Глава 1Через двадцать лет их осталось…
А, кстати, сколько?
На какой-то миг Гарри стало досадно, что он даже примерно не может сказать, сколько бывших Упивающихся смертью осталось сидеть в Азкабане на момент двадцатилетия битвы за Хогвартс. Эта досада и заставила его вытряхнуть из ящика «Архив» все бумаги и, торопливо листая и перекладывая папки, набросать на листе длинный список, из которого Гарри почти сразу вычеркнул больше половины. Потом пересмотрел папки снова, отбросил бумагу в сторону и мрачно задумался.
Оказывается, их осталось не так уж и много – всего десяток. Остальные умерли: кто-то был ранен, и, похоже, просто не захотел выживать, кто-то был стар, кто-то просто умер, кто знает, от чего… отсутствие дементоров, от которых отказались после войны, как ни странно, не сделало Азкабан более приятным и здоровым местом. Жути там стало поменьше, но её место заняли тяжесть, тоска и холод – говорили, что те, кому было, с чем сравнивать, даже высказывались за возвращение дементоров, но их, конечно, не слушали – а может, это были обычные сплетни.
Гарри запустил пальцы в волосы и крепко зажмурился, откинулся на спинку, потянулся и потер лицо руками. Потом посмотрел на съехавшую к ближнему краю стола бумагу снова, будто надеясь, что на ней что-то изменится – безрезультатно, конечно.
Посчитал вслух, скользя средним пальцем по списку:
- Раз… два… три… шесть… девять… десять.
Вздохнул, оттолкнул от себя бумагу – лист скользнул к противоположенному краю и остановился, зацепившись углом за одну из папок – и проговорил вполголоса по слогам:
- Не хо-чу. Не! Хо! Чу!
Потом глубоко-глубоко вдохнул, задержал дыхание – и выдохнул, состроив гримасу, сказал сам себе уже громко:
- А придётся.
Сел, взял список и, аккуратно положив его в центр стола, начал сортировать раскиданные папки.
Через четверть часа на столе образовалось две стопки: поменьше и побольше. Большую Гарри убрал в ящик «Закрыто», а меньшую придвинул к себе, взял верхнюю и начал читать.
«Керроу, Алекто».
Он немного помнил её: маленькая, какая-то квадратная, почти незаметная, и, кажется, всему живому мстящая за эту свою незаметность. Почему-то прежде всего Гарри вспоминал её голос, пронзительный и высокий, со странными взвизгивающими интонациями, звучащими даже когда она, казалось бы, говорила совершенно спокойно. Сам Поттер почти с ней не сталкивался, но рассказов наслушался, и рассказы эти были достаточно яркими для того, чтобы его каждый раз, когда он задумывался о ней, охватывала смесь омерзения и брезгливости, похожая на то, что чувствует человек, обнаруживший в половинке откушенного только что яблока ещё шевелящуюся половинку червяка. Поморщившись, он закрыл папку, положил её слева от листа со списком, и взял следующую, на которой предсказуемо было написано «Кэрроу, Амикус». Вот его как раз Гарри помнил отлично – он тут же захлопнул и эту папку, и положил поверх предыдущей.
Взял список в руки, повертел его в пальцах… переписал внизу начисто невычеркнутые фамилии. Получилось следующее:
«Кэрроу, Алекто
Кэрроу, Амикус
Лестрейндж, Родольфус
Лестрейндж, Рабастан
Макнейр, Уолден
Руквуд, Август
Роули, Торфинн
Селвин, Ангвис
Эйвери, Маркус
Яксли, Проспере»
Гарри вздохнул снова, и просто переложил две следующие папки к двум предыдущим. Посидел ещё немного, посмотрел на бумагу, ладонью прихлопнул её к столу, и взял следующую папку из правой стопки.
«Макнейр, Уолден».
Его Гарри, разумеется, помнил тоже, но, в отличие от предыдущих, этот не вызывал у него отвращения. Возможно, потому, что, хоть он и занимал довольно долгое время должность официального палача в министерстве, но так и не убил ни одного человека вне боя – во всяком случае, ничего подобного так и не было доказано, несмотря на примененный во время послевоенного суда к подсудимым веритасерум. Возможно, потому, что тот никогда не пытался изображать из себя приличного человека – пошёл же он в палачи, пошёл добровольно, и отзывы на свою работу имел исключительно положительные. А возможно, на фоне остальных тот выглядел почти что нормальным: обычный убийца, без вывертов и извращений. Палач он и есть палач, что с него взять…
Гарри поставил в списке рядом с его фамилией восклицательный знак, потом переделал его в вопросительный, отложил папку к противоположенному краю стола, и взял следующую.
«Руквуд, Август».
Сжав зубы, Гарри переложил эту папку налево, пятой в стопку. Нет. Или, во всяком случае, не с его подачи. И пусть это будет банальная месть – он не может. Не может.
И НЕ ХОЧЕТ.
«Роули, Торфинн».
Его он вспомнил не сразу – пришлось открыть папку, посмотреть колдографию, и прочитать пару первых страниц. Потом вспомнил – маггловское кафе, где их чуть было не поймали сразу после свадьбы Билла и Флёр. Ещё тогда он показался Гарри каким-то нелепым… Он полистал папку, вздохнул, пожал плечами, и отложил её тоже на край стола, второй – и поставил в списке рядом с фамилией знак вопроса.
«Сервин, Ангвис».
Это имя он тоже не вспомнил… Память освежила старая колдография, но Гарри все-таки полистал дело. Задумался, закрыл папку, потянулся к краю стола, потом налево… потом опять к краю… потом все же положил слева, но поперёк стопки. У него ещё будет время решить, куча времени.
«Эйвери, Маркус».
Почти не раздумывая, с видимым облегчением, Гарри отправил папку на край стола – всего лишь третьей, но всё-таки. Про Эйвери он давно уже всё решил, это было проще всего. В конце концов, того можно было обвинить скорее в трусости, чем в убийствах – это, кажется, и Волдеморт знал, Гарри прекрасно помнил, как тот прямо на кладбище встретил Эйвери Круциатусом, единственного из всех. Он помнил и суд, и бледного, перепуганного – кажется, он единственный действительно был напуган, потому что единственный на что-то надеялся – мужчину, невысокого, слегка полноватого, но заметно уже исхудавшего в ожидании суда. Ещё тогда приговор показался Гарри излишне суровым, но в то время, не смотря на все воздаваемые Гарри Поттеру почести, никто бы не стал его слушать – зато теперь у Гарри был шанс высказаться, и он поставил напротив этой фамилии восклицательный знак и косой крест.
«Яксли, Проспере».
- Нет уж, - пробормотал Гарри, почти с удовольствием отправляя папку в левую стопку.
Имена на листе закончились. Папки тоже.
Гарри посидел немного, рассматривая результат своих действий. Видимо, тот его не слишком удовлетворил, потому что он придвинул левую стопку папок к себе и взял в руки верхнюю. Сплюнул, отложил её на сей раз направо. Взял следующую, лежащую поперёк.
Селвин… Теоретически, доказанная его вина была не столь впечатляюща и велика. Но… От мысли о том, что этот человек очень скоро может оказаться свободен – пусть даже это будет и не его единоличное решение, начальник аврората такие вопросы не решает, это компетенция Визенгамота – Гарри свело зубы и мышцы на руках. В конце концов, он, Поттер, ведь не единственный, кто может инициировать пересмотр старых дел в сторону смягчения наказания – людей с подобными полномочиями наберётся в Британии десятков пять, начиная с тех же членов суда, так почему же он должен…
Проблема была в том, что подобные пересмотры проводились от трёх или четырех дел за раз – если их было меньше, то следовало дождаться, пока наберётся необходимое количество
однотипных: пересматривались дела обязательно полным составом Визенгамота, и никто не стал бы их всех собирать ради одного или двух вопросов. Три было спорным случаем, но Гарри обоснованно предполагал, что данный спор разрешится в сторону отказа – а вот четыре было уже наверняка. Обычно это не представляло большой сложности, однако этот раз был особый – «однотипных» дел существовало
всего десять, и все они сейчас лежали на столе перед Гарри.
Следовало выбрать ещё одно, и больше никто, кроме Селвина, на эту роль никак не подходил. Потому что выпустить Яксли, или кого-то из Кэрроу было немыслимо, невозможно было даже заговорить об этом, так же, как и Лестранжей, и Руквуда.
Оставался Селвин. Добавив его к Эйвери (из-за которого изначально он всё это и затеял), Макнейру (потому что он был вторым, кто, по мнению Гарри, во всяком случае не стал бы на свободе опасен, и мстить которому было, по сути, некому и не за что) и Роули… стоп, а это не тот ли Роули, который…
Гарри выхватил нужную папку, и начал торопливо листать. Потом коротко выругался и швырнул закрытую папку на стол. Он забыл… вернее, не забыл, а перепутал – почему-то действия Роули у него ассоциировались с совершенно другим волшебником, а оказалось… Нет, его нельзя выпускать. Нельзя.
- Да что же это, - Гарри со смесью досады и возмущения вскочил, сунул папку обратно, отшвырнув стул, и, подойдя к стене, с размаху хлопнул по ней ладонью. Кое-как выстроенная система рушилась… все следовало начинать сначала.
Он вернулся к столу, взял бОльшую стопку папок, раскидал из по полу, вытащил из каждой по колдографии и разложил по верху. На него смотрели семь лиц: шесть мужских и одно женское, все семь мрачные, какие-то патлатые (почему, кстати, их в тюрьме не стригут? И не дают бриться, похоже) и смотрящие исключительно исподлобья.
Обоих Кэрроу, Яксли и Руквуда Гарри убрал почти сразу.
Осталось четверо: Лестрейнджи, Селвин и Роули.
Гарри отложил папку Селвина.
Осталось трое.
Они смотрели на него, как Гарри казалось, с одинаково злобным и загнанным выражением. Можно было попробовать попросить пересмотра трёх дел – но Гарри знал, что если сейчас не получится, то, скорее всего, потом придется ждать ещё лет пять, до следующего юбилея – то есть пересмотр-то можно было назначить и раньше, но шансов в обычное время на смягчение приговора было уж очень немного. Да и Визенгамот поди ещё собери полностью в обычное время – вечно кто-нибудь где-нибудь пропадает, а тут уж все точно съедутся в Лондон.
В общем… действовать следовало наверняка – а значит, нужно было выбрать кого-нибудь из троих.
Оставался только Роули. Ну не Лейстранжи же, в самом деле.
Гарри присел на корточки, всматриваясь в лица всех троих.
Родольфус. Крупное тело, широкое, хорошей лепки лицо. Темные глаза, темные волосы… Это он пытал и запытал до безумия Алису и Френка Лонгботтомов. Он, его жена, и его брат, Рабастан. Ну, ещё Барти Крауч-младший, но тот давно… хуже, чем мёртв. Нет, невозможно! Немыслимо.
Но тогда только Роули…
От этой мысли вновь свело зубы.
Может, попробовать всё же с тремя? В конце концов, случай особый, и никому приезжать специально не придётся…
Гарри перевёл взгляд на Рабастана. Похож, очень похож на брата! Только лицо потоньше и более нервное, глаз подергивается, губы обкусаны… Нет, нет, нельзя! Это как пощёчина Невиллу… и вообще… Нет.
Роули. Светлые коротко стриженные волосы, овальное лицо… нос прямой… взгляд… взгляд какой-то… совсем уж пустой. Тюрьма никого не красит, но тут словно бы ничего и не было никогда – словно ему вообще всё равно, что происходит, если оно не приносит… чего-то. Нет, его тоже нельзя. Нельзя, потому что… Потому что он просто чувствовал, что – никак. Этот наделает бед – просто от пустоты этой и скуки.
Но тогда…
«Если задача сформулирована верно, она не может не иметь решения, - вспомнил Гарри показавшееся ему когда-то на редкость дурацким высказывание. – Если решения нет, это значит, что что-то не так или с задачей, или с решающим». Кто это сказал, и по какому поводу, Гарри не помнил, но сейчас оно уже не выглядело таким уж нелепым. Задача была совершенно однозначной – так, может, можно было поменять решающего?
- А что, - задумчиво произнес Гарри, медленно улыбаясь. – Это настолько дико, что может сработать…
