Глава 1Глава 1.
Минерва МакГонагалл возвращалась в директорский кабинет с легким чувством эйфории. Распределение в этом году затянулось, слишком много было первокурсников, не обошлось без сюрпризов: неожиданные выборы Шляпы, поскользнувшийся на чем-то профессор маггловедения, продемонстрировавший остолбеневшему залу розовые подштанники, и наконец, ставший традиционным фейерверк от Джорджа Уизли. И вот теперь, завершив все дела, она, наконец, могла расслабиться. На сегодня ее обязанности выполнены.
Осталось только одно. Ежегодный полуофициальный отчет бывшему директору.
— Добрый вечер, Альбус! — сказала она, закрывая за собой дверь.
— Добрый! — раздалось с огромного портрета, висящего справа от директорского стола, и седой волшебник поднялся ей на встречу, закрывая нарисованную книгу. — Вы сегодня долго, забыли старика?
— Ну что вы, Альбус! Как бы я могла!
Справа фыркнули, тихо, но не скрываясь.
Минерва присела за стол, взмахом руки отпустила домовика, подавшего чай с пирожными, развернулась вместе с креслом к портрету и устало вздохнула.
— Тяжело пришлось? — участливо спросил Дамблдор, наливая себе чай из большого нарисованного заварника. На его портрете помимо самого бывшего директора красовался круглый стол с белыми вышитыми салфетками, чайный прибор на подносе, ваза со сладостями и серебряная сахарница с фениксом на крышечке. Рядом со столом стояло тяжелое кресло с высокой резной спинкой. А на заднем плане маячил огромный книжный шкаф.
— Есть немного, — отозвалась она и улыбнулась. — Но оно того стоило. Жаль, что вы этого не видели, Альбус. Это было потрясающе! Так много ребятишек, так много новых лиц!
В этом год очень много магглорожденных, больше половины.
Штора, задернутая на портрете, украшавшем противоположную стену, колыхнулась от повторного фырканья.
— И шесть человек даже попали на Слизерин, — продолжала МакГонагалл, делая вид, что не замечает посторонних звуков. — И ты знаешь, там их спокойно приняли, никаких перешептываний.
— Да что ты говоришь, — удивился бывший директор, хлюпая чаем и хрустя карамельками.
— Да, а младший брат Гойла попал на Рэйвенкло, представляешь?
Штора заколыхалась основательнее, звуки, издаваемые хозяином портрета, больше походили на ехидный смех.
— Мальчик мой, — с укором сказал Дамблдор, — что здесь смешного?
— Должен же хоть кто-то в их семье обладать мозгами, — мрачно прокомментировал противоположный портрет, но шторы не раздернул, — старуха Матильда Гойл дурой отнюдь не была, в трансфигурации, по слухам, вообще была гением, а сын был посредственностью, старший внук тоже — в папашу удался, а младший, значит, в бабку…
И хозяин портрета снова фыркнул.
Минерва укоризненно покачала головой и снова повернулась к Дамблдору.
— Четверо не вернулись с летних каникул. Роджерсон, полукровка, пятый курс, летом упал с метлы, пострадал позвоночник, пропустит год.
— Очень неаккуратный мальчик, — поджал губы Дамлблдор. — Его мать, конечно, сможет подтянуть его по теории, но пропустить целый год…
— Маркус Эбертнот, второй курс, племянник жены министра, переходит на домашнее обучение. Его мать не удовлетворена уровнем нашего образования
Штора колыхнулась.
— Насколько я помню, весьма слабый волшебник? — уточнил Дамблдор.
— Да, с трудом тянул программу. В прессе такого не озвучат, на собрании попечителей тоже, я заявила, что инициирую полную проверку, однако Маркус тоже должен будет пройти тесты. Этого матери не хочется, поэтому официальная версия: слабое здоровье ребенка.
— Маркус Эбертнот — здоровенный лось, — непочтительно проскрипел закрытый портрет. — На нем новые виды бомбарды можно испытывать.
— Северус! — не выдержала Минерва, со звоном отставляя чашку с недопитым чаем. — Нельзя так отзываться об учениках пусть и бывших.
— Послушали бы вы, как они отзываются о нас, особенно в коридорах, когда думают, что их никто не слышит.
— А ты, значит, услышал, мой мальчик, — укоризненно сказал Дамблдор.
— Я не подслушивал, если вы об этом, Альбус, — с чувством собственного достоинства отозвался Снейп. — Я шел по своим делам.
Дамблдор не нашелся с ответом. Минерва постаралась взять себя в руки. Жалоб на странные тени, жуткий голос, уродливых монстров, появляющихся на разных портретах в самые неподходящие моменты (например, когда кто-то из учеников громко рассказывает байку про «Ужас подземелий Слизерина») у нее скопилась уже толстая папка. Снейп предпочитал, чтобы никто не знал о существовании его портрета, и старательно маскировался, прежде чем пугать учеников. Заблокировать бывшего директора в основном портрете не получалось, воздействовать каким-либо иным образом — тоже.
— Крессида Лумбер написала заявление на перевод в Дурмстанг, ее семья переезжает. Виктория Прайм просто не вернулась.
— Как это — «просто не вернулась»? — удивился Дамблдор.
— На вокзале она не появлялась, в поезде ее не было, заявлений от нее не поступало. Ее подруги тоже удивлены, она не сообщала им об изменении своих планов, они уверены, что она собиралась вернуться.
— Она собиралась, — прохрипел Снейп. Шторы на втором портрете раздвинулись, Северус уперся руками в раму со своей стороны, словно желая прорваться наружу. — Вы связывались с ее матерью?
— Виктория — магглорожденная, — сказала Минерва, — не можем же мы отправить к ней сову?
— Мерлина ради, вы тут квохчете о равенстве магов и магглов, чистокровных и магглорожденных, а сами все время уточняете в речи происхождение учеников! — щеки МакГонагалл порозовели. — Ее мать в курсе, где обучается ее дочь, пошлите сову!
— Северус, не надо так нервничать, — попытался успокоить его Дамблдор, — быть может, девочка разочаровалась в магии и решила бросить школу?
— На седьмом году обучения?! С ее-то способностями? — на Снейпа было страшно смотреть, фон портрета потемнел, в воздухе запахло дымом. — Нужно ее найти!
— Северус! Севе… — поздно, портрет опустел. Края рамы отчетливо обуглились. Бывший и нынешний директор тревожно переглянулись.
Утром следующего дня Северус Снейп материализовался на своем портрете.
— Пошли сову ее матери.
— Северус, — мягко начала директор, - я, конечно, пошлю сову, но объясни, какое тебе дело до выпускницы Рэйвенкло?
Северус Снейп покосился на остальные портреты (прежние директора дремали, Дамблдор с деланным равнодушием раскладывал пасьянс) и перевел на МакГонагалл больной тоскливый взгляд. Садисткой Минерва МакГонагалл никогда не была.