Глава 1Гермиона опустила глаза и посмотрела вниз, на свои колени. Он смотрел на нее, от этого кожа покрывалась мурашками и ладони страшно зудели. Он смотрел. Гермиона чувствовала это сердцем. Он смотрел, и дышать от этого становилось тяжелее.
— Малфой пялится на нас, — услышала она голос Рона, — держу пари: змееныши что-то задумали.
— Я не позволю им снова сорвать урок Хагрида! — взвился Гарри. — Он только вернулся, и мы не можем допустить, чтобы Амбридж его уволила!
Рон согласно кивнул:
— Мы объясним слизеринцам, что к чему, если понадобится, то и силой.
Жжение на коже прошло, и только тогда Гермиона подняла глаза. Мальчики представляли собой концентрацию решимости: Гарри продолжал испепелять взглядом Малфоя, который уже отвернулся, а Рон хрустел пальцами, точно разминал их для исполнения угрозы.
На прошлом уроке по уходу за магическими существами слизеринцы нарочно выпустили плотоядных слизней, и те, вырвавшись на свободу, разбежались по огороду Хагрида в поисках пищи. Слизеринцы, визжа, кинулись в замок. Они кричали, что Хагрид подверг учеников опасности на уроке. Самая большая опасность от слизняков — это испачкаться в жиже, которую те испускают. Страшна ли она змеям? Вряд ли. Но Хагриду скандала хватило. Только протекция Дамблдора помогла заткнуть писклявую Амбридж и убедить всех, что слизни абсолютно безопасны.
Ясно, почему Гарри и Рон не хотят повторения той истории. Гермиона поддерживала их: Хагриду и без того хватало проблем.
Времена были неспокойные. Затишье перед надвигающейся бурей. Но школа, ее каменные стены, давали иллюзию защиты. И подобие нормальной жизни. И это все, на что можно было рассчитывать на пороге второй магической войны.
— Нам пора идти, — сказала Гермиона, подхватывая свою неподъемную сумку и закидывая ее себе на плечо.
Нужно пораньше прийти на опушку леса, чтобы занять место в первом ряду. Конечно, чтобы лучше слышать объяснения Хагрида. И, конечно, чтобы быть подальше от Малфоя, который предпочитал оставаться максимально далеко от толпы студентов.
***
— Сегодня мы будем изучать огненных саламандр, — пробасил Хагрид. Он был доволен.
— Почему не карликовых пушистиков? — недовольно пробурчал Рон, вспомнив о милых крохах, которых недавно создали Фред и Джордж, — почему саламандр?
— Они славные, — ответил ему Хагрид, — если знать, как к ним подступиться.
Две саламандры резвились в костре, то выпрыгивая из огня, то опять ныряя в него. Зрелище завораживало, но еще больше пугало, потому что саламандры то и дело открывали рот, выпуская оттуда клубы дыма и огненные искры, которые никого не задевали, но только потому, что саламандры находились далеко. Приближаться к ним точно не хотелось.
— Вы с ними подружитесь, — уверенно изрек Хагрид, — подойдите и познакомьтесь!
Гарри отступил на пару шагов назад: он опасался, что знакомиться с саламандрами первым придется ему. Рон тоже не спешил геройствовать, он встал рядом с Гарри, так что Гермиона оказалась единственной в первом ряду.
— Чтобы они нас подожгли? — послышался голос Малфоя. В этот раз он изменил своим привычкам и подошел ближе к троице. — Доделали то, что не смогли гиппогрифф, соплохвосты, шишуги и слизняки?
Стало трудно дышать, а еще труднее — сосредоточиться на занятии, когда он был так близко. В легких приятно саднило от запаха его духов, а зрение затуманивалось от волнения: когда Малфой был рядом все остроты и умные слова вылетали из головы.
— То есть убили нас? — поддержала Малфоя Пэнси Паркинсон.
— Или покалечили? — продолжал Малфой.
Воздух от близости Малфоя густел. Он не обладал живительной прохладой, не питал кровь кислородом. Рон говорил, что Малфой отравляет воздух. Гермиона же не говорила, но считала, что он не отравляет, а наполняет. Приукрашивает. И это было просто ужасно. Гораздо хуже, чем если бы он просто отравлял.
Потому что в глубине души, где-то там на задворках сознания Гермиона понимала, что Малфой прав. Они не признавали хозяев, они не поддавались дрессировке, они любили только огонь и нападали на всех, кто хотел его потушить. Показывать их в классе — на поляне, где осенняя трава пожухла и была готова вспыхнуть от любой искры было, мягко говоря, неосмотрительно. Но признаться в этом — значило предать друзей. Значило предать Хагрида. Предать еще раз, потому что одно предательство она уже совершила: когда влюбилась в Драко. И она смело подняла руку, чтобы доказать себе или остальным, что она на стороне друзей — всегда, что бы ни случилось. А еще — оказаться подальше от Малфоя, потому что, пока он был рядом — она себя не контролировала.
— Можно я пойду знакомиться?
Хагрид просиял.
— Гермиона, конечно же! — воскликнул он, радуясь, что не пришлось никого называть самому. — Вон ту, — кивнул он на ящерицу, которая только что сделала сальто и исчезла в огне, — зовут Магнолия — она у нас гимнастка, — анонсировал Хагрид, — а эта — кивнул он на ту, что медленно ползала вокруг огня, — Розали, и она, как видите, ужасно ленива.
Хагрид с такой любовью говорил о своих подопечных, что на секунду, на маленькое мгновение, всем показалось, что создания с такими именами и характеристиками не могут быть опасны, но они, тут же, как по команде, одновременно рыкнули, пламя вырвалось из их ртов. Пожар не начался только потому, что вокруг костра уже был пепел.
— Подбрось в огонь дров, — сказал Хагрид, протягивая Гермионе охапку хвороста, пока все внимательно смотрели, как пламя, выданное саламандрами, затухало на выжженой земле.
Гермиона взяла хворост и сделала шаг к костру.
— Если что: используй Агуаменти, — закончил инструктировать Хагрид.
— Знаю, — тут же ответила Гермиона и сделала еще пару шагов к огню. Толпа расступалась перед ней, удивляясь ее то ли глупости, то ли смелости, то ли и тому, и другому.
***
— Все-то она знает, — услышала она голос Малфоя, когда толпа учеников осталась позади. Гермиона смотрела только вперед, не выпуская из вида резвящихся саламандр. — Что, самая умная?
Гермионе пришлось повернуть голову, чтобы убедиться: Малфой стоял на расстоянии вытянутой руки, скрывшись от глаз однокурсников за деревьями.
Пожалуй, это не те слова поддержки, которые она рассчитывала получить, оказавшись в зоне огня саламандр. Но Малфой никогда не оправдывал ее ожиданий.
Язвительный, наглый, вечно в окружении друзей, вечно ухмыляющийся и доводящий Гарри и Рона до истерик. Иногда, как всякая влюбленная девушка, она мечтала о том, что однажды на уроке трансфигурации откроется дверь и Малфой, заглядывая в класс, попросит ее на пару слов. Мальчики тогда подорвутся и не захотят ее отпускать, но Макгоногалл кивнет, и, до того как Гарри и Рон ее остановят, она выпорхнет в коридор, где Драко, разумеется, ее поцелует.
Или в коридоре, когда Гермиона будет возвращаться поздно вечером из библиотеки, потухнут все факелы, и Малфой преградит ей путь. Или даже на глазах у всех он обнимет ее и уведет за собой.
Но этого не происходило. Ничего из того, что бы хотела получить Гермиона, она не получала: ни теоретически, ни практически. Малфой вступил в Инспекционную дружину и снимал баллы с гриффиндорцев. Малфой открыл клетку со слизняками и рассказал про сорванный урок Амбридж. Малфой цеплял Рона и Гарри при каждом удобном случае, а ее — показательно игнорировал. А сейчас — еще и преследовал.
— Да уж поумнее некоторых, — все, на что хватило Гермиону сказать в свою защиту. Если бы Малфой был подальше — сделал бы пару шагов назад, чтобы у нее было пространство подумать, не глядя в его серые и холодные глаза, она придумала бы что получше. Дала бы отпор, как следует. Но сейчас — это был максимум.
— По-твоему, это умно — стать топливом для саламандр?
— У меня же есть хворост, — потрясла она кучей дров в руках.
Малфой изогнул губы в улыбке. Не-настоящей, искренней. Нет. Его улыбка была показательной: показательно-снисходительной и вымученной.
— Этот хворост помешает тебе достать палочку, — изрек он.
И это было… Разумно? Как она сама не подумала об этом. Руки были заняты, а палочка так неудобно ютилась в кармане, что достать ее в таком положении было почти нереально. Это все влияние близости Малфоя! Гермиона сама не могла бы забыть о такой важной детали.
— Раз ты такой умный, — слово «ты» Гермиона выделила особенно, — так иди и подкинь дров сам, — она попыталась всучить ему охапку в руки, пока тот стоял к ней близко-близко.
Он спешно увернулся от нее и, не позволив даже прикоснуться к нему, отступил назад.
— Ну уж нет, ты в это ввязалась — ты и разбирайся.
Гермиона почувствовала, как ее наполнили обида вперемешку со стыдом. Гермиона подумала, что ее прикосновения ему могут быть противны, а этот его разговор с ней — лишь способ поиздеваться. Она не рассчитывала на другое, но его ответ опять разочаровал. Как всегда и бывало — Малфой не оправдал ее ожиданий.
И от этого становилось грустно. Так грустно, что хотелось разреветься. Хотелось все бросить и сбежать, закрыться в спальне и жалеть себя за то, в кого ей не посчастливилось влюбиться.
Тот, другой Малфой из мечты, разумеется, подхватил бы дрова и сам смелым шагом отправился бы к саламандрам, а Гермиона осталась бы на месте, направляя палочку на костер, страхуя его. И его бы не остановили ни Гарри и Рон, которые внимательно наблюдали за их дискуссией, ни похвала Хагрида, ни разочарование в нем Амбридж, ничего не остановило бы его от желания помочь Гермионе.
Но Малфой из настоящего просто остался стоять на месте, пока Гермиона, удобнее перехватив хворост, быстро пошла навстречу ящерицам. Малфой не моргая смотрел ей вслед.
***
Грейнджер никогда ему не подходила. И дело было даже не в ее крови и не в ее происхождении. Она была до ужаса приставучей, всезнающей и раздражающей особой, подругой еще более раздражающего Поттера. Но это не мешало ей наполнять каждый сон Малфоя и, как назло, то и дело мелькать перед его глазами в жизни.
Что в ней такого? Он пытался понять это постоянно: когда сталкивался с ней в коридорах, когда пререкался со святым Поттером и его нищим другом, когда они сидели на уроках и когда завтракали в Большом зале. Вот и сегодня — утро началось не с плана «как избавить Хогварст от преподавания лесничего», а с созерцания алеющих щек Грейнджер. Что заставило ее покраснеть? Малфой так и не нашел ответ, а когда его взгляд перехватил Поттер, вперившись в него, точно почуяв, на что Малфой бесстыдно претендует, причина смущения Грейнджер была и вовсе потеряна.
А дальше — урок с саламандрами. Какой дурой надо быть, чтобы добровольно поднять руку и пойти к костру?
Конечно, в копилке Грейнджер были еще более опасные приключения: ночные вылазки в библиотеку, усмирение трехголового Пушка, встреча с Василиском, непонятно как провернутое спасение Клювокрыла, роль пленника в турнире трех волшебников… Но все это было едва значимым, потому что не происходило на его глазах. А сейчас, когда саламандры были близки, а Грейнджер так упряма и так неосмотрительна, он не смог стоять в стороне.
— Я сейчас, — кивнул он Пэнси, Тео и Блейзу, которые сегодня почти насильно заставили его подойти ближе к месту, где стоял преподаватель. Драко надеялся, что они ничего не заподозрили, потому что обычно Малфой предпочитал держаться в стороне от Золотой троицы, чтобы не видеть, как Грейнджер мило воркует с Уизли и Поттером и защищает полностью некомпетентного в преподавании Хагрида.
Драко надеялся, что у Поттера и Уизли хватит ума не отпустить Грейнджер, но они молчали, когда та, гордо схватив охапку, зашагала к костру.
***
Гермионе не было страшно. Саламандры не выглядели устрашающе. Чем ближе она подходила, тем четче видела узоры на их спинах, блестящие глаза и маленькие лапки. Они играли в огне и не собирались нападать на нее, когда она бросала ветви в огонь. Она даже улыбнулась Монике, когда та, резко развернувшись, выгнула спину и повиляла хвостом. Розали кружилась вокруг нее, то вспыхивая, то угасая. Когда налетел ветер, Гермиона не ожидала от них опасности и уже была близка к тому, чтобы развернуться и уйти назад. Но порыв ветра заставил верхушки деревьев Запретного леса опасно наклониться, а языки пламени затрепетать. Огню показалось, что его хотят затушить. А ящерицы не могли допустить этого. Решив, что Гермиона виновата в том, что гаснет огонь, саламандры вместе открыли пасти, чтобы опалить ее.
— АГУАМЕНТИ! — услышала она голос Малфоя сзади, который, хоть и не пошел за ней, но стоял неподалеку, сжимая палочку в руках, чтобы что… Спасти ее? Из его палочки вырвалась вода, и, окатив ее с ног до головы, потушила костер с ящерицами, не позволив им обжечь Гермиону.
Гермиона не успела подумать об этом, как услышала топот приближающихся к ней ног и взволнованные голоса:
— Гермиона! Гермиона, ты в порядке?
Гарри, Рон и Хагрид оказались рядом так быстро, точно разделяющее их расстояние было ничтожно. Или Гермиона слишком долго стояла, шокированно наблюдая, как вода стекала по ее одежде и разбивалась о землю, а Малфой исчезал за деревьями.
***
Он ее спас. Это было неоспоримым фактом и непостижимым открытием. Мальчиков больше волновало, пострадали ли она, а Хагрида — пострадали ли саламандры, в то время как сама Гермиона думала о другом. Малфой. Невыносимо далекий и просто невыносимый.
Он снова смотрел на нее в Большом зале — она видела.
И почему-то не рассказала мальчикам о том, что на самом деле произошло. Потому что признаться в своей влюбленности было опрометчиво. Было неправильно. Это было что-то, что принадлежало только им, и поделиться этим она не могла. Но ей хотелось. Сладостное чувство влюбленности медленно растекалось по венам и наполняло каждую клеточку, заставляя сердце радостно трепетать.
Он смотрел на нее, и она понимала, что он может не соответствовать ни одному ее критерию. Ни на йоту не быть тем, каким она хотела, чтобы он был. Он может никогда не постучать на уроке трансфигурации и никогда не зажать ее в темном коридоре. Никогда не показать своих чувств прилюдно и никогда не признаться ей. Но вот в чем дело — это не ослабляло ее любовь. Малфой мог быть совершенно невыносимым, язвительным, грубым, но разве это повод его разлюбить? Особенно, когда в ее сердце появилась она — надежда.
Он смотрел на нее, и ее кожа снова покрывалась мурашками. Гермиона смело подняла глаза и улыбнулась ему.
***
Грейнджер все еще не соответствовала его ожиданиям. Маленькая, гордая гриффиндорка, задирающая нос до небес. Раздражающая своим присутствием и этим — все переворачивающим внутри — взглядом, сейчас смотрела на него, смело отвечая на его взгляд. Теперь она заставила его смущаться. Но Малфой не будет Малфоем, если позволит его сломить! Он спас ее — и что с того? Его никто не видел, кроме нее самой, а это значило, можно и дальше делать вид, что его друзья не замечают его чрезмерное внимание, направленное на гриффиндорский стол и то, что он нарочно игнорировал Грейнджер и его отсутствие в тот день, когда урок Хагрида был сорван. В очередной раз.
Нет, он не собирался сдаваться. Он в открытую смотрел ей в глаза, подмечая, что их цвет сегодня особенно теплый, а ее лицо особенно улыбчиво. Для него?
Он резко встал, подхватив сумку, выскочил из Большого зала, не сомневаясь в одном: она точно пойдет за ним.
Остановившись в тени старого гобелена, он развернулся и с отрепетированной интонацией произнес:
— Грейнджер.
Она стояла напротив него, заключая в себе все его сны и пока не успевшие окрепнуть чувства.
— Малфой, — кивнула она.
У Грейнджер было маггловское происхождение, буйные кудри и бесполезные придатки-друзья. Но еще у нее были слова благодарности, который Малфой был не готов услышать. На самом деле, было неважно, что он сделал. Потому что он не мог поступить иначе. Грейнджер — полная противоположность всего того, чему его учили. Что вдалбливали в голову с четырех лет. Но разве это повод ее не любить?
И, не позволив ей произнести ни слова, он наклонился к ней и быстро поцеловал.
Какая разница, чем закончится эта история? Чем обычно заканчиваются истории первой любви? Если дальше война, смерть и взросление. Если дальше — огромная пустота. Но сейчас Грейнджер — та, кто ему нужна. Сейчас она правильная, несмотря на все недостатки, потому что это — любовь?
