Глава 1Жила-была девушка. Думаю, это отличное начало для сказки. Я уже слышу ваши возгласы: «О да, удивили», «Оч-чень романтично» и все в таком духе. Но сдержите свои саркастические комментарии, позвольте мне поуютнее укутаться в плед, поближе притянуть к себе коробку шоколадных конфет с ромом (вы же понимаете, он усиливает эффект) и продолжить эту историю.
Итак, жила-была девушка. Кхм. Не обязательно давать ей имя, но, чтобы было легче для восприятия, назовем ее Марина. У Марины были пышные рыжие волосы, постоянно лезшие в веснушчатое лицо. Это была обычная жительница Земли, похожая на сотни таких же представительниц женского пола: со своими желаниями, мечтами, пристрастиями и задорными тараканами в голове. Почему же для рассказа я выбрал именно ее? Устройтесь поудобнее, дорогие читатели, вас ждет небольшая, но романтичная история об этой девушке.
Так вот, была у Марины одна странная привычка: она постоянно любовалась на себя в зеркало и, подобно Злой Королеве, считала себя прекраснейшей на всем белом свете. Конечно, у нее было на это право, только вот это всех вокруг раздражало: ее немногих друзей, родителей, живших отдельно, клиентов, спешащих на работу… Я забыл упомянуть: Марина работала официанткой в маленьком кафе, что не мешало ей, однако, считать себя совершенной и нашедшей свое место в жизни. В этом кафе была барная стойка, вся сделанная из стекла и зеркал – идеально для нашей героини. Она могла любоваться собой каждую минуту, весь рабочий день. Чем она непременно пользовалась: стоило локону выбиться из незатейливой прически (казалось, специально сделанной небрежно и наспех – для того, чтобы появлялась возможность взглянуть в зеркало), как она бежала к барной стойке и тщательно и тщетно приглаживала свисавшие пряди к остальным волосам. Все находили Марину очаровательной и привлекательной, но ее вечное «кривлянье», по словам менеджера, сильно мешало работе: клиенты же не могли подождать, пока девушка свершит свой длительный обряд. Не всем же так повезло, как ей, в конце концов. Тяжело вздохнув, Марина забирала поднос и, презрительно и недовольно хмыкнув, относила его к нужному столику. Почему же ее до сих пор держали в кафе? Этого никто не знает, даже сам менеджер. Когда я спросил его (да-да, я пару раз сидел пару часов в этом заведении), он лишь оттопырил нижнюю губу и пожал плечами. Я ухмыльнулся и отпустил беднягу. Смотря на Марину, я, кажется, понимал, почему: красота, только лишь царица красота спасала жизнь и рабочее место этой малышки. Разве это грех – осознавать и лелеять дар небес? Видимо, этим же вопросом всегда задавалась Марина и отвечала на его риторическую суть отрицательно. Вразрез с окружающими.
Нужно ли говорить, что молодого человека у Марины не было? Поздно, я уже сказал. И это совершенно самовлюбленную девушку не заботило. И правда, зачем ей кто-то еще, если ее душа принадлежит отражению в зеркале? Когда грустный голос матери раздавался в телефонной трубке, Марина лишь иронично хмыкала и заканчивала разговор. И после этого она шла в ванную, раздевалась донага, клала голову на фарфоровый бортик и любовалась на свое отражение в зеркальном потолке. А когда распаренное тело уставало от горячей воды, она выходила и шла в спальню, где половину комнаты занимал огромный зеркальный шкаф. Ее жизнь казалась ей завершенной, полноценной, достойной и целомудренной. Такой, как учила ее мать, она и должна быть, разве нет? Разве она делает что-то неправильно? Вечно к ней придираются, недовольно думала Марина.
Однажды случайное событие нарушило ее духовный покой. Оно лишило ее сна, аппетита, пены в ванной и чистого зеркала в спальне – всего того, что составляло суть жизни девушки.
В кафе зашел один посетитель. Раз уж мы дали имя нашей героине, назовем и нового персонажа – пусть это будет Джек.
Джек был обычным парнем: он любил собак, долгие прогулки, хорошее пиво, красивых девушек. Незадолго до знаменательного события он нашел небезызвестное нам кафе и решил как-то перед работой зайти, выпить чашку кофе – для бодрости. К тому же кафе было близко к нужному ему зданию – очень удобно и быстро. Не знал Джек, что в то утро его обслужит самая медлительная официантка – да-да, наша Марина. Как и в любое утро, день, вечер она все «зависала» (по словам менеджера, а он, как вы заметили, не отличался богатым тезаурусом, зато точно мог передать смысл любого действа) у барной стойки. Джек был спокойным и размеренным парнем, но до начала рабочего дня оставалось пятнадцать минут, кофе он заказал уже полчаса назад, у него затекла спина (и еще кое-что) от долгого сидения, а заказ все не несли. Он начал постукивать пальцами по столешнице. Никто не обращал на него внимания. Тогда он взял стеклянную подставку с рекламой и стал постукивать по столешнице ей – чтобы уж наверняка заметили. И он был прав: с виноватой улыбкой, к нему подошел менеджер. Джек недовольно поинтересовался о задержке. Менеджер развел руками и извинился, скоро, скоро принесут кофе. Джек нахмурился: сколько можно ждать?
Тут менеджер с напускной грозностью прикрикнул на рыжеволосую нимфу. Та вздрогнула от неожиданности. Она подкрашивала глаза, и ненароком могла попасть карандашом, о чем не преминула заявить начальнику, ворча. Клиент, сквозь сжатые зубы процедил босс. Марина схватилась за голову и за поднос.
За столиком сидел наш раздраженный Джек. Увидев Марину, злость его не улетучилась (а вы уже было подумали?). Сколько готовится кофе, спросил он девушку. Та замешкалась: слишком неожиданный вопрос. Существовало лишь два варианта развития событий: кто-то кричал, брызжал слюной и уходил, громко хлопнув дверью; кто-то, осмотрев свою официантку, брал вдох, выпускал выдох, становился одним из последователей Далай-Ламы и уминал остывший заказ. Поведение Джека отличалось: он не злился, но он не прикоснулся к кофе. Марина стояла в замешательстве. От этого необычного для нее чувства она растерялась и не знала, что ответить. Джек вопросительно смотрел на нее, а потом поинтересовался, не глухая, не немая, не глухонемая ли девушка. Марина подняла идеально подведенные брови. В итоге Джек отчаялся получить ответ, положил деньги на стол и вышел, оставив застывшую девушку наедине с холодным кофе и мятыми бумажками.
Весь день Марины прошел в забытьи. Перед глазами все плыло, ей даже не хотелось смотреться в зеркало. Впервые она выполняла все заказы относительно вовремя, а постоянные клиенты, приходившие в кафе потянуть время, были недовольны таким непривычно быстрым обслуживанием. Марина никак не могла дождаться окончания дня. Она была слишком взбудоражена, чтобы работать. Шеф спросил, не заболела ли она, и предложил взять завтра выходной за счет заведения. Марина автоматически кивнула, игнорируя заботливые речи.
Придя домой, она бухнулась на кровать, впервые – лицом на подушку. Ей не хотелось выпить горячего чаю, не хотелось устроить долгий заплыв в пенной ванне, не хотелось сидеть перед шкафом… Плакать? Нет. Рыдать? – да, вот это правильное слово. Слезы бесконтрольно лились из глаз. Причина? Так ли ей понравился Джек? Она не знала. Она думала, что ей никто, кроме себя, не нужен. К тому же, объективно анализируя ситуацию (Марина была на это неспособна, но за нее это сделаем мы): Джек был далеко не красавец, а уж в сравнении с внешностью девушки – ему точно ни на что нельзя было надеяться. А может, в том-то вся и загвоздка: что он, в отличие от других клиентов, и не надеялся?
Но все эти философские изыски, отдающие соционикой и немного Фрейдом, никак не лезли тогда в голову Марине. Что-то поменялось в ней в тот день.
На следующее утро она решила воспользоваться предложением менеджера и действительно взяла выходной. Обычно в воскресенье она занималась собой (да, как и в любой день) и уборкой: чистила зеркала, в основном. Тогда же Марине не хотелось ничего делать. Она лежала, перебирала пальцами пряди волос, задумчиво глядела в окно. Иногда сидела на подоконнике, прижав голову к холодному стеклу. Нет, о нем – о Джеке, то есть – она не думала. Она вообще ни о ком и ни о чем не думала, просто у нее был размышляющий вид.
На следующий день она нехотя собралась на работу. Обычно она тратила на сборы часа два; в тот день ей хватило полчаса: она надела форму, собрала волосы в тугой пучок, выпила кружку растворимого кофе и вышла из дома. Мысли о макияже у нее даже не возникло.
Сказать, что шеф, коллеги и завсегдатаи были удивлены – не сказать ничего. Наверное, я даже не смогу подобрать нужное определение, но смысл вы уловили – слишком уж новый образ официантки отличался от ее прежнего. Как и в знаменательный день, Марина работала четко и слаженно, а к барной стойке она подходила лишь с одной целью – забрать напитки. Менеджер удовлетворенно сцепил пальцы на пузе и наблюдал за оживленностью. Марина попалась в замкнутый круг: столик-раздача-стойка-столик. За этой круговертью она не заметила, как прошел день, а босс даже обмолвился, что при условии такой же трудоспособности в другие дни он поднимет официантке зарплату. Марина одарила его краткой, официальной и задумчивой улыбкой и пошла домой.
Она не заметила, как стекла, полки покрылись пылью, а в ванной замылились зеркала. Да ладно, завтра уберусь, подумала Марина. Но ни завтра, ни послезавтра, да и в последующий месяц она не нашла в себе ни сил, ни желания убраться. Скажем прямо, у нее даже не возникало этой мысли. Нет, она не была грязнулей, да она ей и не стала. Просто у нее не было необходимости в зеркалах. Она пропала. Марина перестала смотреть на себя. Она забросила не только свое жилище, но и себя. Все вокруг удивлялись, но вскоре они стали смотреть на девушку с каким-то пренебрежением с примесью жалости. Марина не замечала этих взглядов либо старалась не замечать. Ей стало все равно. Все потеряло для нее смысл, а она так и не могла понять, что же случилось. Да, все чаще сидела она на подоконнике, прислонившись щекой к окну. Иногда она даже засыпала так, а просыпалась от того, что затекли ноги. Или даже утром – от звонка будильника.
Когда же ей позвонила мать, обеспокоенная переменой отношения к своей дочери, в частности, исчезновением потенциальных мужей, Марина впервые задумалась при упоминании о мужчинах: может, все, что происходит с ней, из-за того случайного знакомого – из-за того странного клиента. Его непривычное поведение что-то искоренило в ней: страсть к самолюбованию.
Напрасно Марина подошла к зеркалу: во-первых, оно так запылилось, что отражение почти не было видно, а во-вторых, собственная внешность уже не приносила девушке удовольствия. Она скорчила пару гримасок, потом изображала разные эмоции, что так удачно у нее выходили: страсть, нежность, испуг, злость. Но сейчас у нее ничего не выходило. Ничего хорошего, в смысле. Все было так деланно, фальшиво, что лицо Марины скривилось от отвращения к самой себе. Тогда ей в голову пришла другая идея: она повторила те же эмоции, но при этом она думала о том парне-клиенте. Браво! – любой режиссер-последователь Станиславского с аплодисментами и в эйфории закричал бы ей из зала: верю!
Тогда Марина упала на пол, больно ударившись коленями (и еще кое-чем), и горько заплакала. Она ведь ничего не знала о том парне: ни имени, ни места работы. Знала лишь (чудом обнаружила в укромных уголках памяти!), что он любит латте с корицей. Не слишком исчерпывающая характеристика – полгорода, если не больше, заказывало у нее латте с корицей. Тогда Марина заплакала еще больше.
Она в гневе, ярости и отчаянии вскочила с пола, схватила статуэтку с тумбочки и со всей силы ударила ей по зеркальному шкафу. Мириады осколков – больших, средних и совсем мелких – посыпались во все стороны. Но Марине было этого мало: она разбила все зеркала в доме, лишь до потолка в ванной не добралась. На шум прибежала соседка – милая старушка лет шестидесяти, всегда хорошо относившаяся к Марине, снисходительно смотря на ее маленькое «пристрастие». Она обнаружила девушку посреди гостиной на полу со статуэткой в руках. Ноги, ладони и даже лицо той было в порезах. Старушка ахнула и ринулась, со скоростью, на которую только была способна, звонить врачу.
До его приезда соседка отпаивала горячим чаем и валерьянкой ревущую Марину, говорила ей ласковые слова, гладила по плечам и волосам. Все это немного привело девушку в чувство, а старушка успокоилась: слава богу, это было не сумасшествие, а лишь нервный срыв. Еще бы: бедняжка так много работала в последнее время. Как Марина ни пыталась заверить соседку в том, что ее расстройство никак не связано с работой, та лишь кивала с деланным согласием и расслабленно вздохнула, когда в комнату вошел врач.
Слава богу, сказала старушка, вы здесь. Приятный тихий голос ответил, что это его – обладателя голоса – работа – быстро приходить на помощь.
Марина все так же плакала, но, когда рука врача крепко, но уверенно взяла ее за запястье, она медленно подняла голову и, пораженная, воскликнула:
- Ты!
Врач моргнул, от удивления открыл рот, а потом тоже произнес:
- Ты…
Старушка улыбнулась и поспешила ретироваться, оставив молодых наедине. Больше она не волновалась за соседку: она была уверена, что теперь все пойдет на лад.
- Меня зовут Джек, кстати.
- А меня Марина.
Порезы девушки быстро зажили, она вновь без презрения смотрела на себя в зеркало. Она вновь полюбила себя, но теперь в ее сердце появилось место еще для двух людей: Джека и маленького Джона. К слову, Джек больше не приходил в то кафе: он наслаждался приготовленным Мариной
латте с корицей.
Вот так счастливо и закончилась эта история. Надеюсь, вам она понравилась, и теперь вы стали верить в случайно обретенную любовь – в ее разрушительную и целительную силу.
А теперь прошу меня извинить: срочный вызов. Придется попросить старую соседку Мадлен посидеть с Джоном. Ну, я побежал. Оставляю конфеты вам.
