Глава 1- Все европейские столицы делятся на две части — старый и новый город, - нараспев вещает Светлана Викторовна, а сама смотрит мне прямо в глаза. Ну зачем, а? Обычно во время лекции учителя смотрят в глаза самым нерадивым ученикам, а в моём классе — только мне. Глаза там у меня что ли красивые?
Я старательно делаю вид, что мне всё это очень-очень интересно, а сама думаю о том, что до обеда ещё целых два урока (я вообще довольно часто думаю об обеде), а до конца дня так и вообще целый четыре. Шея затекла от неудобной позы, а ноги гудят как при двенадцатичасовом перелёте. Кошмар.
Рядом сидит Вика, и вот ей всё происходящее до фонаря. Чуть высунув язык от напряжения, она уже который урок рисует на последней странице тетради какую-то голую девушку, с такими пышными формами, что Анне Семенович впору бы уже затягивать петлю на шее — до таких высот ей не дотянуть.
Вике никогда не попадает. Не знаю, то ли это просто я притягиваю на себя все её неприятности, то ли у неё талант становиться невидимкой. Может, у неё есть это странное кольцо Голлума?
Картинки у Вики хоть и откровенно порнографические, но при этом какие-то романтичные, ну то есть там рядом с девушкой обязательно есть свечи или пляж. Полюбовавшись сначала моим смущением от своих художеств, она приписывает сверху моё имя и принимается за рисование фона — на этот раз девушка-я в лесу рядом с каким-то озером. Могу поспорить на мою новую шапку, что на перемене она опять продаст этот рисунок какому-нибудь извращенцу-однокласснику за жевчаку или ручку. На все мои упрёки, что она занимается распространением деткой порнографии она резонно замечает, что на её «картинах», как она это назывет, я уже взрослая, а на все угрозы пожаловаться классухе — только смеётся, знает же, что я скорее со стыда сгорю как феникс, чем покажу кому-нибудь из старших картинки себя голой, хоть и нарисованной с нереальными формами. Она ещё ни разу не попалась со своей камасутрой и продолжает дальше испытывать удачу. Что-то мне подсказывает, что удача её так ни разу и не подведёт.
Все мои одноклассники откровенно бездельничают. Лила уткнулась в телефон, Дима спит на парте, положив голову на сложенный руки. Женя делает вид, что слушает, хотя взгляд её будто остекленел. Женя — самый порядочный человек в этом бедламе, и ей надо держать марку во имя директора и золотой медали.
Но я-то на золотую медаль не вызывалась, так почему должна делать вид, что европейские столицы с их географическим разделением меня вообще волнуют? Меня волнует только то, что во второй задачке по физике ответ не сходится, а Дима спит, и у него не спросишь, как он её решил. А Светлана Викторовна и мне думать мешает.
Погружённая в мрачные раздумья, может ли импульс тела всё-таки быть отрицательным, я натыкаюсь на взгляд сидящего прямо перед Викой Перегородкина, и сердце моё пропускает удар. За несколько месяцев соседства наших парт я этот взгляд выучила наизусть как фрагмент о судьях из «Горе от ума», поэтому резко опускаю руки на свои вещи, судорожно сгребая их к себе, но он оказывается шустрее, и хватает мой телефон до того, как я успеваю спрятать его в карман. Я дёргаюсь — не люблю, когда берут мои вещи, тем более, когда это делает Перегородкин.
- Знаешь, у тебя телефон украли, - гнусно ухмыляется он, подлец. Недавно у меня украли сразу два телефона, и теперь этот дурак изголяется вовсю, развлекая себя и окружающих уморительными выступлениями.
- Ага, шутник, отдай обратно, - не разжимая губ, произношу я. Может, если я не буду реагировать, сегодня обойдёмся без жертв?
- Нет, его же у тебя украли!
- Ты хочешь, чтобы по твою честь пожаловала наша доблестная милиция? У меня ещё остался их телефончик.
Перегородкин широко улыбается — он помнит, как вторая кража меня так взбесила, что я подняла на уши всё местное отделение милиции, и к нам в школу приехали с проверкой.
Я делаю вдох-выдох и стараюсь успокоиться. Ну что он в самом деле может мне сделать? Ну подержит его у себя, посмотрит, как я верчусь как уж на сковороде, и отдаст в конце урока. Всё равно с той ретро-раскладушкой сделать я ничего не могу, новости в ВК не проверить, «инстаграм» опять же не обновить. Твёрдо решившая не давать подлецу поводов для радости, я стараюсь расслабиться и отвлечения ради думаю, как бы мне уговорить сидящего рядом с ним Бычкова пересесть за другую парту. А то Бычков огромен как тролль, и мелкого юркого Перегородкина за ним совесем не видно, а это какая-то уж слишком райская жизнь для этого шута горохового.
- Ну и чёрт с тобой, - легко сдаюсь я.
Но Перегородкин не собирается так же легко сдаваться. Ему до ужаса нравится выводить меня из себя, смотреть, как я нервничаю и психую, не в силах даже настучать ему по черепушке из-за дурацкой привычки учителей пялиться на меня во время урока.
- «Я-хочу-от-тебя-детей». Отправлено.
- Что?! Кому отправлено? - начинаю нервничать я.
- Зинину. Я отправил Зинину эсэмэску, а то он грустный какой-то сидит.
Ничего ты не отправил, - отказываюсь верить в такую подлость я, - У меня нет номера Зинина.
- Да, нет, очень странно кстати, ты такая нелюдимая, почему у тебя нет номеров одноклассников? - кивает головой Перегородкин, - Впрочем, неважно, зато у меня есть, - и он машет перед моим носом своим телефончиком.
- Нет-нет-нет! НЕТ! Только не Зинину! Ну почему нужно было отправить это дурацкое сообщение именно ему? Именно тому, кто меня так унизительно отшил пару месяцев назад!
Я буквально спиной чувствую, как Зинин читает входящую эсэмэску.
- Нет! Придурок, что ты наделал! - Перегородкин улыбается так, будто выиграл в лотерею — я ведь наконец-то взорвалась, - Дебил долбанный, козёл, какого чёрта ты отсылаешь с моего телефона грязные эсэмэски своему вонючему возлюбленному! Отдай телефон! Я сказала! Живо верни мне телефон, иначе я тебе твой в задницу засуну, идиота кусок!..
- Левина, - гремит надо мной холодный голос географички, - Что за безобразие вы устроили? Ведите себя прилично.
- Но, Светлана Викторовна, Перегородкин... Он...
- Сосредоточьтесь на материале, вы в одиннадцатом классе, стоит перестать тратить столько учебного времени на мальчиков, Левина. Успокойтесь, иначе вам придётся пересесть за первую парту.
- Но...
- Никаких «но», Левина, не перекладывайте вину за свою несобранность за плечи Перегородкина.
Я сгораю со стыда. Перегородкин радостно скалится. Зинин сзади умирает от хохота и из последних сил кричит мне «Даже не мечтай» — этому барану только дай повод надо мной поиздеваться. Вику тоже всю распирает от смеха, но, когда я поворачиваюсь к ней, она безуспешно старается скорчить скорбную мину.
- Знаешь, по-моему ты Перегородкину очень нравишься, - заявляет она и, не выдержав, начинает хохотать.
Почему все шишки мне?
