Глава 1- Что значит “не могу купить его акции”? Это абсурд!
Кофе в кружке уже давно остыл, а разгневанный мужчина все продолжал орать в телефонную трубку, пытаясь завладеть этими проклятыми акциями. Казалось, будто от их покупки зависит вся его жизнь, однако в действительности они не были ему нужны – это было дело принципа.
Но женский голос в трубке твердо стоял на своем. Из обрывков, доносившихся из телефона, можно было понять, что акции уже отошли кому-то другому, но нежеланный покупатель упорно отказывался этому верить.
Наконец, он в ярости швырнул телефон на стол, даже не потрудившись нажать на кнопку, чтобы отключить связь. Так что еще с полминуты доносилось электронное женское “Алло! Алло! Вы меня слышите?”
Мужчина долго сидел нахмурив и без того ужасно морщинистый лоб, и его большие, злобные глаза на выкате сверлили чью-то фотографию в газете, лежавшей рядом. Огромная рука медленно опустилась прямо на черно-белое изображение и сжала несчастный лист газеты с изображением владельца этих акций – черт их дери! Даже сейчас этот подлец умудрился испортить ему все дело, заранее продав акции кому-то другому.
Просидев так какое-то время и немного успокоившись, он поднялся с места и, накинув заранее приготовленный пиджак, куда-то быстро ушел.
* * *
При первом взгляде можно было подумать, что в комнате никого нет. Свет был повсюду выключен, и единственным освещением служили большие окна во всю стену. Был облачный, осенний вечер, и в комнате стоял уже практически ночной сумрак.
Ни малейшего звука или движения. И все такое пустое, заброшенное, словно хозяева уехали как минимум на пару недель. Однако же единственная хозяйка дома была все же здесь.
Если напрячь зрение, то можно заметить крошечный силуэт, практически слившийся со стеной. Фигуру можно было принять за детскую, но на самом деле это была маленькая, хрупкая женщина. Несмотря на худобу, она не выглядела больной – скорее очень уставшей. Она неподвижно сидела в темноте и отрешенно вглядывалась в окно. Не потому что высматривала кого-то на улице, а просто потому, что надо было на что-то направить взгляд.
Но вот фигура зашевелилась, и ее тень резко пробежала по стене. Женщина поднялась на ноги и, по-прежнему не включая свет, прошла через всю комнату, по дороге зачем-то мягко касаясь различных вещей, находившихся здесь. Ее маленькие руки нежно скользили по картине на стене, стеклянном стакане необычной формы, декоративной маске, книгам, очкам. Тонкие губы при этом слегка дрожали, словно все эти мелочи были ей неимоверно дороги, но их отнимали у нее навсегда.
Добравшись до двери, женщина покинула комнату.
* * *
Весь день можно было охарактеризовать одним словом: никакой. С самого утра небо было затянуто плотной облачной пеленой, через которую не смог пробиться ни один солнечный луч. И сразу на тело напала непреодолимая истома и сонливость, словно утром забыл зарядить самого себя энергией.
Молодой человек, едва вернувшись с работы, решил не сопротивляться такой погоде и, упав на постель, тут же погрузился в легкую дрему. Пока он витал в своих сонных грезах, можно было спокойно рассмотреть молодца с головы до ног. Его внешность легко охарактеризовать так же коротко, как и весь сегодняшний день: никакая. Фигура среднего телосложения, мышиного цвета волосы, обычные, ничем не запоминающиеся черты лица. Таких людей можно мгновенно забыть, на минуту отвернувшись от них и переключив внимание на кого-то другого. И вся жизнь этого юноши вполне соответствовала и его внешности, и сегодняшнему дню – никакая.
“Никакой” спал достаточно долго и, видимо, проспал бы до самой ночи, но тут в комнате кто-то включил свет, заставивший молодого человека недовольно поморщиться и приоткрыть заспанные глаза. Возле кровати стояла его девушка.
- Ты разве не должен был уйти сегодня? – спросила она.
Юноша рассеянно протер глаза.
- Да? И куда же? – удивился он.
Девушка замялась, прежде чем ответить:
- Ну… Туда…
Она сделала выразительный взгляд, и “никакой” все вспомнил.
- Аааа, точно, - протянул он, - Черт, я уже и забыл! Ну, делать нечего – придется идти, а то что люди скажут...
С этими словами он поднялся и, толком не поправив волосы и костюм после сна, сразу же покинул квартиру.
* * *
Весь день в бедной, но чистой комнате, в которой уже много лет жила одинокая, славная старушка, горели свечи. Несмотря на пасмурный день, она почему-то не стала включать обычный, электрический свет и вместо этого расставила белые свечки по всей комнате. В ее давно поблекших глазах читалась тихая грусть, но на белых губах играла улыбка.
С какой-то особой торжественностью она наводила порядок в своем уединенном жилище и время от времени закрывала глаза и что-то тихо шептала себе под нос. Скорее всего, это были слова молитвы, но невозможно было определить, о чем именно она взывала к небесам – была ли это жалоба, или благодарность, или просьба? Об этом знал только священный образ, расположенный в углу комнаты.
Несмотря на бедное убранство, в комнате было очень уютно, а стол был приготовлен к особому обеду. Белая скатерть и приборы сияли чистотой, а в середине скромного стола стояли несколько бутылок и тарелки с разной едой. Если бы не свечи и торжественная печаль старой женщины, можно было бы подумать, что она готовится к празднику.
Наконец, старинные часы на полке громко возвестили, что наступил нужный час, и старушка, в последний раз сложив руки в молитве и что-то прошептав, накинула платок на плечи и, затушив все свечи, покинула свое тихое жилье.
* * *
На столе творился настоящий хаос: целые стопки каких-то документов с мелким, скучным текстом, две чашки с остатками кофе и мобильник, разрывавшийся от бесконечных звонков.
Во главе этой суеты сидела высокая женщина в элегантной деловой одежде и безупречных туфлях. Ее темные волосы были собраны в тугую прическу, а на длинном носу покоились очки в большой черной оправе. Дама была очень сосредоточена, и ее проницательный, строгий взгляд перебегал с одного листа на другой. Так она провела целый день, улаживая все дела.
С одной стороны, она уже давно поджидала этот знаменательный день и только и мечтала о том, как засядет за все эти бумаги и устроит все замечательным образом. Но с другой, все оказалось гораздо сложнее, так что пришлось убить на это долгие, утомительные часы. В любом случае – оно того стоит! При этой мысли выкрашенные в ярко-красный губы расплылись в довольной ухмылке.
Ну вот – все основные дела решены. Наконец-то! Она только что обеспечила себе счастливое, безбедное существование на много лет вперед. Ах, до чего чудесный день!
Тут белоснежные зубы виновато закусили ярко-красную губу, и на зубах остался тонкий алый след. Все-таки это перебор с чудесным днем… Женщина даже испуганно огляделась, словно ожидала немедленной кары за свои преступные мысли. По крайней мере сегодня не стоит так откровенно показывать свою радость и стремление поскорее покончить со всем этим. Нет, сегодня все будут смотреть на нее и внимательно следить за каждым движением и каждым выражением лица. Нужно заранее настроиться.
Одернув себя, дама снова приняла серьезный, холодный вид и, собрав последние документы в одну стопку, поднялась из-за стола, чувствуя, как с трудом разгибаются затекшие мышцы. Стараясь и дальше сохранять такое выражение лица, дама покинула свой дом.
* * *
- Ну вот, дружок, теперь это твой новый дом.
Пожилой мужчина с улыбкой распахнул входную дверь, и большой, благородный пес ступил на порог и бросил вопросительный взгляд на своего нового хозяина.
- Иди, иди, - подбодрил тот, и пес уверенно затрусил внутрь дома, с любопытством обнюхивая все, что встречал на пути.
Мужчина немного постоял в дверях, наблюдая за ним, а затем глубоко вздохнул и отправился следом. Он и не ожидал, что придется забрать собаку себе, но иного выхода не было – по-другому просто нельзя.
Старик вошел в гостиную, где уже расположился новый жилец дома. Собака устроилась в одном из углов и с интересом следила за ним. Она давно привыкла к этому человеку и знала, что он близкий друг ее прежнего хозяина, потому легко последовала за ним, словно тоже понимала, что по-другому нельзя.
- Какая умница! – ласково произнес мужчина и расположился рядом в глубоком кресле.
Его лицо вдруг помрачнело, и он о чем-то глубоко задумался, подперев подбородок морщинистой рукой. Разум наполнился множеством самых разных воспоминаний, но сегодня даже самые счастливые из них показались одинокому старику очень грустными. По сухой щеке быстро пробежала прозрачная слеза, и старик тут же оттер ее, словно устыдившись своей слабости.
Собака, почуяв его грусть, медленно приблизилась к креслу и, тихо поскуливая, положила большую голову ему на колени. Новый хозяин снова ласково улыбнулся ей и потрепал густую холку. Так двое стариков, двое старых друзей оба придались горьким воспоминаниям, а спустя пару часов они вместе снова покинули дом.
* * *
- Навязали обузу! – в очередной раз за сегодня недовольно пробурчал неприятного, болезненного вида старик, - Лицемерие, сплошной фарс!
Он редко бывал в хорошем расположении духа, но сегодня был особенно ворчлив.
Несмотря на желтую, сухую кожу, глубокие морщины и полностью седые остатки волос, он был на самом деле моложе, чем выглядел. Но годы стресса, желчи и нездорового образа жизни сделали свое дело. Он с юности жил совершенно один, но вовсе не тяготился своим долгим одиночеством. Правда, с годами у него появилась привычка обстоятельно разговаривать с самим собой.
- Прогнившие люди! – продолжал изливать злобу старик, слоняясь по всей квартире, - Где же раньше были их жалобные всхлипы? Ааа, только сейчас проснулись. Смотреть тошно!
Он разыскал, наконец, свой единственный парадный костюм, который не надевал уже много лет, и принялся щеткой вычищать пыль и мелкий пух. Его совершенно не смутило, что от костюма шел резкий, неприятный запах старых вещей, а когда-то белоснежная рубашка успела пожелтеть.
- И какого черта мне туда идти. Все и так знают, что мне все равно. Я бы и к собственному отцу или сыну не пошел – что за глупости! Можно подумать, они бы это смогли оценить. Вот и здесь – что за проблема: ему уже не до нас всех. Так нет же, иди, притворись со всеми!
Старик ни на минуту не умолкал, пока облачался в “парадный” костюм. И, пока шли сборы, всему миру – “прогнившему и мерзкому” – досталось как следует. Не удивительно, что с этим ханжой никто не смог ужиться на протяжении всей его жизни.
Наконец, сборы были закончены, и старый циник, все еще недовольно бурча, отправился “притворяться вместе со всеми”.
* * *
Вместо эпилога.
Этот пасмурный день – такой разный для всех – близился к концу, и давно наступил еще более хмурый и унылый вечер. В другой день можно было бы пожаловаться на такую серую погоду и отсутствие солнца, но сейчас погода вполне соответствовала происходившему мрачному действию.
Торжественные похороны заканчивались вместе с этим днем. Гроб уже зарывали в могилу, и толпа скорбящих родственников, друзей, коллег, знакомых стояла по краям и провожала останки того, кто когда-то был человеком.
Здесь были и наши знакомые: морщинистый, агрессивный бизнесмен (“Даже после смерти мешаешь моим делам!”); та, что искренно любила и была любима (“Боже, его действительно больше нет!”), знакомый то ли по работе, то или еще откуда-то (“Поскорей бы уже – холодно!”); пожилая женщина (“Упокой Господь твою светлую душу, и спасибо за все добро, что ты для меня делал!”); богатая вдова (“Если я переведу средства с этого счета до завтра…”); два старых, верных друга (“Ну что, бедняжка, остались только мы с тобой, да?”); старый циник (“Смотреть противно! Сплошной фарс!”).
Внешне каждый, несмотря на такие разные мысли, устремлял взгляд, полный грусти, на крышку гроба, постепенно исчезающую под землей. И каждый из них провожал в последний путь разных людей, хотя в гробу и лежал только один.
