Глава 1Говорят, когда умираешь — перед глазами проносится вся твоя жизнь.
Пол холодный, что-то острое впивается мне в спину, под левую лопатку, голова идёт кругом. Слышу, как меня зовут, вот только кто — не разобрать. Очертания смазываются, силуэт нечёткий, я никак не могу сфокусировать взгляд. И так хочется спать, так отчаянно хочется спать...
— Драко, Драко!
Я очень хочу спать, зачем она меня будит?
— Драко, милый, вставай.
— Я совсем не выспался, вчера допоздна работал.
Работал?.. Ах да, отчёты.
— Драко, если ты сейчас не встанешь, то снова будешь мчаться на работу на всех парах. А я не люблю, когда ты быстро водишь.
Вожу?
— Милая, я везде успею, сегодня же среда...
— Вторник.
— Ладно, вторник, — открываю один глаз, пытаясь сфокусироваться на звуке её голоса. — Хоть пятница, от этого ничего не меняется.
Нахожу её у зеркала, заплетающую волосы в косу, как я люблю. Когда-то давно, повинуясь внезапному порыву, она обрезала их совсем коротко. Мы тогда ещё не были женаты. И даже не встречались. Это было... Сразу после школы?
— А когда ты обрезала волосы? Помнишь, совсем коротко?
— Хм! — она поворачивается ко мне, держа шпильку во рту. — О чём ты?
— Твои волосы, — зачем-то указываю на неё жестом, — ты обрезала их после нашего выпускного?
— Выпускного? Драко, ты о чём? — отворачивается обратно к зеркалу, заканчивая сборы. — Я никогда не обрезала волосы.
— Только не говори мне, что тоже в это веришь.
— Во что?
— В то, что в них твоя ведьмовская сила. Ты же знаешь, что это просто домыслы?
Надевает юбку и подходит ко мне, протягивая руку с расстёгнутым браслетом. Я застёгиваю его, целуя запястье.
— Очень мило, что ты считаешь меня ведьмой, — улыбается и гладит меня по небритой скуле. — И я бы с удовольствием подыграла тебе, но... некогда. Мне уже пора.
Выходя из комнаты, посылает мне воздушный поцелуй:
— Тебе, кстати, тоже.
Ещё пару минут сижу в кровати, наслаждаясь солнечным светом, заливающим комнату, а потом начинаю собираться. Долго не могу найти свои вещи: ни носков, ни галстука, ни рубашки. Всё лежит не на своих местах — зачем она перекладывала мою одежду?
Потом ищу серебряные запонки, но безрезультатно. Их дарил отец, не хочется потерять, наши с ним отношения и так не очень складываются последнее время.
— Акцио запонки!
Ничего не происходит. Странно.
— Акцио запонки!
И снова ничего. Да что ж такое-то?!
— Драко? — она стоит на пороге комнаты и удивлённо на меня смотрит. — Я ключи забыла. Что ты делаешь?
— В смысле?
Проходит мимо меня, открывает верхний ящик комода, достаёт часы и отдаёт их мне.
— Милый, ты не носишь запонки. И что такое «Акцио»?
Машинально беру часы, надеваю их на руку и прошу повторить вопрос ещё раз. Я понятия не имею, что такое «Акцио» и откуда она взяла это слово.
— Может, «Акция»? — подхожу ближе и пытаюсь обнять, но что-то упирается мне в живот. — Ой.
— Что «ой»? — она хихикает, прикрывая рот ладошкой. — Это, Драко, уже не «ой», это девятый месяц беременности двойней.
Опускаю глаза ниже, почти рассматриваю её огромный живот. Как я раньше не замечал, что её стало почти в два раза больше?
— Двойней?
— Драко, прекрати, — быстро целует меня в щёку и, взяв ключи с полки, снова уходит. — Не смешно уже, в самом деле.
— Ты куда?
— На работу, куда же ещё, — не оборачиваясь, скрывается в дверном проёме.
«Мы назовём их Скорпиус и Ариадна», — её голос всплывает в памяти, когда я смотрю на фоторамку со снимком УЗИ на каминной полке. И правда, как я мог забыть? Совсем заработался.
***
— Драко, эй, Драко! — с другого конца коридора ко мне навстречу спешит мой лучший друг.
— Блейз, привет! — жму ему руку, почему-то очень по нему соскучился, хотя, по идее, мы только вчера виделись.
— Баз, ты хотел сказать, — всё с той же улыбкой говорит он мне.
— Что?
— Моё имя — Баз, дружище.
— А я как сказал?
Баз смотрит на меня пару секунд, а потом хлопает по плечу, хохоча.
— Ладно, забей, Драко, пойдём. Совещание скоро начнётся.
Какой-то он сегодня странный.
Мы заходим в конференц-зал, и все замолкают. Женщины и мужчины — все приветствуют нас стоя. Баз подталкивает меня вперёд, к креслу во главе большого стола.
— Ты чего, Драко? Давай, народ ждёт указаний.
Указаний?
— Мистер Малфой, мы можем начинать? — невысокий мужчина лет пятидесяти обращается ко мне с подобострастным выражением лица.
— Начинайте, Уилкинс, — я откуда-то знаю его имя.
Совещание длится сорок минут, на протяжении которых я то понимаю, о чём речь, то резко теряю нить разговора. Под конец встречи я совершенно измотан, почти не слушаю докладчика, и мне приходит сообщение от База.
«Не втыкай, парень».
Что ещё за «втыкай»? Кого? Куда?
«Включись в разговор, тебя Брэддок спрашивает».
Выхожу из ступора и прошу повторить вопрос. Что-то отвечаю, даже по сути, ссылаюсь на головную боль и заканчиваю совещание пораньше. Уже в кабинете прошу секретаршу отменить все встречи, наливаю себе кофе и отворачиваюсь к окну в попытке привести мысли в порядок. Какое-то сумасшедшее утро.
— Ты слишком много работаешь, Драко, — Баз входит, как всегда, без стука и озвучивает мои мысли.
— Пожалуй, ты прав, — прошу сделать нам ещё один кофе и потираю виски. — Сегодня утром полчаса простоял у камина в попытке в него войти.
Баз едва ли не давится кофе от смеха.
— Во-во, — сам тоже улыбаюсь, — а ещё вдруг забыл, что у нас будет двойня.
— Ну ты, друг, даёшь. Когда в отпуске был последний раз?
Не могу вспомнить, но вряд ли это было в минувшие полгода. Баз только кивает, указывая на фотографию в рамке.
— Он бы не одобрил, заработайся ты до смерти.
Смотрю на фото с чёрной лентой в углу, и что-то внутри болезненно покалывает.
Отец.
— Слушай, я понимаю, что прошло всего полгода, но давай ты всё-таки сходишь в отпуск? Гере тоже было бы неплохо отдохнуть, она вроде уже месяце на девятом, да?
— Кому?
— Гере. Жене твоей, болван.
— Ах, Гере... — мне почему-то кажется, что её имя должно звучать как-то иначе. Вот только не знаю как. — Да, я говорил ей, мы всё время на этой почве ссоримся. Она же упрямая.
— Ну, ты сам знал, на что шёл. Я говорил тебе, что она — крепкий орешек.
Пожимаю плечами, отпивая кофе.
— Это цветочки, если вспомнить, как мы в школе друг друга терпеть не могли.
— Вы знакомы со школы? — Баз удивлённо моргает. — Я думал, она только пять лет как эмигрировала.
Теперь удивлённо моргаю я.
— Из Австралии, — начинаю что-то припоминать. — Вы там свой медовый месяц проводили, забыл, что ли?
Точно, вспомнил, летали ещё в Новую Зеландию смотреть на места съёмок «Властелина колец», Гера же фанатка всех этих волшебных миров.
«...Очень мило, что ты считаешь меня ведьмой...»
Прикрываю глаза, воспоминания минувших лет проскальзывают одно за другим, приятной тёплой волной омывая уставшее сознание.
— Пожалуй, нам срочно нужно в отпуск.
— Вот это правильная мысль, парень, — Баз допил свой кофе одним глотком и уже стоит в дверях. — Не забудь меня оповестить, когда определишься с датой. Привет Гере!
***
Она приходит с работы раньше, особенно теперь; её заместитель полностью берёт на себя всю работу, незаметно подсовывая ей скучные отчёты и безопасные книжки. Официально она владелец антикварной букинистической лавки. А на деле — уже третий месяц она просто ездит на работу, чтобы понять, что без неё справляются, и вернуться домой, читать рукописи и править старые записи.
Продавщица в цветочном магазине с завидным упорством пытается продать мне красные розы, но я знаю, что Гера их не любит. Ищу нужные цветы, игнорируя навязчивую дамочку.
— Девушка, мне букет розовых пионов, — стараюсь говорить как можно вежливей. — Пожалуйста.
Для пионов сейчас не сезон, а потому продавщица бросает розы на прилавок и мчится в подсобку за моим заказом. Ещё бы, они выйдут раз в шесть дороже убогих розочек, и ей это доподлинно известно.
— Спасибо, — забираю цветы, оставляю небольшие чаевые и выхожу из магазина.
Продавщица провожает меня таким взглядом, будто я купил этот букет ей.
***
Отец долго болел, прежде чем отойти от дел и передать бизнес мне. Когда мы завершили оформление всех бумаг, он окончательно слёг и начал угасать. Странно, что ещё сегодня утром я думал о нём в настоящем времени, но я читал: так бывает у тех, кто недавно потерял родственника. Что-то вроде защитного механизма.
На пороге дома карман завибрировал, из него послышалась громкая писклявая трель.
Я нащупал что-то плоское и прямоугольное, светящееся словом «Любимая». Коробочка смотрела на меня карими глазами моей жены и улыбалась её нежными губами.
На несколько секунд я залюбовался фотографией, отображённой на экране. Но внезапно мелодия звонка стала громче, и я, вернувшись на землю, снял трубку.
— Мистер Малфой? — незнакомый женский голос заставил мои руки похолодеть. — Мистер Малфой, вы меня слышите?
В памяти сразу всплыли воспоминания полугодичной давности, когда я точно так же, на пороге собственного дома, получил тревожный звонок из больницы. Вежливая, но равнодушная женщина по ту сторону экрана сообщала мне дурные вести.
— Мистер Малфой, ваша жена рожает, вы меня слышите?
— Да, да, слышу, — начинаю судорожно искать ключи от машины. — Я сейчас приеду.
— Поторопитесь, роды тяжёлые, а вы единственный поверенный миссис Малфой.
Сердце делает кульбит где-то в районе желудка.
— Что случилось? Что значит «тяжёлые»?!
— Мистер Малфой, постарайтесь приехать в больницу как можно раньше, — говорит вежливый голос, а дальше — тишина.
Рожает.
Моя Гера рожает.
Я в два шага добегаю до гаража, впрыгиваю в машину и срываюсь с места.
Только бы успеть! Как я хочу успеть! Я не должен опоздать.
«...тяжёлые роды».
Нет-нет. Всё будет хорошо.
Мчусь по пригороду с непозволительной скоростью, едва успевая на зелёный свет. Будь проклят тот день, когда мы решили жить подальше от шумного города. И чем нам не понравились апартаменты на сорок восьмом этаже в соседнем с больницей здании? Свой лифт, восемь комнат, три ванных, два балкона, подземный паркинг.
Наконец въезжаю в черту города, чуть сбавляя скорость. Поток машин здесь больше в десятки раз, а спешу я всё так же. И всё так же невыносимо опаздываю.
А вдруг с ней что-то случится, пока я тут в пробках простаиваю?
Вдруг она там истекает кровью?
Вдруг она не успела отклониться от заклятия?
Вдруг её ранили?..
Резкий звук тормозов и скрежет металлической обшивки вырывает из собственных мыслей. Что-то острое впивается мне в спину, под левую лопатку, от удара голова идёт кругом. Чувствую сладковатый цветочный аромат. Наверное, это от пионов, кажется, я прихватил их с собой в машину.
Слышу, как кто-то кричит, только слов не разобрать. Что-то тёплое и липкое стекает по левому боку прямо мне на ногу, но нет сил, чтобы открыть глаза. И так хочется спать, так отчаянно хочется спать...
— Драко! Драко!
Мне нужно ехать, я очень спешу.
— Драко! Очнись!
Я очень спешу, она меня ждёт.
— Да очнись же ты, Драко!
Пионы, я должен привезти ей пионы.
Кто-то трясёт меня за плечи, от этого голова взрывается очередным приступом боли. Слышу собственный стон.
— Жив, — говорит чей-то грубый мужской голос. — Оклемается, пойдём.
— Подожди, Рон, мы не можем оставить его здесь, — а этот женский голос я знаю. Обычно приятный и мягкий, сейчас он звучит резко и с надрывом.
— У нас что, пострадавших больше нет?
— Ты иди, я останусь с ним до прибытия помощи, — голос звучит громче, холодная ладонь опускается мне на лоб. Я улавливаю слабый цветочный аромат, такой знакомый цветочный аромат...
— Гера, — её имя выскальзывает само по себе, почти болезненно, почти с хрипом. Голос осип, горло болит, наверное, я долго пролежал без сознания.
— Д... Драко, — полувопросительно-полуутвердительно говорит она, и я чувствую, как подрагивают её тонкие пальцы на моём лбу. Из последних сил заставляю себя поднять руку и сжать её ладонь. — Всё закончилось. Сейчас придёт подмога, мы уже послали за Помфри.
— Я не успел, прости меня.
Мне так стыдно, милая, мне так стыдно.
— О чём ты? Всё в порядке.
— Я правда очень торопился, Гера, — пытаюсь открыть глаза, но чувствую, как начинаю проваливаться в сон. — Прости меня, милая... Твои пионы...
— Тш-ш. Драко, всё хорошо. Уже пришла подмога, мы тебя вытащим, только не трать силы.
— Гера...
Слышу тяжёлые шаги, что-то рядом звякает, похожее на стекло.
— Гермиона, — Кто? Что это за имя? — Гермиона, отойди, пожалуйста, мы постараемся поднять плиты.
Холодная рука с моего лба исчезает вместе с цветочным запахом её любимых духов. Краем сознания я замечаю, что она говорит кому-то: «Он звал какую-то Геру».
***
Говорят, когда умираешь — перед глазами проносится вся твоя жизнь.
Похоже, я первый человек, которому на пороге смерти чудилась не прожитая жизнь, а вымышленная. Та, о которой грезило моё подсознание.
Уже почти месяц, как я лежу в лазарете. Месяц, как я пытаюсь встать на ноги. Месяц, как я осознал, что моё счастье было всего лишь плодом агонизирующего сознания.
И месяц, как я не видел Грейнджер.
Жалостливая медсестра поделилась со мной секретом, что та каждый день приходит ровно в полдень, но стоит у двери палаты, не решаясь войти. Не знаю почему, но мне нужно её увидеть. Хотя бы для того, чтобы раз и навсегда увериться, что это был сон.
Что мы не женаты.
И она не беременна двойней.
И что мы никогда не назовём общих детей Скорпиусом и Ариадной.
Тихий стук в дверь отвлекает меня от невесёлых мыслей.
— Войдите.
В дверном проёме сначала показывается букет розовых пионов, а затем в комнату заходит и сама Грейнджер. Худая, бледная, с тёмными мешками под глазами и тугой косой через плечо.
Невыносимо далёкая, моя бесконечно прекрасная несуществующая жена.
Машинально опускаю глаза на её живот, вполне ожидаемо — плоский. Я бы даже сказал, впалый, но это уже детали. Грейнджер прослеживает мой взгляд и смущённо топчется на пороге.
Я молча киваю ей на стул у кровати, приподнимаясь на подушках. За последнее время руки стали сильнее, чего пока нельзя сказать о ногах. Мне удаётся шевелить только большим пальцем на правой ноге, но врачи говорят, что функции полностью могут и не вернуться.
«Мистер Малфой, детей вы точно сможете иметь, не сомневайтесь», — вспоминаю, как целитель ободряюще сжимает мне плечо и фальшиво улыбается.
«А кому я такой нужен?» — хочу я ответить ему.
— Ну ты что, — и, кажется, отвечаю, только не целителю, а Грейнджер. — У тебя же есть родители, есть Блейз, есть... Гера.
— Что? — мой голос всё ещё сиплый, слова даются тяжело. — Ты о чём?
Грейнджер мнётся, как первокурсница, отводит взгляд. Что она знает о моём сне? Они что, уже и в голову мою залезли?
— Когда мы нашли тебя... Ты говорил с какой-то Герой... Я... В общем, не знаю, но мне показалось, что вы с ней близки.
На меня накатывает волна облегчения.
Значит, ничего лишнего Грейнджер не знает.
— Так что? — любопытство берёт верх над смущением, и она поднимает на меня пытливый взгляд.
— Гера... — прикусываю губу, подбирая правильные слова. — Мы были знакомы какое-то время. Больше мы никогда не увидимся.
— О, — Грейнджер прикрывает рот рукой, позвякивая браслетом, и я вспоминаю, как во сне целовал её запястье, ощущая губами пульс под тонкой кожей. Вовремя останавливаю себя, чтобы не коснуться её руки, и сглатываю, прикрывая глаза.
В очередной раз напоминаю себе, что это всего лишь сон.
Что передо мной Грейнджер — моя однокурсница, член Ордена Феникса, враг, в конце концов.
А Гера навсегда канула в лету, забрав с собой лучшее воспоминание. Пусть и выдуманное.
— Ты искал её во время битвы, вы разминулись?
— Что-то вроде того.
— Малфой, мне жаль.
У меня нет сил смотреть на неё, поэтому я отворачиваюсь к окну, безучастно наблюдая летний пейзаж за окном.
— Мне тоже.
— Но ты ведь скоро сможешь встать на ноги и найти её!
Тихо хмыкаю, прикрывая глаза.
— Малфой, я серьёзно. У тебя большие шансы на выздоровление, у тебя всё получится! — В запале Грейнджер кладёт свою руку на мою.
— Нет, — отнимаю ладонь, сжимая кулак.
— Что «нет»?
Я и сам не знаю, что хотел сказать этим отказом.
«Нет», — убери свою руку.
«Нет», — никаких у меня шансов.
«Нет», — мне её никогда не найти.
— Малфой...
— Геры больше нет, — глухо отвечаю я, поворачиваясь к ней, всматриваясь в такие знакомые черты абсолютно чужого мне человека. — Геры. Больше. Нет.
— Прости.
Грейнджер встаёт со стула, подходит к окну. Я смотрю на её отражение в стекле, как тогда — в зеркале нашей спальни, пока она заплетает косу. Мне кажется, будто она вот-вот повернётся ко мне и что-то спросит. А я снова ничего не пойму, потому что эти чёртовы шпильки, зажатые у неё во рту, мешают нормально разговаривать.
Но Грейнджер оборачивается молча, только смотрит своими глазищами в пол-лица, долго-долго так вглядывается в меня, будто ответ ищет. А у меня самого сплошные вопросы. Что она хочет во мне найти?
— Я думаю обрезать волосы.
Удивлённо приподнимаю брови.
— Один Пожиратель схватил меня за волосы во время битвы, это чуть не стоило мне жизни, — Грейнджер приподнимает свою тяжёлую косу, словно прямо сейчас собирается это сделать.
— А магическая сила?
Она пожимает плечами, медленно прохаживаясь по палате.
— Каждый раз, как я расчёсываю или заплетаю их, мне мерещится, будто он всё ещё стоит позади меня.
Я бы пожал ей руку, будь это уместно между нами. Я бы сказал ей, что понимаю её, что мне тоже мерещится.
Я бы рассказал ей, как она хороша, когда улыбается. И когда хмурит брови, говоря «не смешно, Драко». И как ей идёт, когда она заплетает эту самую косу, закалывая наподобие ободка вокруг головы.
Я бы пообещал ей, что единственным, кто будет стоять позади неё, стану я. И лишь затем, чтобы прикрывать ей спину.
Но я только спрашиваю:
— Не жалко? — и осторожно поднимаю на неё взгляд.
— Нельзя жалеть о том, что приносит тебе боль, — Грейнджер резко разворачивается и смотрит мне прямо в глаза, будто пытается что-то сказать. — От этого нужно избавляться.
Я хочу сказать, что с удовольствием бы избавился, если бы мог.
Если бы эти воспоминания не были единственным, что помогло мне вызвать Патронуса первый раз в жизни.
Я бы стёр себе память, если бы мне только хватило духу забыть тебя навсегда, Грейнджер.
— Мне пора, Малфой.
Если бы я смог оставить Геру в прошлом и жить дальше.
— В следующий раз не стой на пороге, а заходи сразу. Я не кусаюсь.
Я не вижу, как она краснеет, но краем уха слышу тихий смешок.
— Не забудь цветы в воду поставить.
Следующий вопрос срывается с моего языка раньше, чем я успеваю понять, что говорю.
— Почему пионы?
Грейнджер поворачивается ко мне, её щеки вполне предсказуемо красные.
— Ты говорил о них, когда...
— Ясно, — странно, что она всё ещё помнит об этом.
— И это мои любимые цветы.
— Да ну? — вот теперь я на самом деле удивлён.
Немного помолчав, Грейнджер хочет сказать ещё что-то, но никак не решается. Я наклоняю голову и вопросительно приподнимаю одну бровь.
— А Гера...
Внутренне сжимаюсь, предчувствуя очередной неудобный вопрос.
— Родители хотели назвать меня Герой, — на одном дыхании говорит Грейнджер и, в последний раз взглянув на ошарашенного меня, выходит из палаты.
«...Очень мило, что ты считаешь меня ведьмой...»
«Мы назовём их Скорпиус и Ариадна».
«...мои любимые цветы».
«...хотели назвать меня Герой».
Я перевожу взгляд на букет, одиноко лежащий на тумбочке.
Кажется, целитель прав: у меня всё-таки есть шанс.
