Пролог«Уэссекс, близ деревушки Тайн-Хоулс, 663 год»
…С каждой убежавшей в прошлое секундой начинает заниматься рассвет. Ещё совсем незаметный, едва уловимый и такой лёгкий и невесомый, словно китайский шёлк. Казалось бы, что может случиться в это время? Природа пробуждается ото сна, а с каждым мгновением должна набирать обороты, цвести и радоваться восходу солнца? Но как поразительно спокойно, до ужаса смиренно тихо это время. Однако же ни сверчка, ни птицы какой, даже зверя не слышно. Ежели не порывы ветра, кружащие в медленном вальсе безжизненные опавшие листья, можно подумать, что природа замерла, а время — остановилось.
Тем временем, мягко ступая по изголодавшейся по проливным дождям земле, усыпанной мёртвыми коричневатыми листьями, появилась маленькая, на первый взгляд хрупкая девичья фигура, окутанная чёрным походным плащом. Разглядеть в такой непроглядной тьме что-то большее было невозможно, тем более что на голову непрошенной гостьи был накинут капюшон.
Но можно было сказать точно, что девушка двигалась с присущей кошачьей грацией, скользя меж упирающихся макушками в небосвод деревьев, почти бесшумно перескакивая с камня на камень, постепенно приближаясь к своей цели.
Притаившаяся в кустах ворона поразительно громко каркнула, тем самым напугав девушку так, что та, отскочив назад и не удержав равновесия, по инерции, весьма ощутимо приземлилась на покрывшуюся тонким слоем сухих ветвей землю.
— Ах ты ж…— казалось, будто это невольное восклицание оживило лесную чащу.
При падении капюшон слетел с лица незнакомки, а длинные, чуть вьющиеся русые волосы, словно обрадовавшись освобождению, рассыпались каскадом, покрывая девушку на манер плаща. Первые тусклые лучи солнца осветили тонкие черты её лица, высокие скулы, полные губы, прямой нос, кончик которого лишь самую малость вздёрнут, что говорило о жутком упрямстве. Длинная чёлка падала на глаза, оттенок которых был неестественно насыщенного изумрудного цвета, в обыденное время больше напоминающего хвою.
«Дура! Ведь могла же воспользоваться магией и преспокойно появиться за пять минут до назначенного времени на поляне. Так нет же. Жаль ей стало растрачивать энергию. Скупердяйка…»
Ругая себя, на чём свет стоит, девушка кое-как поднялась на ноги, отряхиваясь. Неожиданный сильный порыв ветра взметнул полы плаща; со стороны казалось, что на землю спустился Ангел, падший некогда с Небес, чьи великолепные белоснежные крылья почернели от гнева Всевышнего. «В каком-то смысле я и есть этот самый Падший Ангел..» с грустью подумала она, вновь скрываясь под спасительную темноту материи.
Подняв голову, та мысленно подсчитала, сколько же ей остаётся времени перед встречей. Полчаса? Или, быть может, не более десяти минут? Решив больше не растрачивать время зря, не выбиваться из сил, она исчезла, словно провалившись под землю. Лишь тонкая струйка дыма, оставшаяся на некоторую долю секунды, могла сказать о присутствии некогда в чаще леса.
* * *
Посреди опушки леса, словно из-под земли взвился вверх чёрный вихрь, высвобождая из своих объятий юное создание. Мягко коснувшись носками чёрных кожаных сапог покрытой инеем земли. Плащ исчез, открывая взору изящную фигуру, облачённую в обтягивающие, словно вторая кожа, брюки, заправленные в высокие сапоги; полоска пурпурного цвета материи закрывает грудь, уходя за шею.
— Пунктуальность, не Ваш конёк, мисс Хэрбисс?
Как же она могла подумать, что он оставит это без внимания? Нацепив на лицо улыбку, больше походящую на оскал, девушка неспешно повернулась на грубоватый, насмехающийся мужской голос. За спиной весьма недружелюбно звякнули клинки, закреплённые кожаными ремнями.
— Я предпочитаю — Элодия. — вымолвила девушка, скрестив руки на груди, с толикой презрения оглядывая своего противника. — Боги-Покровители.. скрой чары, бесполезно, — добавила та, закатив глаза. На месте долговязого мужчины средних лет, в заправленной в брюки чёрной рубахе явилось нечто среднее между бесом и орком существо, гораздо выше и массивнее.
Это был Кройк. К сожалению — или счастью? — но Элодия знала его уже на протяжении нескольких сотен лет. Если быть точным, восемьсот сорок.
Именно столько прошло с того момента, как Элодия, будучи пятилетним ребёнком осталась сиротой. А ведь как всё прекрасно начиналось! Малышка была окружена заботой и любовью со стороны родителей, ей не важно было, какое происхождение у её матери и отца — не важно, что они принадлежат к вечно противостоящим сторонам, в простонародье именуемом добром и злом. Отец — демон-инкуб, мать же принадлежала к старинному древнему роду светлых, так же именуемых сидхами. А она, Элодия, получила дар и проклятье одновременно, смешение двух кровей, двух антиподов по своей природе. Тот самый день, когда в разномастное поселение с небес спустились Светлые. Прекрасные, устрашающие в своём великолепии, словно изнутри светящиеся мифическим светом. Первый истошный предсмертный крик огласил поляну, с треском прорывая гнетущую до этого момента тишину. Казалось, что должна была начаться битва, страшная, пожирающая всё на своём пути, но.. всё закончилось настолько быстро, что, казалось, не успело даже начаться. Лишь выжженные прогалины, вместо цветущих садов, дымящиеся развалины на месте величественных домов и мёртвые тела, в неестественно застывших позах в лужах собственной крови. На обезображенных лицах одинаково-испуганное выражение. Никого не спрашивали, хочет ли он смерти или нет, никому не дали шанса спастись. И лишь маленькая девчушка, измазанная в мазуте, копоти и грязи, с дорожками слёз, непрерывно бегущим по неестественно бледным щекам, была живым созданием, столь беззащитным, коим только может быть дитя, не знавшее боли потери.
Наама и Дэрок лежали рядом, с протянутыми друг другу руками, словно надеясь закончить свой путь вместе, держась за руки. Падая на каждом шагу из-за застилающих глаз слёз, малышка упала на тела родителей, хрупкое тельце сотрясалось в неуёмных рыданиях.
— Кайвес! Здесь ещё этот выродок, — послышался мелодичный баритон, и в следующий момент меч ангела завис над девочкой.
— Не марай о неё руки, Пиетров, она не выживет. — В тон первому раздражённо ответил не менее красивый голос. — Либо девчонку загрызут дикие звери, либо умрёт с голода.
Маленькая Элодия лишь плакала, словно молитву непрерывно повторяя «Нет.. живите, пожалуйста, очнитесь!», бормотала себе под нос, надеясь на чудо. Но его так и не последовало. Она просила, умоляла их не бросать её, но ангелы лишь брезгливо морщились. Как же, осквернила святую кровь. Ангелы вспорхнули в небеса, белоснежные крылья мощно, но бесшумно расталкивали холодный осенний воздух. Через несколько часов, а, быть может, минут, девочку ласково затормошила по плечу чья-то тёплая ладонь и, увидев, что за этим не последовало никакой реакции со стороны девчушки, сильные руки эльфа подняли в воздух, подальше унося ребёнка в новую жизнь под недовольное бурчание Кройка.
Элодия сжала ладони так, что длинные острые ноготки впились в ладони, оставляя на коже налившиеся кровью полумесяцы. Она выросла, путём долгих изнурительных тренировок выработала свою линию поведения, характер, способности. Сделала всё возможное, чтобы стать сильной как внешне, так и характером. И так изо дня в день, из года в год..
Размышления девушки прервал тот факт, что её попросту сшибло с ног, и она лежит на земле, а грудная клетка жутко болит, словно от удара. Молниеносно вскочив на ноги, суккуба, в сердцах выругавшись, метнулась на врага. Несколько секунд и трансформировавшаяся когтистая лапа впилась Кройку в массивную кисть, а горящие изнутри изумрудным пламенем глаза с ненавистью глядели в испуганное лицо последнего снизу вверх:
— Я знала, что ты продажная тварь, — каждое слово Элодия словно выплёвывала обидчику в лицо, — но чтобы настолько.. — качая головой, — что же тебе пообещали?
В ответ Кройк рассмеялся:
— Что, маленькая суккуба, заделалась праведницей Божией — судьбы вершить тяжкое бремя.
— Per risum multum cognoscimus stultum*, Кройк.
С этими словами девушка вонзила вторую когтистую кисть в грудь орка, сдавив в ладони тёплое, ещё качающее кровь по венам сердце.
С хриплым рыком, мерно перерастающим в стон, тот повалился на бок; последняя судорога потревожила массивное тело Кройка и он замер, пустыми глазами глядя перед собой, в них больше не теплилась жизнь.
*"Пo беспричинному смеху мы узнаем глупца" — крылатая фраза.
