кивнула Гермиона, — та, что слева — это мои тазовые кости сразу после аварии, а этот снимок, справа, сделан на прошлой неделе.
— Фотографии костей, — удивился Артур. — И они не вынимали их, чтобы сфотографировать?
Она улыбнулась.
— Нет. Для этого есть специальная камера.
— Поразительно. Хотя эти спицы выглядят довольно болезненно.
Подходя к кровати, Молли горестно вздохнула:
— Гермиона, моя дорогая де-де-де, — и она разрыдалась, не дойдя до ее кровати.
— О, Молли, — Гермиона протянула руки, обхватывая свою взволнованную свекровь дрожащими кулачками. — Я знаю, что это звучит довольно жутко, но на самом деле беспокоиться не о чем. Они очень хорошо заботятся обо мне и о Хьюго, — заверила ее Гермиона.
— Моя дорогая девочка, — прошептала Молли, — как долго тебе до выздоровления?
— Ну, я полагаю, еще месяц, а то и два.
— Ты совсем из ума выжила? — выкрикнула из угла Джинни, которая до того держась на удивление тихо.
— Джинни, — взмолился Гарри.
— Нет! Это ж просто смехотворно! — Она повернулась к Гермионе. — Что ты творишь?
— Если ребенку нельзя аппарировать, чтобы магически исцелиться, то и я обойдусь, — отозвалась Гермиона.
— Это попросту глупо! Прекрати изображать из себя мученицу! Ты думаешь, что так должна поступать хорошая мать? Валяешься тут в постели, в то время как твой ребенок нуждается в тебе. Не говоря уже о дочери, которая болтается из дома в дом, словно какая-то сирота.
— Прекрати! — одновременно рявкнули Рон и Молли.
На лице Джинни отразилось потрясение, и она, закрыв лицо ладонями, бросилась вон из палаты.
— Мне так жаль, — извинился Гарри и последовал за Джинни в коридор.
Рон готов был сам броситься за ней следом, чтобы вправить ей мозги. Как она смеет так разговаривать с Гермионой, понятия не имея, каково им приходится — беспомощность, жестокие боли Гермионы, не говоря уже о том, что они чуть не потеряли сына три дня назад? Вместо этого он повернулся, чтобы взглянуть на Гермиону. Она была печальна, но не от обиды, как можно было ожидать. Она казалась разочарованной: она ожидала понимания. Рон понял то, о чем всегда догадывался: им никогда не понять. По правде, он и сам не до конца понимал ее решение.
Но затем его мать осторожно присела на край кровати, чтобы бережно убрать локон со лба невестки.
— Гермиона, — мягко, но решительно начала она, не отводя глаз от ее лица, — я думаю, что ты невероятно храбрая. И превосходная мать.
— Джинни одумается, — неожиданно добавил Артур. — Просто она очень испугалась за тебя и хочет, чтобы ее подруге, нет, сестре стало лучше, — Он положил свою ладонь поверх соединенных рук Молли и Гермионы.
— Сможем мы узреть нашего самоновейшего внука?
Гермиона вдруг загорелась этой идеей:
— О, пожалуйста, идите! Рон, захватишь камеру, которую принесла мама? Мне нужно увидеть его, изменился ли он со вчерашнего дня.
Рон подхватил со стола крошечную камеру и поцеловал жену в макушку.
— Конечно.
Когда они вышли из палаты, Артур тихонько спросил:
— Это цирфовая камера?
— Папа, цифровая. Давай, я дам тебе сфотографировать маму с малышом.