Sweet SixteenГермиона не верила в предсказания в принципе, а метеорологи, хоть вроде и руководствовались наукой, слишком часто попадали пальцем в небо, извините за невольный каламбур. В начале июня погода менялась быстро и круто: ещё утром ей пришлось, прикрываясь руками от противной измороси, купить в «Теско» одноразовый дождевик; а в час дня уже им оставалось только мечтать о холодке. Даже мерзлячка Анжелина скинула свой свитер и растянулась на полу в одной майке, нежась под солнцем из не зашторенного окна. На небе ни намёка на облачко.
С победным рёвом Келла наконец нашла в ворохе то, что искала, и представила им свой выбор: два оранжевых мотка толстых ниток. Один посветлее, почти янтарный, другой с насыщенным красным оттенком. Восхищённо охая, Алиша почти передумала насчёт золотых колец в своих косичках. Гермиона задумчиво нахмурилась и, пока не засомневалась, показала на коралловый. Анжелина, одобрительно кивнув, подтянулась с пола, забирая моток ниток. В школе она частенько помогала им с плетением или зельями для чёрных волос, так как с детства наблюдала за работой в мамином салоне красоты в Уайтчапле. Многие магглы называли мисс Джонсон настоящей волшебницей, хотя это тут было, конечно же, не при чём. Вот Гермиона тоже была волшебницей, и всё же не имела никакой власти над собственной своевольной кудрявой гривой.
Квартира Джонсонов находилась как раз над их салоном, и девчонки расположились с блоком имбирного пива (заколдованного, чтобы не нагревалось) в комнате Анжелины. Алиша валялась на кровати, листая старые журналы, Келла любовалась в зеркале своими узелками банту и новенькими яркими ногтями, а Гермиона старалась сидеть как можно неподвижнее, чтоб не мешать мастерице. С цокольного этажа доносилось жужжание фена и ненавязчивая маггловская музыка. Анжелина то ли подпевала радио, вплетая ей в волосы коралловые нитки, то ли нашёптывала заклинания, чтоб волосы были послушнее.
Её пальцы перебирали жёсткие пружинки-прядки словно исследователи, продирающиеся сквозь джунгли, по которым до этого не ступала нога человека. Прическа Гермиону мало волновала, было вещи гораздо важнее, но иногда, конечно, было обидно. Рон и Гарри за неё жизнь отдали бы, без сомнения, но в ситуациях вне категории жизни и смерти они были обычными тупоголовыми троллями. Гермиона невольно улыбнулась. Прошла всего неделя летних каникул, а она уже соскучилась по своим тупоголовым троллям.
В начальной школе натуральная шевелюра была против правил: причёска должна была быть аккуратной, деловой, не привлекающей внимания. Родители отдали её в частную Хампстедскую школу: из восьми девочек пятеро были чистыми англо-скотками, одна была полячкой, другая парси — и никто здесь просто не был готов к этнической шевелюре. Ножницы заедало, гребни намертво застревали, никакой клей и никакие ленточки не удерживали её. Шапка из волос только ещё больше вилась и пушилась. Невольное нарушение правил ранило Гермиону в самое сердце, но что ей было поделать?
Анжелина и Алиша, конечно, восхищались её гривой, у них натуральные волосы росли плохо, но разбережённую душу это не удовлетворяло. Во время Истории Магии, особенно скучая, Рон опускался до низменных развлечений: сколько перьев и всякой всячины он сможет засунуть ей в волосы прежде, чем она заметит. А вот Виктор… Виктор влюбил её в свои волосы, научил её гордиться ими. Он проводил её к гостиной Гриффиндора после одной из прогулок. Они не ходили в Хогсмид, гуляли вокруг озера, подальше от дурсмтрангской субмарины. Зимой там холодина, скользко, но зато людей не было. Виктор настоял на том, чтоб отдать ей свои рукавицы, проводил её до замка, поцеловал холодными колючими губами в щёку, улыбаясь, словно выиграл Турнир Трёх Волшебников, словно выиграл Чемпионат Мира по Квиддичу, словно выиграл что-то больше и лучше, и что-то в ней сломалось. Лёд в её собственном озере тронулся под горячим дыханием приближающейся весны. Гермиону бросило в жар, и — мысли не успевали за действиями — она накинула на шею ему свой школьный шарф. Он ведь пойдёт ещё обратно по морозу, и в субмарине у них промозгло, он сам рассказывал. В Дурмстранге не приветствуют удобства.
Виктор рассматривал шарф с недоумением, а потом улыбка вернулась, осветила обычно неприветливое лицо, кажущееся Гермионе вдруг невероятно красивым.
— Подарок от маленькой львицы, — сказал он, — тебе так подходит их символ. Герб. Их герб.
И в этот момент раскрасневшаяся из-за мороза и собственной смелости, маленькая львица пригладила собственную гриву, ясно как день осознавая свою первую влюблённость. Его рукавицы, в которых тонули её ладони, его ледяные губы, тёмные-претёмные глаза, его маленькая оговорка только что — она будет всё это обдумывать вечером, лежа в кровати, днём за обедом, она запомнит это надолго и будет вспоминать даже тогда, когда влюблённость, как ей и полагается, пройдёт, когда она влюбится в кого-то ещё… Это маленькое чувство, горящее внутри словно глоточек огненного виски, который ей подсунул во время бала Фред, останется особенным.
Гермиона вернулась в жаркий летний полдень, в покрытую плёнкой пота кожу, в тихую песню, доносящуюся снизу, в ленивое молчание, установившееся между ними. Алиша свесилась с кровати, подавая ей покрытую конденсатом жестяную баночку. Гермиона приняла имбирное пиво, дёрнула пальцем колечко, но не стала открывать, оставив его холодить руки.
Пока они закончили, небо уже затянуло тучами, потемнело. На улицах загорелись вывески, отбрасывая в окно отсветы. Заглянув перед уходом на две минуты в салон, они поболтали с мисс Джонсон, Анжелина перекинулась комплиментами с парой посетительниц. Одна из них отметила косички Гермионы, сказала, что ей очень идёт цвет. Внутри защемилось странное приятное чувство. Надо было сделать колдографию, отправить Виктору. Только сделать как будто между прочим: на фоне какого-то постера, чего-то смешного. Если просто так отправить, «чтоб ты не забывал, как я выгляжу!», он ответит нечто вроде «Как будто я смог бы забыть», вот так коротко одной фразой разбивая её в дребезги, заставляя её лезть на стенку и прятать лицо в подушке. А они были друзьями сейчас. Ну или что-то такое. Недосказанное, оборванное на середине.
Ли Джордан уже ждал их на Камден Таун. Завидев их, он скинул капюшон толстовки. Его дреды доставали уже до груди, и он завязывал их в хвост, и бородку уже успел отрастить. Как только они оказались на расстоянии вытянутой руки, он сгрёб их всех разом в медвежьи объятия.
— Томас свинтил, — вместо приветствия возмутился он. — Сказал, что устроился на подработку. А я даже комнату убрал, чтоб этому Казанове не пришлось брать либо битком набитый поезд, либо ехать одному посреди ночи.
— Это законно? — поддержала его возмущение Гермиона. — Ему разве есть шестнадцать?
Келла прыснула и потянула их на людную улицу.
— Перестаньте, как будто не знаете, что он копит на подарок Джинни, — остудила их пыл она. — Всё правильно делает. Не мешки же таскает и не в пабе барменит, а в супермаркете расставляет товары по полкам. Он и в ус не дует, супермаркет-то маггловский.
— А ты откуда знаешь? — спросила Алиша, подмигивая симпатичной девушке в палатке футболок с принтами.
— Он советовался, что ей подарить, — как само собой разумеющееся ответила Келла. — Хочу курицу и картошку с мороженым, шевелите задницами, пожалуйста.
Гермиона нахмурилась, чувствуя себя слегка уязвлённо. Она дружила с Джинни и знала её намного лучше, так почему Дин не спросил у неё? Потому что из их компании он теснее всего общался с Келлой, тут же пристыдила себя Гермиона, ближе, чем с ней, он был только с Симусом, а с Симусом они были почти что сиамскими близнецами. Ей не нравилась тревожность, всегда маячащая где-то в задних мыслях. «Никто тебя не ненавидит. Успокойся».
Проще сказать, чем сделать.
На углу примостился чикен-шоп. Место нашли Ли Джордан, Дин и Келла, и как подозревала Гермиона, гонимые голодом после того, как хорошенько накурились. Гермиона не спрашивала, потому что, когда однажды спросила, Дин ответил, что и ей не помешало бы, может, расслабится хоть раз в жизни. Но тут всё и так ясно, как иначе они бы забрели сюда? Доверия забегаловка не внушала, начиная с вывески, копирующей КФС, и заканчивая двумя пластиковыми столами с шаткими ножками. Рай Рональда Уизли.
— Наша Хампстедская принцесса подобные харчи не жалует? — беззлобно уколол её Ли Джордан.
Фыркнув, Гермиона пошла первой к кассе. Это в первый раз она предвкушала диарею на следующее утро. Сейчас она вполне спокойно брала себе запатентованную Келлой картошку со стаканчиком мороженого. Чувствовала она себя при этом отпетой смутьянкой.
Стоящий у кассы парень спросил, где она учится, с её губ уже почти сорвалась отработанная ложь о школе для девочек у черта на куличиках, как тут через её плечо выглянула Алиша.
— Ой, не старайся, она у нас исключительно по белым парням, — хихикнула она.
— Я? Что?! Я вовсе не… — опешила Гермиона.
— Гидеон Локхарт, — сразу же предъявила она.
— Да ты сама по нему сохла, — улыбаясь, подначила ту Анжелина.
— А что насчёт Гарри? — не унималась Алиша.
— Мы друзья! — запротестовала Гермиона и, не выдержав, назидательным тоном добавила. — У него смешанная кровь!
— Лонгботтом?
— Да нет, там он давно и безнадёжно, — покачала головой Келла, а затем заговорила с карикатурным русским акцентом. — Но давайте вспомним Виктора Крама. Даже не отрицай, я как-то застукала вас!
Ли Джордан самодовольно усмехнулся, и Гермиона поняла, что проиграла.
— Ну и наш Рон, конечно, — но он всё же сжалился, — хотя Уизли приглашены на семейное барбекю. Сопротивляться этой семейке бесполезно, как мы видим на примере Энджи и бедняги Томаса.
Пытку прервал парень с кассы, передавший ей злопучную картошку с мороженым. Гермиона села с подносом у окна. Разъяснилось.
Она любила Лондон, чувствовала себя живой в море спешащих людей, любила метро (кроме Сентрал Лайн, если ад существовал, это была Сентрал Лайн), любила подозрительные чикен-шопы и толпы туристов у палаток с футболками в принтах. После школы они с Гарри планировали съехаться на Гриммо. Гарри терпеть не мог одиночество, а Гермиону тянуло куда-то центральнее Хампстеда.
А на старости лет она купит себе коттедж где-нибудь в глуши. Возможно, во Франции? Где-нибудь, где видно небо. Огни города на огни небесные, она не сама это придумала, подсмотрела где-то, чувственно, пафосно. Поэтичность была ей чужда, но манила её, сухую книжную страничку, на которой ровным почерком были стихи.
Когда она вернулась домой, родители уже поужинали и читали в спальне. Заслышав как она кралась по коридору, стараясь не наступать на скрипучие половицы, мама громко пожелала спокойной ночи. Всё ещё воображая, что была неуловимой и ловкой, Гермиона, проскользнула в приоткрытую дверь, не включая свет.
Из темноты мигнули два горящих глаза, и Гермиона вскрикнула, выхватывая из кармана палочку.
Сычика это не напугало. Он недовольно хмыкнул и потряс лапкой, привлекая её внимание к привязанному конверту.
Почерк у отправителя был корявый, на первой же странице Гермиона заметила пару синтаксических и орфографических ошибок, в левом углу красовалась клякса — но это всё было так неважно сейчас. Письмо было коротким, в его манере. Переводить бумагу было её прерогативой.
«Ну как ты там, сделала уже всю летнюю домашку? Уверен, ты там помираешь со скуки в своём Лондоне… Я. Ну в общем. Приезжай в Нору. Там не только я буду, там Джинни, вы же дружите, и Фред с Джорджем иногда проездом, вот, и Гарри я тоже пригласил, будет классно, если ты — вы проведёте у нас лето, в общем, вот так. Нора не Британская Библиотека, конечно, но у нас куча вонючих гномов, можешь позащищать их от мамы. Они те ещё ублюдки, на самом деле, и зачем я подал тебе идею…»
Свернувшийся на кровати Живоглот недовольно приоткрыл глаз, когда она упала рядом с ним и уткнулась в него лицом, но с места не сдвинулся, ещё чего. Гермиона прижала к себе кота, чувствуя, что ещё чуть-чуть и она попросту взорвётся.
Рон напоминал ей июньскую погоду, непредсказуемую, дождь пополам с солнцем, в одну минуту туман, в следующую жара.
Он сам встретил её на вокзале, взял чемодан, и не проверяя даже, последовала ли она за ним, семимильными шагами направился куда-то. У Гермионы ноги в два раза короче, так что она за ним едва не бежала, обмахиваясь воротником блузки.
— Духота, — растягивая гласные, сказал Рон, — пойдём купаться? Если не боишься, что водяной за пятки утащит на дно.
В голубых глазах искрилось веселье. В волосах отблескивало золотом солнце, а ладонь, в россыпи веснушек, с натруженными костяшками, с длинными пальцами, легла на её плечо, так легко накрывая его. Плечо покрылось гусиной кожей. Наступила долгожданная прохлада, пожар потух, воцарилось спокойствие. Его рука опустилась по её руке, большая ладонь нашла маленькую.
— Не отставай, а то всё лето пропустишь, — он на неё не смотрел, но уши у него порозовели.
Вот бы время остановилось.
